Мы отлично знаем, что, проповедуя литераторам любовь к богатству, мы ломимся в открытую дверь; поэтому спешим заметить, что обращаемся мы не к опытным практикам литературного дела, а к юным новичкам, которым ложные идеи, усвоенные на школьной скамье, не дают высвободиться из пелен. Пусть эти юнцы изучат наш кодекс, и им станет ясно, что литература – почтенное ремесло, ремесло, которое позволяет не просто жить, но жить безбедно, и которому можно научиться, как и любому другому ремеслу в сфере промышленности (Raisson 1829: III–IV, VI–VIII, IX–Х).
В первой главе «Слова к читателю» Рессон продолжает развивать те же идеи, причем подчеркивает, что его книга не имеет ничего общего с обсуждением вопросов чисто литературных:
Не подумайте, почтенные читатели, что мы располагаем с помощью наших наставлений сообщить гений или даже талант литераторам, не получившим этих счастливых даров от природы. Мы не намерены даже касаться вопросов искусства и определять, какими дорогами хороший вкус предписывает следовать и каких опасностей велит избегать. Мы не станем ничего говорить ни о классиках, ни о романтиках. Мы не станем собирать воедино правила Аристотеля, Лонгина или еще каких-нибудь риторов, чтобы указать, кого из них надобно почитать, а кого – презирать (Ibid.: 11–12).
Вместо храма Парнаса, резюмирует Рессон, мы проложим дорогу в храм Фортуны.
Далее автор «Кодекса» (совершенно по той же модели, что и через полвека после него Золя) предпринимает экскурс в прошлое и подчеркивает коренное отличие литературы ушедших веков от современной: вплоть до Великой французской революции литераторы жили подаянием или наградами от меценатов, хотя в принципе книгопечатание даровало им возможность сделаться независимыми фабрикантами:
Мы не хотим сказать, что литераторы и по сей день не получают места, пенсии и награды, посвящая свои сочинения духовникам или любовницам короля, министрам, супрефектам или биржевым игрокам; но эти приятные плоды посвящений нынче представляют собой лишь дополнения к доходу наших авторов, тогда как до изобретения книгопечатания они составляли весь их доход целиком. <…>
Французская революция, среди прочих своих многочисленных благодеяний, вселила во все классы общества потребность в чтении, которая поставила торговлю книгами выше всех прочих отраслей торговли и снабдила постоянными клиентами все роды литературы. Предложение здесь столь обширно и разнообразно, что сбыть свой товар при известной опытности может даже посредственность (Ibid.: 15–17).
Правда, в галерее сатирических портретов Рессона есть и такие персонажи, которые практикуют архаические формы зарабатывания литературой. Их Рессон описывает без всякого сочувствия. Например, главу «Лауреат» он начинает с признания, что «хотя в девятнадцатом веке почти все литераторы имеют дело только с книгопродавцем и публикой, находятся еще и сейчас такие, которые, не надеясь разбогатеть на продаже своих творений, предпочитают, как в добрые старые времена абсолютной монархии, основывать свое благосостояние на дарах государей и подарках вельмож» (Ibid.: 56)[347]. А для этого недостаточно просто кропать скверные вирши, необходимо вращаться в нужных кругах и скрывать там свои истинные убеждения. Эту ситуацию Рессон демонстрирует на примере персонажа по имени Сент-Джеймс. В дружеских беседах этот автор щеголяет знанием Шиллера, Шекспира и Гёте (все трое – кумиры романтиков), а своих покровителей академиков именует исключительно «эти старые болваны», но на публике не появляется без Буало под мышкой и Лагарпа в кармане (эти двое – законодатели-классики). Так же действуют Писатель-монархист и Писатель-либерал; разница лишь в том, что один пресмыкается перед покровителями-монархистами, а другой ищет покровительства либералов. Причем оба одинаково беспринципны и остаются в том или ином лагере по чистой случайности, только из карьеризма. Так, молодой человек, в прошлом исповедовавший либеральные убеждения, но понявший, что они на плохом счету у властей, и потому записавшийся в богомольное Общество душеполезной словесности, в ответ на недоуменные расспросы старого приятеля признается: «Лишь только я получу возможность делать карьеру, объявив себя либералом, я немедленно расстанусь с этими людьми [членами Общества]; им будет стыдно оттого, что они так легко обманулись на мой счет» (Ibid.: 120).
Однако главная тема книги – не старые, а новые формы литературной деятельности. Рессон ведет разговор о «торговой литературе»; он ставит перед собой цель рассмотреть литературную деятельность «как ремесло, а не как искусство, как средство преуспеть, а не как средство прославиться» (Ibid.: 17):
Мы рассмотрим поочередно различные виды прибыльных литературных занятий; мы исследуем предоставляемые ими возможности добиться успеха и способы их усовершенствования; в особенности же большую услугу мы располагаем оказать сословию столь же почтенному, сколь и многочисленному, вот каким образом – мы подсчитаем выручку и укажем, как ее увеличить (Ibid.: 17–18).
