tabula rasa, без заметного прошлого, но с потенциалом формировать настоящее и будущее. Повторяя за Смитом, «российская элита приняла петровские реформы, предпочтя привычки образованных голландцев и шведов обиходу своих предков. Это отразилось не только в бритье бород или смене кафтана на европейское платье – приходилось думать и вести себя по-новому»[431]. Например, появление известных ассамблей привело к созданию новой модели неформального общения, которое отличалось как по составу, так и по форме и по содержанию от предыдущих практик времяпрепровождения. Уже сами правила, зафиксированные в Указе от 26 ноября 1718 года, были немыслимы ранее: «Хозяин неповинен гостей ни встречать, ни провожать, ни подчивать, и ни точию вышеписанное не повинен чинить» или «во время бытия в ассамблее вольно сидеть, ходить, играть, и в том никто другому прешкодить или унимать, также церемонии делать вставаньем, провожаньем и прочим отнюдь да не дерзает, под штрафом великого орла, но только при приезде и отъезде поклоном почтить должно»[432], не говоря уже о возможности присутствия женщин в качестве равноправных участников мероприятий.
Одним из свойств вестернизации стал постепенно возрастающий интерес к переводам литературы о «вежестве». Само государство было инициатором появления таких текстов (по указу Петра I была подготовлена к изданию книга «Юности честное зерцало»). Конечно, это не значит, что в предыдущую эпоху поведение никак не нормировалось: известными сводами правил были «Домострой» и «Гражданство обычаев детских». Однако они предназначались широкой публике[433], и акцент в них ставился на хозяйственной стороне жизни и ее организации, а потому эти кодексы не отвечали запросам дворян. В свою очередь, переводы, осуществленные в XVIII веке, напротив, были ориентированы на воспитание нового сословия, их целью было формирование представлений о новом, «светском» поведении в обществе.
Что нам известно о читательских практиках дворянок? Этот вопрос возникает в рамках истории женской повседневности, актуализированной антропологическим поворотом в исторических исследованиях. Одной из ее ключевых тем является воспитание. В центре внимания таких работ чаще всего оказывались занятия иностранными языками, музыкой, танцами; домашним библиотекам и культуре чтения уделялось значительно меньше внимания. И это объясняется не только источниковой лакуной, но, как кажется, еще и отсутствием четкого разделения между мужским и женским воспитанием до 1770–1780‐х годов. Как указывал Ю. М. Лотман, «домашнее воспитание молодой дворянки не очень сильно отличалось от воспитания мальчика. <…> В целом образование молодой дворянки было, как правило, более поверхностным и значительно чаще, чем для юношей, домашним»[434]. Однако это не исключает интереса дворянок к литературе, в том числе – воспитательного характера: роли в обществе у мужчин и женщин были разными, а это значит, что способы конструирования представлений о должном поведении в обществе и семье также различались. Тем не менее женский мир XVIII века был более закрытым по сравнению с последующей эпохой. Кажется, что в данном случае есть смысл говорить об эволюции интереса к чтению с начала века. Е. С. Анпилогова указывает, что если на рубеже XVII–XVIII веков чтение не играло большой роли, то во второй половине XVIII века «книги прочно входят в жизнь женщины»[435]. Обращаясь к рубежу XVIII–XIX веков, В. В. Пономарева и Л. Б. Хорошилова указывают, что чтение имело «особое значение в развитии женщин»[436], а К. Нэш прямо говорит о новых возможностях для воспитания девушек в екатерининское время, в том числе через переведенный трактат Фенелона[437]. Но о книгах, которые читались женщинами, информации гораздо меньше. Например, Н. Л. Пушкарева указывала, что в домашних библиотеках дворянок были «рыцарские романы и сказки о богатырях, которые первыми попали в домашние детские библиотеки»[438].
