Вдруг «тигр» съехал в просвет между деревьями, крутанулся вокруг оси и медленно поехал им навстречу. Преследователи застыли от неожиданности – неужели непокорные русские решили сдаться. Но вместо белого флага Алексей нажал на кнопку. Он полосой из брезента на ходу примотал руль к рычагам, так чтобы машина еле тащилась по прямой линии, а сам навел орудие на застывшие черные силуэты. Настроил прицел, чуть повернув пушку. Теперь можно приметиться и добить преследователя. С расстояния 400 метров кумулятивный снаряд с протяжным звуком вылетел из дула и вонзился в тяжеловесного широкого «фердинанда», войдя в пространство под 6-метровым дулом, где за мощным корпусом спрятан карбюраторный двигатель. Бронированная громадина качнулась, стальная плита загнулась от высокоградусного пламени, и из пробоины повалил черный дым, застилая дорогу вокруг. Но Алексей уже не смотрел, чем занят противник, он снова держал руль танка, выворачивая махину и потихоньку выжимая газ все сильнее, чтобы разогнать тяжелую машину. Самоходки рванули вперед, оставив подбитого истребителя танков и его напарника, который беспомощно топтался на узкой колее перед преградой. Клубы черного дыма становились все гуще, из-за железных краев показались языки пламени. С криками весь экипаж прыгал на дорогу, из второго элефанта тащили огнетушитель. Но Алексей уже ничего не видел, его танк катился и катился вперед, прокладывая колею в снежном покрове. Соколов не спешил, держался средней скорости, чтобы тяжелые неповоротливые самоходки поспевали за ним. Вот земляная гряда повернула на север, стала снижаться, превращаясь в неровную площадку с редкой порослью деревьев. «Болото впереди, – обрадовался Алексей, – сейчас все закончится».
«Тигр» под его управлением замедлился, давая САУ подойти поближе. Те тоже приостановились, открыли отчаянную стрельбу, но бронированный металл не пропускал снаряды. Только от железного оглушительного звона у Соколова все поплыло перед глазами, барабанные перепонки взорвались болью. Парень почти ощупью снова установил руль в положение прямо, притянул брезентовым полотнищем к рычагам, дернул самую высокую передачу и швырнул тяжелую канистру с топливом на педаль газа. Сам бросился к люку, приподнялся ровно макушкой до края и замер с ручным пулеметом на плече. 100 метров, 50! Машина берет все больше разгон прямиком в болотные кочки. Выстрел с САУ! Снаряд грохнул в башню, так что от удара лейтенант слетел вниз спиной на дно танка. В качающемся от рваного движения отсеке Соколов цеплялся за скобы, перегородки и снова упорно полз к крышке люка.
Белый танк несся не разбирая дороги, маня своих противников. Вот он, изляпанный отметинами пуль борт, мелькает все ближе и ближе. Совсем немного осталось, чтобы его нагнать и остановить выстрелом почти в упор. Азартные водители самоходок рванули за ускорившимся танком в погоню, разгоняясь вслед за ним все сильнее по открытому пространству. И тут «тигр» остановился, резко осел, медленно, с натужным воем начав погружаться в трясину, что скрывалась под коркой изо льда и снега. Движение гусениц вздымало зеленые пузыри вокруг, танк стремительно уходил под черную воду. Водители самоходок изо всех сил ударили по педалям тормоза, но тяжелые машины, набрав скорость, уже не могли остановиться. Один за другим бронированные тяжеловесы начали стремительно вязнуть, работающие гусеницы затягивали глубже в топь. Из открытых рубок, отталкивая друг друга, бросились члены экипажа тонущих САУ.
Советский танкист к тому моменту уже воспользовался заминкой. Он вынырнул из люка, когда жидкая болотистая вода залила машину до огромного дула. Соколов пробалансировал по железному стволу, как заправский гимнаст. Прыжок – и темная фигура приземлилась на крошечном пятачке между кочек. Он воткнул сошки пулемета и открыл огонь по суетящимся зенитчикам. Давя друг друга, хватаясь за зыбкую зелень тряски, немецкие солдаты пытались вылезти из обволакивающей густоты болота. Но на каждое движение Соколов посылал очередь за очередью из пулемета, не давая фашистам поднять даже голову от серо-зеленых луж.
– Все тут останетесь, ни одного не выпущу, ни одного, – он сам не замечал, как кричит от напряжения и злости. Прицеливался и жал на гашетку закоченевшими пальцами, выкрикивал ругательства, что накопились у него за столько лет войны. Стоять до последнего фрица, он всех оставит в этом болоте. Пулеметная лента закончилась, и он выхватил свой ТТ. Прицел – выстрел, снова прицел в черную от влаги спину последнего пехотинца, которому удалось по чужим плечам добраться до твердой почвы. Алексей сцепил зубы, поймал в прицел на мушку шатающегося фрица и выпустил в него остатки обоймы.
