Литературный маклер – это <…> посредник между двумя классами: литераторами и книгопродавцами; он сводит их друг с другом и дает им возможность заключать сделки, от которых и сам получает барыш. Он может не уметь писать, но обязан уметь говорить – говорить долго, говорить много и соблазнять покупателей. Он должен заводить связи с редакциями всех газет, обедать с главным редактором, завтракать с сотрудниками, а порой даже пить с приказчиками. Он подчинил себе листки всех направлений, а это, естественно, сводит его с книгопродавцами всех классов, всех рангов, а также и с большинством литераторов. В глазах первых он слывет выдающимся журналистом и литератором; в глазах вторых – книгопродавцем-маклером, который хоть и не имеет патента, но умеет находить деньги для оплаты талантов: каждый из них ищет его помощи, все они зарабатывают благодаря ему, а он зарабатывает благодаря им (Ibid.: 38–40).
А вот литератор-негоциант, чье ремесло «состоит не в том, чтобы создавать произведение, но в том, чтобы сбывать то, что уже произведено; его капитал заключается не в уме и не в идеях, но в ловкости и расторопности» (Ibid.: 48). Методы его работы Рессон демонстрирует на примере некоего Робера, который, приехав в Париж из провинции учиться праву, не примкнул ни к одной из противоборствующих партий, но завязал сношения с представителями каждой из них; не остановился он и на определенном жанре литературы; он зарабатывает на всех сразу:
Стоит разгореться интересной полемике по поводу последних политических событий, как Робер резюмирует ее в брошюре, а поскольку читатели брошюр все сплошь либералы, он окрашивает свое сочинение в либеральные тона; стоит войти в моду некоей методе обучения, он излагает ее основы в учебнике, а чтобы ее одобрил Университет, сообщает ей религиозную и монархическую форму, способную привлечь людей благомыслящих. Вообще начиная с философического трактата и кончая поваренной книгой нет такой темы, которую бы Робер не обработал и на которой бы не заработал. Редко какое из его сочинений не выходит несколькими изданиями, и слава его только ширится (Ibid.: 50–51).
Но ремесло литератора-негоцианта не ограничивается сочинением книги, способной принести большой доход. Успех надо готовить, и Рессон опять-таки объясняет, как это делается:
Не успеет Робер вычитать последние гранки своей новой книги, как у него уже готовы три десятка более или менее длинных статей о ней. В них новый шедевр расхваливают на разные лады, в зависимости от его направления. Для монархического успеха Робер именует себя полным именем, для успеха либерального пользуется инициалами. Приготовившись к делу таким образом, он отправляется к журналистам; он знает слабую сторону каждого из них. Одному нужно польстить, другого – долго упрашивать, третий смягчается, только когда выпьет: Робер идет навстречу любым вкусам; он добивается от каждого журналиста согласия написать статью – и тотчас вручает каждому ту, какую заблаговременно приготовил сам. Все они возвещают о выходе сочинения одного из наших самых выдающихся юных литераторов; но, если речь идет о брошюре, «Конституционная» станет превозносить ее за патриотизм и талант, а «Ежедневная», напротив, станет сожалеть о том, что даровитый автор не разделяет ее убеждений; зато если дело идет об учебнике, «Ежедневная» примется расхваливать набожность и благонравие автора, а «Конституционная» признает, что люди, подобные г-ну Роберу, делают честь той партии, к которой принадлежат (Ibid.: 52–53)[351].
И далее Рессон продолжает перечень ухищрений, на которые идет «негоциант» ради того, чтобы увидеть в печати желаемые похвалы своему творению: например, покидает в полночь приятную компанию и бежит в редакцию прочесть гранки и вписать в них еще несколько лестных слов, которых номинальному автору рецензии видеть не следовало, поскольку они могли бы показаться ему чересчур хвалебными. «Вот как добиваются успеха, вот как взращивают собственную репутацию, вот как превращают литературу в прибыльное ремесло», – нравоучительно резюмирует автор «Кодекса литератора и журналиста» (Ibid.: 54). Притом Робер – человек скромный; он поставил своей целью зарабатывать в день 30 франков, и если видит, что цель достигнута, дальше не идет, но и заработать меньше тоже себе не позволяет. «Берите пример с этой четкой организации труда, юноши, и успех вам обеспечен!» (Ibid.: 55).
Рессон описывает выгоды литературной работы в разных жанрах и указывает для каждого из них особые плюсы и минусы, особые «маленькие хитрости». Он приводит рецепты, могущие пригодиться творцам мелодрам и нравоописательных романов, авторам остросюжетных романов и романов исторических, сочинителям поддельных мемуаров и скандальных биографий, парламентским журналистам и театральным критикам; подсказывает, как переиздавать одно и то же сочинение пять раз под разными названиями, как торговать своим знаменитым именем и как зарабатывать выпуском маленькой литературной газеты[352].