Наиболее внимательно к читательским практикам отнеслась А. В. Белова[439]. В главе, посвященной детству дворянок, исследовательница обратилась к литературе, с которой знакомились дети в дворянских семьях с раннего детства. Она отмечает, что в последнюю треть XVIII века в России появились переводы с французского и немецкого языков, периодические издания, предназначавшиеся для чтения взрослыми детям или ими самими, или содержавшие рекомендации взрослым по воспитанию. Расширение круга книжной литературы по сравнению с первой половиной века она связывает с деятельностью И. И. Бецкого и признанием в 1770–1780‐е годы детства как особого состояния, «важного для формирования облика будущего взрослого»[440]. К тому же литература начинает дифференцироваться, адресуясь к детям разного пола. При этом, если, говоря о детской литературе в целом, она перечисляет около 15 наименований, то из конкретно женской указывает переиздания только «О воспитании девиц» Фр. Фенелона. Немецкий исследователь Я. Кусбер, обращаясь к иностранным текстам, считавшимся «основополагающими для становления педагогической традиции», называет труд Фенелона вместе с трактатом «Совершенное воспитание» (L’ éducation parfaite) Жана-Батиста Морвана де Бельгарда (1648–1734). По его словам, сочинение автора «Телемака» было первым напечатанным «на русском языке трактатом, в котором главной темой являлось женское воспитание и одновременно предвосхищались идеи Руссо»[441]. И. Е. Баренбаум указывает, что трактат Фенелона «О воспитании девиц» был широко известен в России[442].
Таким образом, несмотря на интерес к женской повседневности в течение последних десятилетий, представлений о том, что читали дворянки в XVIII веке, практически нет. Если обратиться к «Сводному каталогу русской книги гражданской печати», то можно сформировать примерный список книг, который включал бы в себя нормативные сочинения западных авторов, предназначенные женской публике привилегированного сословия и переведенные на русский язык[443]. Безусловно, составленный нами список не может быть исчерпывающим и нельзя настаивать на том, что книги из него давались дворянкам и читались ими, так как у нас недостаточно данных, которые могли бы это подтвердить или опровергнуть[444]. Тем не менее он может позволить сделать какие-то выводы. Список содержит в себе переводы, в первую очередь с французского языка и опубликованные по большей части в 1780–1790‐х годах. Как правило, они не переиздавались и часто были практикой переводческих навыков. Переиздание второй раз уже было редкостью. Эти выводы соответствуют общей тенденции книгопечатания и подтверждают наблюдения историков о развитии женского воспитания в XVIII веке. На этом фоне два перевода одного текста и четыре издания в общей сложности трактата Фр. Фенелона действительно кажутся выбивающимися из общей тенденции.
Итак, Франсуа де Салиньяк де Ла Мот-Фенелон (François de Salignac de La Mothe-Fénelon, 1651–1715), французский богослов и педагог, был известен российскому читателю XVIII века благодаря политическому роману «Приключения Телемака». Педагогические изыскания Фенелона имели эмпирическое обоснование: он был воспитателем внука Людовика XIV, герцога Бургундского, которому посвятил одно из своих сочинений[445]. Однако до этого Фенелон написал трактат, посвященный воспитанию девушек. Он был адресован герцогу де Бовилье и его жене, у которых было восемь дочерей, и предназначался, таким образом, привилегированному слою. Кроме того, этот текст был положен в основу системы воспитания знаменитого Сен-Сирского пансиона, основанного мадам де Ментенон в 1686 году[446].
В России первый набранный гражданским шрифтом перевод трактата Фр. Фенелона с французского на русский язык был издан в 1763 году. Позже отредактированный текст этого же перевода вышел в свет еще два раза – в 1774 и 1788 годах[447]. Переводчиком являлся Иван Григорьевич Туманский, ученик Киево-Могилянской академии и Академической гимназии (Санкт-Петербург), знающий латынь, немецкий и французский языки. В 1761 году Туманский выпустился с аттестатом, подписанным М. В. Ломоносовым, где указывалось на его «незаурядные успехи в науках». После завершения учебы он устроился работать секретарем в Герольдмейстерскую контору Сената, на службе в которой и перевел трактат «О воспитании девиц», издав первый перевод на собственные средства[448]. В предисловии он обращается к некой госпоже и указывает, что перевел книгу по ее желанию. Все три переиздания содержат в себе 13 глав, которые соответствуют французскому оригиналу.
Второй перевод с французского на русский язык[449] был выполнен в 1792 году Надеждою Петровной Никифоровой и опубликован в 1794 году. Кроме текста трактата, в приложении переводчица также поместила письмо Фенелона «К одной знатной госпоже относительно до воспитания ее дочери», оба перевода были сделаны в родовом имении (с. Богородском Темниковской округи)[450]. Кроме 13 глав, соответствующих французскому оригиналу, ее труд содержит посвящение отцу, Петру Федоровичу Никифорову. Известно, что в семье кроме нее было еще двое детей – Степан и Петр Никифоровы, которые также занимались переводами. Все эти тексты, в том числе их сестры Надежды, публиковались в Тамбовской типографии. В частности, Степан также интересовался педагогической литературой