Рессон выполняет свои обещания и дает тем, кто хочет зарабатывать на жизнь литературой, конкретные рекомендации. Таковы, например, указания для водевилистов:
Водевиль состоит из двадцати – двадцати двух сцен и около трех десятков куплетов, из которых хороши должны быть семь-восемь, хороший же куплет – это такой, который кончается остротой. С учетом этого проницательный читатель легко догадается, что для сочинения всякого водевиля довольно, чтобы три-четыре сотрудника, собравшись за завтраком, придумали каждый по две остроты; это означает, что готовы хорошие куплеты, а если готовы хорошие куплеты, значит, готов и весь водевиль. После этого нужно сочинить пикантное название, изобрести роль для модного актера, а потом несколько каламбуров и лацци. После этого самый слабый член шайки, иначе говоря, самый серьезный, сочиняет на основании того, что придумали его собратья, план пьесы. В сценарий помещают все шутки, вдохновленные шампанским, – и вот водевиль готов. Он наверняка будет иметь успех, особенно если один из соучастников знаком с каким-нибудь модным дельцом от литературы (Ibid.: 28–29)[348].
Не менее конкретны указания, каким должен следовать сочинитель краткого исторического обзора:
Выберите наименее длинную историю интересующей вас страны; подсчитайте количество страниц; затем прикиньте, сколько страниц требуется вам; сравните эти числа; предположим, получится пропорция 1:5. Теперь превратите каждые пять страниц оригинала в одну страницу вашего сочинения и постарайтесь заканчивать каждый абзац антитезой – и вот вам ваш исторический обзор.
То же самое может быть отнесено и к автору учебников. Нет такого предмета, о котором не было бы написано множество страниц, всякий учебник – не что иное, как выжимка из предшествующих толстых трактатов. Итак, при сочинении учебника литератор должен действовать так же, как и при сочинении исторического обзора. Главное в его работе – помнить о литературной пропорции: предшествующий трактат относится к нынешнему, как пять к одному (Ibid.: 34–35).
В главе, специально посвященной компиляциям, Рессон подробно объясняет, как действует, например, компилятор, избравший полем своей деятельности историю. Сначала Огюст (герой этой главы) нарезал куски из трудов различных историков и выдал в свет «Лучшие страницы истории Франции». За этой книгой последовали «Лучшие страницы истории Англии» и «Лучшие страницы истории Испании»; но не следует думать, что после «Лучших страниц истории Японии и Патагонии» Огюст остановился. После этого он взялся за французских историков XVII века и выдал «Роллена для юношества», «Вели для юношества», «Верто для юношества»[349], но и на этом не остановился и выпустил «Роллена для барышень», «Роллена для подростков», «Роллена для детей», а потом проделал то же самое со всеми остальными историками. Последнее его сочинение называется «Мораль истории Франции». Он обещает, что за этой книгой последуют «Морали истории» всех стран мира (Ibid.: 197–198).
Заметим, что эта, казалось бы, карикатурная картина не так далека от действительности, как могло бы показаться; по другому поводу мне пришлось изучить библиографию реального компилятора середины XIX века по имени Жюст-Жан-Этьенн Руа (1794–1872). Так вот, этот неутомимый труженик пера представлен в каталоге Национальной библиотеки Франции 1449 позициями, в число которых входят истории Англии, Германии, России и Испании, Алжира и Египта, едва ли не всех королей Франции, Жанны д’Арк и Расина, Боссюэ и Фенелона, Тюренна и Вобана, Марии-Терезии и Марии-Антуанетты, Наполеона, войны в Италии в 1859 году и революции в Англии в 1688 году, французских колоний, тамплиеров, Соединенных Штатов Америки и т. д., и т. п. [350]
Рессон не только дает рекомендации по сочинению книг в разных жанрах, но и описывает выгодные литературные и окололитературные профессии. Первый в этом ряду – литературный маклер, человек, который «имеет право зваться литератором, хотя не написал ни единой строчки» (сейчас мы бы назвали его литературным агентом). Исследователи сходятся на том, что этой фигуре автор «Кодекса литератора», кто бы он ни был, придал черты Рессона, настоящего литературного импресарио. Это, кстати, может служить доказательством причастности реального Рессона к сочинению данной книги, если не в роли автора, то уж наверняка в роли прототипа и вдохновителя. Появление такой профессии – тоже следствие коммерциализации и «индустриализации» словесности:
Прежде литератор занимался сочинительством; сегодня этим дело не ограничивается: мало закончить сочинение, нужно еще отыскать способ его продать, а в этом деле человеку, у которого нет ничего, кроме таланта, успеть нелегко. Книгопродавец без большой охоты решается на спекуляцию, которая наверняка потребует от него немалых трат, но совсем не наверняка принесет барыш; если воспользоваться выражением тривиальным, но принятым среди профессионалов, книгопродавцы всегда опасаются остаться на бобах.