В помещении штаба застыла тишина, тягостная, стискивающая горло ледяными пальцами. Полковник водил глазами по строчкам, спотыкаясь каждый раз на знакомой фамилии – Савченко. Виктор, победитель с латыни, которую учили они вместе на юрфаке больше двадцати лет назад, перед тем как вдвоем попасть на службу в армию. Он и был победителем всегда, выходил из любого боя удачливо, выскакивал из всех переделок без единого шрама, отметинки. И вот надо же. При мысли о том, что не увидит он больше боевого товарища, буквы на бумаге вдруг начинали расплываться, сливаясь в черные линии, и он вдруг терял мысль: погибших десять. Каких погибших? Почему здесь фамилия Савченко?
– Товарищ полковник… – из раздумий его вывел голос полкового комиссара, его заместителя по политико-просветительской и воспитательной работе. – Срочно надо докладывать командующему армией.
– Конечно, да…
От рассеянного взгляда командира бригады Любицкий взвился со своего табурета:
– Вы так спокойно об этом говорите, товарищ полковник?! Это же дезертирство!
– Какое дезертирство, вы о чем? – в недоумении уставился Борисов.
– Как это какое? Вы что? Вы? – командир по политической части захлебывался от возмущения. – Мороз покинул поле боя, увел за собой батальон. Соколов, командир роты, боевой офицер, пропал с поля боя, и ничего о нем не известно. Не выходит на связь! Сорвана операция наступления целой бригады! Экипажа лейтенанта Соколова нет среди погибших, нет среди живых. Значит, он со своим экипажем у немцев. По своей ли воле или в плену, но в любом случае для нас это огромная опасность. Ведь он в курсе запланированного наступления и знает позиции наших частей. Представляете, какой это ценный кадр для немецкой разведки. Да абвер сейчас составит карту расположения бригады поротно и разнесет ночью с помощью штурмовиков люфтваффе.
– Подполковник, вы что же, хотите, чтобы целое воинское соединение передислоцировали в кратчайшие сроки из-за того, что один боевой офицер пропал на поле боя? А если он просто погиб? Батальон Савченко спешно отступал, немцы не дали подсчитать потери и забрать убитых и раненых. Вы прекрасно знаете и без меня, что по уставу экипаж должен защищать свой танк до последнего патрона даже после подбития, что наши советские танкисты и делают.
– А вы прекрасно знаете, насколько опасна ситуация, когда советский офицер захвачен противником. Поэтому считаю лучше немедленно доложить о случае дезертирства на поле боя командирского экипажа и объявить старшего лейтенанта Соколова предателем Родины.
– Товарищ Любицкий, вы же слышали истории о его экипаже! И это не выдумки! – командир уже не мог удержать возмущение в голосе. – Соколов – герой, который не раз проявил себя, выполняя успешно даже секретные поручения.
Но осторожный политрук не хотел рисковать, уж лучше заранее объявить о политической неблагонадежности пропавшего экипажа, чем потом оправдываться перед вышестоящим начальством. Нет такого в уставе, в секретном приказе или особом распоряжении главнокомандующего, только все высшие чины знают об этом негласном правиле: попал в плен – стал военным преступником, изменником Родины. Товарищ Сталин в своем знаменитом приказе так и распорядился – «Ни шагу назад!». И тот, кто оступился, сдался в плен, подлежит расстрелу. Знал об этом и командир танковой бригады, понимая, что прав политрук, не примут в донесении у него формулировку «пропал на поле боя». Нет в живых, нет в мертвых, значит, записываем в военной канцелярии героический экипаж в третью категорию – дезертиры. Внести в списки, и недолга. Писарю в штабе нет дела, был ли пленный без сознания, ранен или немцам сдался в надежде потом сбежать к своим. Внес фамилию в список дезертиров, и расстрельная статья готова. Только не сегодня. Он отдаст свой последний долг товарищу многолетнему Виктору Савченко. Уберечь от позорного разгрома фашистами не смог, но хотя бы даст шанс командиру его батальона не получить еще и черное пятно на имени погибшего комбата. Его ждут достойные похороны, а не пересуды в бригаде.
– Три часа даем экипажу, если не выйдет на связь, то тогда внесем в списки как сдавшегося в плен, – озвучил он свое решение.
– Неслыханно. Товарищ полковник, я вот искренне не понимаю, ну зачем вам эта возня. Ведь у энкавэдэшников потом к вам столько вопросов будет, почему сразу не сообщили о случае измены Родине. Вам зачем лишние проблемы… Неужели вы думаете, что экипаж этот с Соколовым вот так, словно в сказке, объявится? Там же у немцев село нашпиговано техникой, стрелками и танками, и не просто танками, а штурмовой бригадой СС. И вот так вот фашисты дадут единственному обычному танку выйти из охраняемого населенного пункта? Это ведь невозможно! Я вас не понимаю! – Заместитель по политической работе с недоумением уставился на командира бригады.
– Вот поэтому я командир танковой бригады, а ты младший командир по политической части. – Полковник вдруг встал, расправил спину в крепкой военной выправке. – И я знаю, как воюют советские танкисты с фашистами, без страха перед смертью, с верой в свою победу, за свою Родину сражаются до последнего. Тебе бы поучиться у них силе воинского духа.
– Товарищ полковник, – вежливый стук в дверь. В щель просунулась голова ординарца. – Там… там… танк приехал. Черный весь, обгоревший. Документы проверили – наш.
– Фамилия как командира экипажа? Соколов? – сразу уточнил Борисов и бросил торжествующий взгляд на политрука.
– Так точно, товарищ полковник! Он самый, Соколов.
– Веди всех сюда, весь экипаж веди. И чаю притащи покрепче ребятам! – обернулся к Любицкому, который снова засел в углу. – Невозможно, да? Как в сказке? А вы вот посидите и послушайте, а они расскажут про свой геройский поступок. У нас в танковых войсках такие богатыри, такие люди служат, не люди, а кремень!
Хотя те, кто стоял на пороге штаба, совсем не походили на героев. Покрытые сажей из-за пожара в танке лица, смердящие от гари ватные костюмы, измученные многочасовым напряжением в бою обычные военнослужащие: широкоплечий командир экипажа старшина Логунов, крепыш ефрейтор Бочкин, интеллигентного вида мехвод, сержант Бабенко, порывистый радиотелеграфист-стрелок, младший сержант Омаев. И впереди всего экипажа высокий молодой человек, которого черный промасленный насквозь комбинезон делал еще тоньше. Если бы не кубы на воротнике гимнастерки, то его можно было бы принять за младший рядовой состав, но никак не за опытного командира танковой роты.
– Присаживайтесь, товарищи, сейчас чай принесут. Рассказывайте, как выбрались от немцев.
Танкисты, что еле держались на ногах от усталости, охотно опустились на лавку вдоль стены. Политрук Любицкий внимательно слушал доклад старшего лейтенанта Соколова, не веря своим ушам. Неужели вот эти изнуренные обычные танкисты прошли через село, где полным-полно вооруженных до зубов немцев? И не просто мчали в страхе, а ликвидировали несколько единиц бронированной техники, артиллеристские орудия и меткими выстрелами уничтожили десятки рядовых и офицеров вермахта. Вот это сила духа и самообладание. Уж он-то как человек, который лично беседовал с каждым бойцом, что бросил оружие, сбежал с поля боя, да и просто растерялся во время атаки, знал точно, что выдержка во время сражения творит чудеса. Трудно целиться или выстраивать стратегию нападения, вести за собой людей в атаку, когда впереди ждет смерть от оружия неприятеля. И побеждает не тот, у кого пушек или автоматов больше, а кто сохраняет силу духа и хладнокровие, загоняя свои страхи подальше в темный угол, не разрешая им превращать бойца Рабоче-крестьянской Красной армии в испуганное существо.
После того как экипаж «семерки» ушел в санчасть на осмотр, Любицкий снова пересел поближе к командиру бригады:
– Ну, что думаете, товарищ полковник, правду говорит Соколов?
– Уверен, он себя и раньше показывал как великолепный стратег, из тыла врага важного чина с документами на своей машине вывез. 25 лет парню, а уже ротой командует, и не зря. Из любой ситуации выход найдет и экипаж себе подобрал под стать. В Караватичах и до этого у немцев базировалась стрелковая дивизия, был ремонтный цех организован на бывшем тракторном заводе, поэтому нам так это село и важно. Перекрыть техническую службу фашистов, чтобы не возвращали обратно на поле боя танки и бронетранспортеры. Оказывается, что предугадал противник наш ход, нагнал туда срочно штурмовую танковую группу, механизированные войска, артиллерию противотанковую. Разведку в этот квадрат надо снова засылать, через партизан или с воздуха, чтобы план атаки на село выстроить по-другому, с учетом новой информации.
– А что еще о Соколове слышали, политически он благонадежный?
На новый вопрос полковник Борисов лишь сдвинул густые брови в хмурую линию:
– Я не баба, чтобы сплетни собирать. Вся биография и политическая благонадежность старшего лейтенанта Соколова в личном деле записаны, ты и сам знаешь. А если мое личное мнение хочешь услышать, так я тебе открыто говорил и повторю: вот настоящий красный командир, образец для подражания. За такой подвиг, считаю, следует представить его к награде вместе со всем экипажем.
– Я тогда напишу представление в штаб, дела личные изучу бойцов и утром вам на подпись бумагу принесу.
– Выполняйте, товарищ подполковник, – согласился Борисов. – Мне сейчас рапорт в штаб подавать о сорванном наступлении; кроме экипажа Соколова, похвастать нечем. Так что ты иди, я сам буду ответ держать за все.
Подполковник Любицкий перебирал тонкие картонные папки с личными делами, но ни в одном из трех больших ящиков документов на экипаж танк «007» не оказалось. Замполит вспомнил, что направили новенького ротным командиром в батальон Савченко буквально на днях, поэтому и документы, скорее всего, еще в управлении. Где каптенармус разбирается со списками полученного новоприбывшими обмундирования и продовольствия.
Вся одежда, от сапог до пилотки, должна быть занесена в книжку красноармейца, а потом еще и указана в списках, что отправятся в центральный штаб. Сюда, на передовую, вся страна старается произвести и поставить все самое лучшее, чтобы хоть немного скрасить тяготы фронтовой жизни. По правилам, на каждого красноармейца полагается головной убор, гимнастерка со штанами-шароварами, запас нательного белья, сапоги или валенки с парой портянок, вещмешок, скатка из плащ-палатки, а зимой к обмундированию добавляются ватная куртка и штаны. Но то правила, а по факту дефицит страшный, приходится форму с убитых солдат отстирывать силами девчонок-прачек и после дезинфекции одевать в нее новых ополченцев. Хлопотное хозяйство у коменданта бригады, трудное. Вот и сейчас на вопрос о личных делах бритый налысо невысокого роста мужчина в гимнастерке с закатанным рукавами ткнул химическим карандашом на ящик в углу.