Федька шикнул на болтливого дружка:
– А ну, Гришка, воды-то в рот набери. Наткнемся еще на старосту или полицаев, а ты тут разорался. Еще на разведчика хочешь учиться.
– Ну ты чего, Федь, кто зимой по лесу будет бегать, холодно ведь. Я вон в валенках примерз, пока на сосне прятались. А я тебе сразу сказал, что это наши. Сердцем вот почуял.
– Сердце – это орган, им нельзя чувствовать, – суровый Федор хромал, на ходу поучивая приятеля.
Омаев с Соколовым пошагали следом за мальчишками, прислушиваясь к их забавной дискуссии.
Василий Иванович возился с белилами, замазывая и второй танк для маскировки. За несколько часов он переделал гору дел. Успел прикопать трупы немецких танкистов. После чего вырыл глубокую ямку и, закидав лапником, устроил там бездымный охотничий костер, чтобы растопить снег и подогреть воду для чая. Необходимо перекусить и поспать перед атакой на аэродром, чтобы голова работала ясно. На двух танках без связи друг с другом им надо уничтожить авиацию вермахта, а еще уйти от многочисленных противников по вражеской территории. На голодный желудок, после почти 20 часов на ногах можно и ошибок наворотить, которые провалят всю задумку. Он на минутку помедлил – замазывать ли знак СС. Может, пускай останется, немцы от растерянности примут за своих.
– Семен, как думаешь, знак закрашивать или пускай будет? – заглянул он в люк немецкой машины. По его настоянию бледный, измученный болью Бабенко прилег отдохнуть, пока ребята ушли в разведку. После тяжелой дороги азарт у избитого мужчины схлынул. И ребра разнылись не на шутку, напала такая слабость, что он даже не уснул, а словно под воду провалился в короткое забвение.
Логунов наклонился над другом, прислушался к тяжелому дыханию и тронул влажный лоб ладонью. Плох Семен, мокрый до гимнастерки от лихорадки. От прикосновения водитель с трудом разлепил глаза:
– Василий, долго наших нет. Неспокойно мне, куда они запропастились? Может, сходим, разузнаем? Три часа как ушли, тут недалеко ведь мост.
– Ты лежи, лежи. Давай чай тебе принесу, надо горячего попить, Сема. Придут. Может, высматривают брод, пошли вдоль русла. Ты не суетись, на войне это самое пропащее, когда нервы шалят.
Снаружи раздались голоса, высокие, незнакомые. Бабенко со стоном приподнялся с сиденья:
– Немцы, Василий. Нашли нас…
– Заводи потихоньку, – башнер приник к смотровой щели. – А я с пулемета загоню их сейчас на дальнюю дистанцию. Придется отходить, поедем искать наших.
Бабенко с усилием начал щелкать клавишами, чтобы началась подача топлива и танк прогрелся, башнер водил прицелом, высматривая среди еловых зарослей, кто разговаривает снаружи. От увиденного он вздохнул с облегчением:
– Отставить, Бабенко, наши это с пацанятами. Местных, видать, нашли в проводники.
Семен Михайлович выдохнул, дрожь в руках сейчас же прошла. Вернулись! И не одни, а с местными ребятишками, значит, получится подойти к аэродрому. По борту танка рука выстучала знакомый условный сигнал – можно открывать тяжелый люк.
Логунов засуетился, богатырь и при этом добряк, детишек он любил и всегда норовил сунуть угощение, погладить по вихрам. Напоминали они ему Кольку, который таким же лохматым воробьем был, подростком, когда Василий начал ухаживать за его матерью.
– Так, мальчишки, располагайтесь, – он усадил маленьких гостей на скатку для мягкости, сунул ложки и поставил поближе котелок с нехитрым угощением. – Сначала обед, а потом уже расскажете о вылазке. У нас тут сухари, тушенка, чай. По скромному, по-фронтовому.
– Тушенка, – выдохнули разом мальчишки, которые за время войны и забыли о том, что такое сытная еда.
Загремели ложки, согрелись от сладкого горячего чая замерзшие разведчики. От каждого кусочка сухаря, глотка черной терпкой жидкости приходили они в себя после нескольких часов на свежем морозце и ветре с реки. Василий, пряча потаенную улыбку в усах, смотрел, как жадно дети глотают пищу, наставительно успокаивал:
– Да не торопитесь. Потихоньку, чтобы кишки не завернуло с непривычки.
Очнувшись от звериного аппетита, смышленый Федор протянул ложку:
– Вы тоже ешьте, дяденька. Вам воевать еще. А мы тут все слопали.
Глядя на товарища, Гришка со вздохом отвернулся от котелка, где соблазнительно блестел соус от остатков.
– Лопайте, – Логунов сунул по сухарю мальчишкам. – Чтобы дочиста вытерли. Мы потом еще откроем, паек только получили. А мы тут с командиром совещание проведем.
Соколов уже ждал его с немецкой картой, разложив ее на коленях, рядом пристроился Руслан. Бабенко слабо улыбнулся со своего места:
– Товарищ командир, я послушаю издалека, разрешите? Больновато двигаться.
Командир всмотрелся в бледное лицо, обметанные сухой коркой губы, но Логунов, поняв его тревогу без слов, успокоительно заявил:
– Ничего, до свадьбы заживет. Сутки продержись, Семен, а потом тебя в госпитале залатают лучше прежнего.
Тот слабо улыбнулся, откинулся назад на кресло, каждое движение отдавало пульсирующей резью.
Соколов прошелся по карте, прочертил пальцем линию вдоль реки:
– Парнишки нам путь показали, отсюда в трех километрах есть брод, вода не замерзает. Высоту преграды водной промеряли шестом, около метра. Как сядет солнце, можно будет выдвинуться к броду.
– Охрана не услышит нас? Два двигателя – не шутка, – задумался Лоугнов.
Но Омаев возразил:
– Утром от воды звуки лучше слышно. Ночью, когда испаряется влага, туман погасит гудение двигателей, а мы, наоборот, будем слышать то, что происходит на берегу.
– Я на дальномерной штриховке бинокля посчитал расстояние, – командир целый час у берега примерялся к мелководью. – Ширина реки небольшая, метров 20, за минуту будем на том берегу, охранники не услышат. Идти будем по ориентирам, которые я наметил. После того как преодолеем мелководье, возвращаемся обратно уже по другому берегу к Меловому, обходим его с северного фланга. По полю есть проезд, раньше машины с щебнем гоняли, поэтому выложилась дорожка с крошки, которая с бортов сыпалась. Через это поле заезд на аэродром. Гриша там был, говорит, колючей проволокой все оцеплено и четыре вышки по периметру с охраной. Ограду мы сомнем с двух сторон танками, с пулеметов положим охрану, а там уже откроем огонь из танковых пушек. Судя по документам, на площадке должно быть 27–30 боевых единиц. Снарядов должно хватить почти впритирку, поэтому ни одного выстрела мимо. Как стемнеет, можем выдвигаться, хорошо, что вы танки в белый замаскировали, думаю, переправу нашу и не заметят немцы, до моста больше трех километров. В поселке взвод стрелков, есть танки, вооружение мощное. Сразу после выполнения боевой задачи уходим обратно к реке и в лес. Здесь оставим трофейный танк, на одной маневренной машине легче будет найти укрытие и незамеченными пройти обратно к линии фронта.
– А как через реку пойдем, на виду ведь будем, – Логунов обдумывал каждый этап операции, прокручивал в поиске слабых мест. – И второе, предлагаю на сектора разделить сразу аэродром, чтобы с двух орудий сподручнее палить.
– Мы с вами поедем, – заявил Федор. – Канистру дайте и спичек, барак у охранников подожжем, чтобы за помощью в деревню не побегли.
– Там же собаки у них, ты чего! – в ужасе вскрикнул Гришка.
– Ничего, покусают немного да бросят. Чего грызть у тебя, одни мослы. Ты мертвым притворись, лежи и не шелохнись, понял?
Соколов хотел возразить, что это опасная затея. Тем более немецкие овчарки натренированы рвать своих жертв даже бездвижных. Но натолкнулся на суровый Федин взгляд и осекся, такими серьезными и взрослыми были глаза у мальчика. Понял, что все равно они пойдут туда, не остановить их горячее желание избавиться от фашистов, что уже несколько лет хозяйничают в деревне.
– Бабенко, что с топливом на «тигре»?
– Полный бак. На «тридцатьчетверке» осталось еще на сотню километров. Дотянем обратно на малом.
Алексей согласно кивнул, будет вам бензин и спички:
– Пойдете, когда часовых снимем. Как загорится, к танкам обратно бегите.
Напряжение после нескольких часов в разведке по лесу спало. Лейтенант почувствовал, как от тепла и еды глаза начали слипаться. Зазевали мальчишки и Руслан. Василий Иванович прикинул все по времени и приказал:
– Ребята, вы на перерыв, надо перед атакой отдохнуть. Бабенко сейчас на наблюдение. Мне часа передохнуть хватить, дальше я в караул, а вы перед ночью сил набирайтесь.
Когда Семен Михайлович с автоматом поднимался вверх к люку, внутри уже затихли все звуки разговоров, кроме мирного сопения спящих танкистов и их неожиданных помощников.
Глава 6
Николай Бочкин этим утром долго ворочался, прислушиваясь к звукам на улице: тарахтение автомобилей мотострелковой роты, окрики ротного, топот солдатских сапог. Как же он мечтал о такой вот паре дней передышки. И теперь не рад, изнывает от ощущения никчемности. Все заняты делом, готовят технику, оттачивают приемы штыковой атаки или стрельбы под руководством командира, а он замер в ожидании, когда же вернется его экипаж с секретного задания. Чтобы время шло быстрее, Николай натянул ватник и пошел по поселку, чтобы разыскать женщину, письмо которой велел передать Бабенко. Женские голоса стало слышно сразу, как только дошел он до центрального пятачка со штабом. Песни тянулись одна за другой в морозном воздухе, разносимые ледяным ноябрьским ветром по всей деревне. Коля поискал глазами, ну как же тут определить, кто из поющих прачек Нэля. Одна из женщин отпустила мокрую гимнастерку в корыто, шагнула к парню в танкистской форме:
– Здравствуйте. Вы ищете кого?
Колька взволнованно сглотнул, заволновался, совсем забыв об осторожности, ляпнул:
– Мне Нэля нужна, ей Бабенко письмо велел передать.
– Так давайте же, ну, это я Нэля.
Как же она ждала этого послания, ждала, когда появится крепкая фигура в конце улицы. Нэля заволновалась, обтерла красные распаренные руки об передник, поспешно раскрыла скромную четвертушку, вчитываясь в незнакомый почерк. Ровные квадратные буквы с мягкими закруглениями: «Уважаемая Нэля, простите, что не сказал вам это в личной беседе. Знакомство с вами изменило мою холостяцкую жизнь. Знаю, что пишу глупости, но мне важно, чтобы вы знали. Я полюбил вас с первой секунды, как услышал, а потом увидел. Из-за войны я не могу ухаживать за вами как положено, поэтому просто предлагаю свою руку и сердце. Будьте моей женой, дорогая Нэля.