Наконец все было кончено. На поверхности остались лишь пузыри от беспомощных взмахов рук, трясина сошлась над головами германских военных. О жарком столкновении напоминали лишь длинные стволы пушек, что торчали из огромных черных проталин. От усталости и боли Соколов почувствовал, как накатывает слабость. Руки выпустили оружие, танкист упал ничком на свой клочок земли промеж кочек, уткнулся лицом в приклад и на секунду прикрыл глаза. Сейчас он придумает, как выбраться из ледяного болота, найти своих и вернуться обратно, на территорию Красной армии. Только минуту передохнет, закроет зудящие от пороха глаза…
Глава 7
Николай изо всех сил старался не заснуть, даже на секунду. Хотя усталые веки так и тянуло вниз от давящей тишины вокруг. Нельзя сдаваться, он не отведет глаза от лица политрука, будет и дальше смотреть честно и открыто. Ему нечего скрывать, его боевые товарищи никого не предавали и не планировали оставаться в немецком тылу. Что за безумные подозрения! Но подполковник Любицкий не сводил с него глаз, пока перебирал свои бумаги в огромном чемодане. С утра, с того часа, как приказал он заряжающему «семерки» следовать за ним в штаб, не переставал политрук задавать один и тот же вопрос:
– Ты ведь знал, что твой экипаж готовит побег через линию фронта? Почему они не взяли тебя с собой? Кто придумал план побега?
А Бочкин упрямо продолжал отвечать одно и то же:
– Они не предатели Родины, они вернутся. Они выполнят задание и вернутся. Они вернутся.
После нескольких десятков таких раундов Любицкий взвился с табурета вверх, голос перешел в визг:
– Я тебя в штрафную роту отправлю, на передовую! Понял, сопляк! Говори, куда они ушли, зачем, кто организатор? Твои танкисты с секретного задания не вернулись, в штабе лежит уже доклад Смерша! Последний раз ночью выходила в эфир станция борта «007». Это статья, это военный трибунал! Расстрел тебя ждет без суда и следствия, я тебя тут жалею, хочу помочь! Давай рассказывай или встанешь к стенке!
«Они не предатели Родины, они вернутся. Они выполнят задание и вернутся». Он повторял эти слова, как молитву, про себя и вслух, чтобы все вокруг поверили – они вернутся. Молодой командир их экипажа, умудренный Семен Михайлович, взрывной друг Руслан и родной дядя Вася. Они обещали, что вернутся, поэтому он должен ждать, не сомневаясь ни минуты. И защищать их честное имя здесь перед разъяренным командиром по политической работе.
Сколько он здесь сидит? Уже несколько часов – от монотонных вопросов, закрытого пространства Николай потерял счет часам. Судя по тому, что скупое зимнее солнце уже проскользнуло по щелям между досок на окнах с востока на запад, скоро начнет темнеть. А он сидит и ждет решения какого-то штабиста! Скоро начнутся вторые сутки их отсутствия. Его товарищи в беде, они не вернулись! Он должен искать их и помочь, вытащить из плена или окружения, а не обращать внимание на наветы или препятствия. Николай Бочкин выпрямился:
– Хватит ждать, отправляйте в штрафную роту, на передовую. Ну!
– Что, созрел, упрямец? Только время мое потратил, весь день с тобой провозился, – прошипел с раздражением замполит.
Но Колька вздернул вверх упрямый широкий подбородок:
– Нет, они вернутся, мои друзья, мои боевые товарищи, мой экипаж – они не предатели!
– Чего тогда в штрафную собрался, а? За что тебе наказание-то? Какую вину искупать? – подозрительно сощурился мужчина.
– А вот какую. – Крепкий кулак парня припечатался с размаху в крючковатый нос. Он так решил в тот момент, когда последний золотистый луч погас в прорехе между деревяшками окна. Будет тянуть политрук, опять начнет вопросами сыпать, то врежет ему, чтобы расквасить уже нос на опостылевшей роже. Времени на болтовню у него нет, надо на передовую, как можно ближе к немецкой обороне. Где застряли его товарищи и, возможно, ждут его помощи. Как он проберется через заслоны вермахта, как найдет на огромной оккупированной территории экипаж из четырех человек, Бочкин не знал, но понимал точно: просто сидеть и ждать их возвращения не сможет.
По щетине подбородка потекла струйка крови. Подпол взвыл, ухватил грязное полотенце и прижал к носу. Второй рукой ухватил он Бочкина за шиворот и поволок на улицу:
– Ах ты, падла. Я же тебя сгною, первый в атаку пойдешь, урод. Без штыка, без винтовки, с голой жопой! Я тебе устрою.
Он с размаха ударил локтем в ребро ефрейтору. Но тот, хоть и скрючился от боли, лишь ухмыльнулся без единого звука. Вот слабак. Думал, что он сейчас расплачется или будет просить о прощении. Да все идет по плану, который он, Колька, и задумал. Пускай первый в атаку, отнимет автомат и форму у фрица, перейдет нейтралку и рванет на поиски своих.
Любицкий протащил покорного Николая по улице до большой избы, где расквартировали роту штрафников. Пинком открыл дверь и под крики «здравия желаем, товарищ подполковник» швырнул упрямого парня на пол. Разговоры и смешки в избе замерли, несколько десятков глаз уставились на взъерошенного Бочкина. А Любицкий в злобе рванул с треском черный погон так, что крошечный танк из латуни улетел в угол:
– За все ответишь! Кровью смоешь! – развернулся резко к остальным пехотинцам: – Принимайте пополнение! – и вышел прочь, не оглядываясь на крепкую фигуру танкиста. Бочкин с независимым видом поднялся на ноги, всмотрелся в полумрак избы, где лица пехотинцев сливались в одно черное пятно: