– Танки наши! Подбитые, наверное? Зачем они их притащили сюда?
В центре гаража застыли три «тридцатьчетверки» с красными звездами на бортах. Соколов осветил фонариком пространство, но ящиков с тротилом нигде не нашел. Он поближе подошел к спящим машинам, внимательно обошел со всех сторон, но не заметил пробоин или следов попадания. Целые танки в исправном состоянии. Он крутанул крышку бака и щепкой проверил уровень топлива – еще и заправленные под завязку, значит, машины на ходу. Осталось осмотреть лишь внутренности. Но открыть люк он не успел, немецкий охранник замычал, заелозил по каменному полу новенькими сапогами. Алексей спрыгнул с борта, подошел поближе и предупредил на немецком:
– Я буду задавать тебе вопросы, если ответишь – оставим в живых.
Рядовой энергично тряс головой – буду, я буду отвечать. Алексей выдернул кляп, а сам демонстративно достал ТТ. Немец не знает, что патроны в пистолете закончились во время боя на болоте. Но тот от страха даже не думал поднимать шум:
– Я все расскажу, все! Только не убивайте, умоляю, я знаю очень важную информацию. Я подслушал разговор офицеров, когда пригнали танки. Не убивайте.
– Потише, отвечай на вопросы. Есть еще танки?
– Нету, господин офицер, всего три танка. Завтра они должны пойти с нашей пехотой в атаку на русских. Русские ждут наступления восточнее, поведут к Гомелю войска, а наши пройдут через лес, чтобы ударить с фланга. Там уже прорубили просеку для танков.
– Русские танки тоже будут участвовать в бою?
– Да, господин офицер, я расскажу, все расскажу, только пообещайте, что не убьете меня. Я никому не скажу про вас, я буду молчать.
– Мы не будем тебя убивать, рассказывай, зачем вашей пехоте нужны танки?
– Они со взрывчаткой внутри, сегодня техники уложили внутрь ящики с тротилом. Нашли троих водителей, которые хотят стать героями. Эти глупцы направят танки прямо в ваших стрелков, а потом взорвут. Их вдовам вермахт будет платить хорошую пенсию. У каждого есть дети, они хотят накормить их с помощью своей смерти. Я бы никогда на такое не согласился. Зачем? Женушка снова выйдет замуж и будет жить припеваючи за твой счет, а у тебя, считай, даже могилы не будет хорошей. Просто огромная яма.
Соколов не слушал причитания пленника. Он повернулся к своим спутникам и указал пальцем на танки:
– Надо срочно осмотреть танки, но осторожно, там должно быть огромное количество тротила. Все ящики, которые днем видел Руслан, внутри техники.
С фонариком они проверили бронированные внутренности: так и есть, постовой не соврал. В каждой машине все пространство загромождено тарой с опасным грузом, подожги запал, и все взлетит на воздух за несколько минут. Первая мысль у Алексея и была такой – взорвать танки вместе с гаражом и немецкой техникой. Но следом словно холодной водой отрезвили вопросы. А что будет с деревней, взрыв ведь заденет и жилые избы. Да и для армии вермахта урон небольшой, техника рядом с ремонтным цехом неисправная, людей, кроме постового, в здании нет. А вот на поиск поджигателей немцы бросятся, могут мирных жителей казнить в отместку или пустить по следам танкистов собак. С тяжелыми канистрами по рыхлому снегу будет нелегко уходить от дозора. Нет, слишком рискованное решение. Соколов вернулся к пленному:
– Сколько человек будет управлять танками?
– Трое, трое, господин офицер, им даже в казарме отвели специальный уголок, повесили занавески и кормят на убой офицерским пайком. За то, что они отдадут свои жизни фюреру.
– Во сколько завтра вы выступаете в марш?
– Этого я не знаю, господин офицер, я человек маленький, обычный рядовой, стрелок.
– Координаты, куда выдвинется соединение? Сколько личного состава? Какая техника в сопровождении?
– Отдельный батальон стрелков готовится к дислокации, с ними огромная пушка. Это все, о чем болтают в казарме. Я рассказал все, что знаю. Умоляю, вы обещали оставить мне жизнь.
