. То есть здесь предполагалось совместное (ensemble) времяпрепровождение людей разных чинов и национальностей, без оглядок на иерархию. Но именно на иерархии социального положения строилось все московское социальное общение, оно же определяло коды вежливости. Поэтому участникам петровских ассамблей веселиться на них было нелегко. Позднее ассамблеи уступили место куртагам, на которых собиралось только высшее общество[394].
Вместе с ассамблеями появилось и заимствованное понятие «политес», которому следовало обучаться. Само слово «политес» (politeness, politesse) в европейских языках восходит к латинскому «politus» – причастию прошедшего времени, означающему «отполированный». Таким же образом «politus» употреблялось и в русском переводе: прожектер А. А. Курбатов писал, что Петр славен «во многом добром переполеровании всероссийского народа»[395]. «Переполерование» действительно началось через новые тенденции в воспитании юношества: из «неотесанных» людей делали «отполированных». Так в «Юности честном зерцале» говорилось – «Отрок должен быть весьма учтив и вежлив как в словах, так и в делах». «Зерцало» так разъясняло «политес», которым должен овладеть юноша, чтобы быть принятым при дворе: «Младый шляхтич… ежели в экзерциции своей совершен, а наипаче в языках, в конной езде, танцовании, в шпажной битве, и может доброй разговор учинить, к тому ж красноглаголив и в книгах научен, оный может с такими досуги (достижения. – О. К.), (быть) прямым придворным человеком»[396] (курсив мой. — О. К.).
Обучение «политесу» стало первым шагом формирования в России светской педагогики. В дальнейшем речь шла уже не только о придворном этикете, а о цивилизованном поведении в любом общественном месте – о, как тогда говорили, «людскости» (то есть civilité). Воспитание при Петре стало синонимом обучению новым манерам поведения в обществе. Учившийся в Казанской гимназии Г. Р. Державин вспоминал, что обучение в ней «сделало питомцев хотя в науках неискусными, однако же доставило людскость и некоторую розвязь в общении»[397]. Это и было главной задачей светского обучения.
Начиная с петровских времен устанавливалось столкновение и сосуществование разных кодов вежливости: западных и традиционных отечественных. Это хорошо демонстрирует вышеупомянутое «Юности честное зерцало или показание к житейскому обхождению, собранное от разных авторов», вышедшее из печати в 1717 году. Оно являлось компиляцией каких-то иностранных учебных книг с российскими азбуками. «Зерцало» было составлено из‐за нетерпеливости Петра в спешке, вероятно, Яковом Брюсом[398]. В феврале он писал Петру: «Изволили ваше царское величество приказывать мне, чтобы по азбуке приискать пристойное что, по чему б малые дети возмогли обучитися, и я таковых нашел две книжки, из которых перевел одну у себя и присовокупил к азбуке, каковы здесь продаются. И напечатав, посылаю к Вашему величеству оных три, и ежели что в ней не понравится вашему величеству, то соизвольте отметить, и оное возможно переменить. А другая прилична к возрастным, которая по прошению моему у его светлости кн. Меншикова переведена, токмо еще не напечатана»[399]. Таким образом, под одной обложкой оказались соединены разные по своему смыслу правила, имели место множественные повторы и нелогичные связки. Понять через них принципы западной вежливости было невозможно. В «Зерцале» много места отведено правилам речевой коммуникации, но они далеко уступают «Гражданству обычаев детских» в их логичности и простоте. Очень важный традиционный аспект – правильно говорить с благодетелем: «Нужду свою благообразно в приятных и учтивых словах предлагать, подобно якобы им с каким иностранным высоким лицом говорить случилось, дабы они в том тако и обвыкли»[400]. Один из советов направлен против привычного для русского этикета самоуничижения: «Никто себя сам много не хвали и не уничижай (не стыди) и ни срамоти»[401]. Но далее самоуничижение все же оказывается необходимым: «Оныя, которыя в иностранных землях не бывали… имеют перед всяким себя унижать и смирять, желая от всякого научиться…»[402]. Таким образом, иностранец или человек, владеющий западноевропейским этикетом, становился фигурой наибольшего почитания и уважения. Другой совет тоже шел вразрез с привычными представлениями о родовой чести: «Роду своего и прозвания без нужды не возвышай…»[403]. (О том, что с этим советом не соглашались и в екатерининское время, свидетельствует ответ княгини Вертушкиной из пьесы Д. И. Фонвизина на вопрос: «какую разницу находите Вы между дворянскою и княжескою породою?». Совершенно в традиции русских местнических представлений княгиня отвечает: «Я нахожу, сударь, ту разницу, что князь более дворянина рачить (заботиться, бдить. – О. К.) должен, чтобы ему никто не манкировал (пренебрегал. – О. К.)»[404]. «Никакое неполезное слово, или непотребная речь да не изыдет из уст твоих», «Когда кто с тобою говорить станет, то встань и слушай прилежно, что он тебе скажет, дабы ты мог, одумався, ответ дать»; «Когда тебя о чем спросят, то надлежит тебе отозватца, и дать ответ как пристойно, а не маши рукою и не кивай головою»[405] – все эти советы относились в первую очередь к бытовым разговорным ситуациям, а не к галантной беседе. При этом утверждалось, что «придворный человек» должен уметь хорошо говорить («доброй разговор учинить», быть «красноглаголив»[406]). Главная ценность в умении говорить оказывалась в том, что овладевший им «отрок» сам «о своем деле» может поведать важным лицам «с великим почтением», а не полагаться на чью-то помощь[407]. «Приятность» для окружающих во время беседы осуществлялась, по «Зерцалу», не вербально, а, как и у Посошкова, чисто физически (не следовало в процессе разговора плеваться, сморкаться и т. д.).