Рекомендации для каждого жанра и каждой отрасли литературы особые, однако Рессон специально подчеркивает, что вообще литератор, пишущий для заработка, не должен ограничиваться каким-либо одним жанром; при необходимости он может и должен использовать их все до единого.
Кому не случалось читать в газете объявлений, что мадемуазель Жюли или г-н Бастьен ищут места прислуги за все? В тех же самых словах следовало бы объявлять о своих притязаниях господам такому-то и такому-то, если бы литераторы начали предлагать свои услуги через газету объявлений (Ibid.: 36).
Рессон даже предполагает (правда, не без издевки), что
в наш век безостановочного совершенствования очень скоро мы увидим на дверях наших гениев элегантные таблички, на которых будет выведено золотыми буквами: Г-н ***, литератор, изготавливает газеты, романы, исторические труды, театральные пьесы, учебники, биографии, стихи для конфетных оберток, песни для свадеб и крестин, а также все остальное по требованию; цены самые умеренные.
По приведенным цитатам нетрудно увидеть, что Рессон почти постоянно балансирует на грани между похвалами торговой литературе и сатирическими выпадами против ее представителей[353]; однако похвалы все-таки перевешивают, и насмешки не мешают Рессону завершить свой кодекс настоящим гимном сочинениям, изготовленным на продажу:
Мы исследовали один за другим разные классы литераторов и показали, какие возможности открывает им современное состояние общества. В этом и состояла наша цель. Быть может, найдутся восторженные поэты или щепетильные литераторы, которые сочтут, что мы унижаем первое из искусств, сближая его с оплачиваемым ремеслом; но многочисленный разряд почтенных господ, которые обеспечивают себе порядочное существование литературным промыслом, будет нам благодарен за то, что мы указали ему некоторые новые возможности и, можно сказать, облегчили дорогу к законному обогащению. И если верно, что священник питается от алтаря, разве не будет еще вернее применить эту аксиому к литературным профессиям? Жрец муз, литератор передает их дары жадной до них публике: разве не справедливо, чтобы он получил за это часть того золота, которое публика растрачивает на удовольствия менее благородные и менее великие?
Всякая продукция, какова бы ни была ее природа, обретает истинную ценность в тот момент, когда ее покупают. Поэтому пора перестать думать, что компилятор, чья компиляция хорошо продается, – не более чем паразит, живущий чужими трудами. Он производит товар куда более ценный, чем поэт, все творения которого расходятся на обертки. Его компиляция – это ценность, ценность, которую он создал и которая принадлежит ему одному. Похожий на пчелу, он составил свое творение из всего самого совершенного, что нашлось в творениях других; тем не менее все, что он произвел, является его собственностью.
Конечно, бескорыстие – вещь хорошая, и не нам ее бранить; но каждому надлежит жить своим трудом, и мы стремились лишь к одному – указать тем, кто избрал себе самую благородную профессию, способ сделать ее также и профессией самой доходной (Ibid.: 251–253).
И, чтобы читатели хорошо усвоили его главную мысль, Рессон приводит в конце книги «Общее правило»:
В наш век деньги есть вещь необходимая, а потому не следует пренебрегать талантом… зарабатывать их в большом количестве (Raisson 1829: 254).
Разумеется, рессоновский «Кодекс» можно прочесть исключительно как сатиру над развращенными литературными нравами и даже как протест против несправедливой ситуации, при которой гений голодает, а ловкая бездарность купается в деньгах; именно так его интерпретирует в предисловии к новейшему переизданию Патрисия Бодуэн (Raisson 2008: 41–44).
Однако, как мне представляется, гораздо интереснее другое прочтение «Кодекса литератора и журналиста», позволяющее увидеть, что в иронической и ернической форме Рессон предугадывает то оправдание литературы как профессии и средства заработка, которым в последующие десятилетия занялись авторы более солидные.
«Кодекс литератора и журналиста» – реплика в споре, высказанная в тот момент, когда спор этот, в сущности, еще не начался, и именно поэтому, вероятно, его редко упоминают исследователи этого спора[354]; серьезные люди не принимали в расчет буффонаду Рессона, панегирик презренной «промышленной литературе», выполненный в полном соответствии с заявленными там принципами – ради того, чтобы заработать деньги. Должно было пройти полвека, чтобы манифест великого Эмиля Золя во многом повторил тезисы глумливого компилятора Ораса-Наполеона Рессона.
Бальзак 1995 – Бальзак О. де.