пук приятен, то его особенная и общая польза хорошо доказана, а его так называемая непристойность разбита и уничтожена, и кто смог бы отказать ему в одобрении? Кто осмелился бы обвинить его в непристойности, когда он разрешен и одобрен в некоторых местах, а запрещен в иных единственно в силу предрассудков; коли показано, что он не противоречит ни правилам учтивости, ни благопристойности, ведь он соприкасается с органами с помощью гармоничного звука и никогда не досаждает обонянию зловонным испарением? Возможно ли даже проявлять к нему безразличие, ведь он полезен всем, он рассеивает обеспокоенность относительно болезней, которых опасаются, и приносит всем великое облегчение? Наконец, само общество, неужели оно столь неблагодарно, чтобы не признать свой долг перед ним, тогда как он избавляет его от докучливых людей, ему досаждающих, и дарит ему свои удовольствия, порождая повсюду, где он появляется, смех и игры? То, что полезно, приятно и честно, признается благом и имеет реальную ценность (Cic. L.1 Offices)[198].
Древние были далеки от того, чтобы ругать пукающих, напротив, они поощряли своих учеников, чтобы те вовсе не смущались. Стоики, чья философия была наиболее возвышена в ту эпоху, говорили, что девизом людей была свобода; и самые блестящие философы, даже сам Цицерон, были в том убеждены и предпочитали стоическую доктрину прочим сектам, которые искали удовольствия в жизни.
Все они убедили своих противников, и с помощью оставшихся без ответа аргументов, что среди заповедей здоровья в жизни не только пук, но еще и отрыжка должны стать свободными. Эти аргументы можно встретить в личных посланиях Цицерона к Поэту 174, и там можно увидеть бесчисленное множество добрых советов, например, такой: надо поступать и вести себя во всем согласно тому, как этого требует природа. Следуя столь замечательным предписаниям, бесполезно с пафосом ссылаться на законы целомудрия и приличий, которые, несмотря на почтение, которого они, как утверждается, требуют, не должны тем не менее доминировать над принципами сохранения здоровья и самой жизни.
Но, наконец, если кто-то является в самом деле рабом этого предрассудка, не может разорвать эти оковы и не в состоянии отказаться от пука, когда природа того потребует, то мы предоставим ему средства по крайней мере скрыть свой пук.
Пусть он озаботится в тот момент, когда пук даст о себе знать, сопроводить его энергичным хм, хм. Если его легкие недостаточно сильны, то пусть он громко чихнет, тогда он будет одобрен и даже радушно принят всей компанией и тогда этот пук будет благословлен[199]. Если же он недостаточно ловок, дабы выполнить то или другое, тогда пусть громко харкнет, пусть громко передвинет свой стул, наконец, пусть произведет какой-нибудь шум, который поможет скрыть его пук. Ну а если он не сможет выполнить все вышесказанное, тогда пусть сильно сожмет свои ягодицы, и тогда случится так, что, сжимая и напрягая большую мышцу заднепроходного отверстия, он превратит в самку то, что должно было выступить в роли самца: но эта злосчастная хитрость дорого обойдется обонянию, а не слуху, и здесь выпадет случай следующей загадки в духе галантного Меркурия Бурсо[200]:
Я невидимое тело,
Снизу вылетаю смело;
Но сказать вам постыжусь,
Где я был и кем зовусь.
Силясь похитрее скрыться,
Я коварною девицей,
Что вредит исподтишка,
Обернусь из паренька[201].
Однако я не смогу, в свою очередь, скрыть, что все хитрости часто превращаются в предрассудок того, кто к ним прибегает, и часто случается так, что враг атакует во чреве и безжалостно его разрывает. Откуда и происходят все болезни, о которых мы рассказали выше, в главе III.
Может еще произойти так, что, желая сдержаться, совершают гораздо больше несообразностей, поскольку в этом случае нет возможности вынести боль резей и колик, и тогда переполненные ветрами животы выпускают ужасно смехотворную канонаду. Именно так и случилось с Этоном, о котором говорит Марциал, когда тот, желая поприветствовать Юпитера по древней традиции, склонился перед тем столь низко, что пустил такой пук, от которого содрогнулся весь Капитолий.
Multis dum precibus Iovem salutat
Stans summos resupinus usque in ungues
Aethon in Capitolio pepedit.
Riserunt homines, sed ipse divom
Offensus genitor, trinoctiali
Adfecit domicenio clientem.
Post hoc flagitium misellus Aethon,
Cum vult in Capitolium venire,
Sellas ante petit Paterclianas
Et pedit deciesque viciesque.
Sed quamvis sibi caverit crepando,
Compressis natibus Iovem salutat.
Их три сорта: неоспоримые, необходимые и вероятные.
Неоспоримые признаки – это признаки, чья причина уже очевидна, посему следствие не замедлит проявиться. Так, тот, кто накушался гороху и других овощей, винограда, сырых смокв и выпив сладкого вина, поласкал свою жену или свою любовницу, может готовиться к появлению признаков скорого взрыва.
Необходимые следствия – это те, где из первого является еще и второе, такое как грохот, дурной запах и т. д.
Наконец, вероятные следствия – это те, которые не всегда имеют место и, как правило, сопровождают не все типы пуков, такие как спазмы, шум и бурчание в животе, кашель и мелкие уловки со стульями, чихание или притопывание ногами, совершаемое, дабы не прослыть пукающим.
Полезно предупредить молодых людей и стариков о том, что следует взять привычку вовсе не краснеть тогда, когда они пукают, но смеяться первыми, чтобы оживить беседу.
Еще не пришли к единому заключению, является пукание при мочеиспускании благоприятным или нет; что касается меня, то я его полагаю благоприятным, и я основываюсь на той аксиоме, которую считаю истинной и которая гласит: Mingere cum bombis res est gratissima lumbis[203].
И в самом деле, мочиться, не пукая, это все равно что уехать в Дьеп[204] и не увидеть моря.
Тем не менее обычно мочатся перед тем, как пустить газы, потому что ветры помогают первому делу, поджимая мочевой пузырь, и только затем являют себя миру.
Поскольку существуют лишения разных видов и поскольку часто большое количество людей пукает крайне редко и с трудом и, как следствие, с ними случается несчетное количество несчастных случаев и болезней, я подумал, что должен обратиться к ним и сделать из этого небольшую главу, посвященную лекарствам и средствам, способным возбуждать выпустить ветры, что так терзают. Итак, я бы сказал в двух словах им на пользу, что существует два вида лекарств, дабы спровоцировать ветры, это средства внутренние и внешние.
К внутренним относятся анис, фенхель, куркума, наконец, все ветрогонные и возбуждающие средства. К внешним – клистиры и свечи.
И надо использовать как те, так и другие: они, конечно же, принесут облегчение.
Спрашивается, есть ли гармония между звуками, можно ли их объединить и составить из них единые ансамбли пуковой музыки? Также спрашивается, сколько существует видов пуков, если судить с точки зрения различия в звучании?
Что касается первого вопроса, то один очень известный музыкант ручается за успех этой музыки и со дня на день обещает концерт в этом жанре.
Относительно же второго вопроса, ответ вот какой: насчитывается шестьдесят и два вида звуков пукания. Поскольку, согласно Кардану[205], подекс может воспроизвести четыре простых тона пука – высокий, низкий, отраженный и свободный, из этих тонов образуется пятьдесят восемь штук, которые при сложении с четырьмя первыми в общем составляют звучание шестидесяти двух звуков или видов различных пуков.
Пусть считает тот, кому заблагорассудится.
Спрашивается, можно ли дистиллировать пук химическим путем и выделить из него квинтэссенцию?
Ответ: да, можно.
Один аптекарь совсем недавно признался, что пук относится к классу спиртов, e numero spirituum. Он использовал перегонный куб, и вот как он это сделал.
Он пригласил одну причудливую бернку[206], жившую по соседству, которая за присест кушала столько мяса, сколько было бы потребно для шестерых погонщиков мулов по пути из Парижа в Монпелье. Эта женщина был жертвой своего аппетита и темперамента, она зарабатывала на жизнь тем, чем могла. Он давал ей мяса столько, сколько она пожелает, вкупе с овощами, которые вызывают ветры. Он предписал ей не пукать, не предупредив его об этом заранее. При приближении ветров он брал одну из своих больших емкостей, что использовал для изготовления купороса, и прикладывал эту емкость к ее заду, побуждая ее пукать с помощью приятных ветрогонных средств и заставляя ее пить анисовую воду, а также все растворы из своей лавки, которые соответствовал