За публикацией «Зерцала» последовала вереница произведений о правилах вежливого обхождения, в том числе вербального, о нормах придворного этикета и поведения в обществе, многие из которых предполагали детскую и юношескую аудиторию. К началу правления Екатерины Великой вышли в свет следующие книги[408]:
1737 год – «Истинная политика знатных и благородных особ» Фенелона, пер. В. К. Тредиаковского.
1740 год – 2‐е переиздание «Юности честного зерцала».
1741 год – «Грациан. Придворный человек» арагонского иезуита Б. Гарсиана-и-Моралеса (1601–1658), пер. С. Волчкова.
1642 год – 3‐е издание «Юности честного зерцала».
1645 год – 4‐е издание «Юности честного зерцала».
1645 год – переиздание «Истинной политики знатных и придворных особ».
1747 год – «Езоповы басни с нравоучением и примечаниями Рожера Летранжа», пер. С. Волчкова[409].
1747 год – «Жития славных генералов в пользу юношества» Корнелия Непота, пер. В. Лебедева.
1647 год – «Совершенное воспитание детей, содержащее в себе: молодым знатного рода и шляхетнаго достоинства людям, благопристойныя маниры и приличныя поведении. Со многими к поспешествованию щастия их способами правилами и нравоучительными рассуждениями» аббата Бельгарда[410], пер. С. Волчкова.
1748 год – «Школьные разговоры» Иоахима Ланге (1670–1744), пер. М. Шванвица.
1759 год – 2‐е издание «Совершенного воспитания детей».
1759 год – «Наука щастливым быть» William de Britain[411], пер. С. Волчкова.
1760 год – 3‐е издание «Совершенного воспитания детей».
1761 год – «Письма госпожи де Ламберт к ея сыну о праведной чести и к дочери о добродетелях, приличных женскому полу», переводчик неизвестен.
1761 год – «Светская школа или Отеческие наставления сыну о обхождении в свете» Э. Ленобля, пер. С. Волчкова.
Первый специальный текст о ведении беседы появился на русском языке в трижды опубликованном сочинении «Совершенное воспитание детей» (вопреки названию обращенному не к детям, а к юношеству), которое содержало специальную главу под номером 25 «Разговоры и конференции полезняе всего». «Образцы разговоров для учтивых людей» (1697) аббата Бельгарда в России XVIII века так и не были переведены[412]. Пометы на экземплярах изданий «Совершенного воспитания детей» показывают, в чьи руки оно попадало. Один из них был подарен в 1772 году двадцатидевятилетней княжне Е. С. Волконской иеромонахом Гавриилом в день ее именин, на другом запись «Сия книга принадлежит Петруше, оную дал ему отец 1775 году, декабря 2 дня»[413].
Однако никакие книжные правила не могли научить вежливости, особенно – западного типа. Для этого нужно было общение, «погружение» в другую культурную среду, что удавалось лишь немногим «через обходительство с другими людьми», через обучение иностранным языкам. Фонвизинский герой Стародум именно таким образом освоил светское поведение: «…молодой граф… воспитан в большом свете и имел особливый случай научиться тому, что в наше воспитание еще и не входило. Я все силы употребил снискать его дружбу, чтоб всегдашним с ним обхождением