– Что он говорит? – не утерпел Руслан. Ему так и хотелось с размаху всадить во фрица кинжал, отомстить за каждого русского воина, за каждого мирного жителя, которых безжалостно уничтожила армия Гитлера во время войны. А особенно за его невесту, Людмилу, санинструктора, что погибла во время авианалета. Душевная боль не уменьшилась со временем, и каждый раз при виде врагов Омаева разрывала изнутри горячая ненависть – пускай каждый из них заплатит жизнью за то, что пришел в его страну с оружием.
Соколов нахмурился:
– Отставить, Омаев, я пообещал ему, что оставлю в живых за информацию о танках. Хотя проку от него мало. Он не знает, когда и куда направится батальон немецкой пехоты в сопровождении танков. С ними точно будет расчет ПВО с орудием. Надо обследовать машины изнутри, может быть, найдем карту с маршрутом.
– И что будем делать тогда? – Логунов вскрыл последнюю бочку, принюхался. – Тоже бензин, ни керосина, ни солярки. Две канистры только топлива нашлось, еще столько же надо. Может, с «тридцатьчетверок» сольем?
– Слить топливо, взрывчатку уничтожить… Немцы новую доставят, хоть и не быстро, но привезут грузовиками, – вслух размышлял командир, пока поднимался на борт первого танка.
Возле места механика он нашел то, зачем полез в отделение управления, – вместо радиостанции, вырванной с корнем, лежала карта, где был нарисован будущий маршрут. Карта отличалась от той, что лежала в его офицерской сумке, новой отметкой. На карте, приготовленной для немецкого механика-водителя, широкая дорога для сельскохозяйственной техники, что вела от деревни до близлежащих сел, ответвлялась широкой просекой через лес. Таким образом соединение германской армии не только срезало пару десятков километров при марш-броске, но и выходило прямиком к рокадной дороге на территории фронта Красной армии.
В голове у Соколова сложился наконец весь замысел штаба вермахта. Срезать по лесу большое расстояние, провести незаметно туда батальон и под прикрытием русских танков начать атаку. При виде Т-34 командиры не отдадут приказ занимать позиции к обороне, скорее решат, что экипажи сбились с пути. А внутри бронированных машин тротил и взрывник-смертник, который одним движением уничтожит тысячи солдат и офицеров РККА. После неожиданного удара немецким стрелкам останется лишь добить раненых и увести по секретной дороге пленных.
Соколов спустился с картой вниз к своим:
– Смотрите, немцы приготовили себе проход через лес к нашей рокадной дороге, квадрату, откуда части армии выдвинутся в наступление к линии фронта.
Логунов всмотрелся в топографические знаки, надписи на немецком языке:
– Это, кажется, неподалеку, где расквартирован наш танковый батальон?
– Именно, и не только он. Наверняка сейчас к селу стянули и остальные части перед наступлением в сторону Гомеля. Во время передислокации и рассчитывают немцы нанести удар с правого фланга.
– Есть радиостанции в танках? – заволновался Омаев. – Срочно надо передать информацию в штаб! Когда фрицы задумали атаку? А если сегодня утром?
Алексей покачал головой:
– Радиоточки уничтожены, утром уже начинается операция. Не успеем. Если передавать информацию через нашу радиостанцию, есть вероятность перехвата. Мы на немецкой территории. И не забывайте, дорога с грузом займет не меньше шести часов.
В стену раздался условный стук, Бабенко, обеспокоенный долгим отсутствием товарищей, решил напомнить о себе.
– Так что решаем, ребята? Не бросать же все это добро здесь, в гараже. Давай-ка, Руслан, смени Сему, он там до костей продрог уже. А мы еще подумаем, как немцам рога обломать.
Когда заиндевевший Бабенко показался в гараже, он сразу же направился к любимым машинам, осматривая их, словно врач пациентов.
– Целехонькие, но у двух есть следы сварки, скорее всего снаряд попал, но не взорвался или повреждения были не сильными, так что немцы все починили оперативно, – он опустился на ледяной пол. – Проверю трансмиссию, подвеску.
Логунов с досадой хлопнул ладонью по траку:
– Хорошая же техника пропадает, Алексей Иванович. Эх, как нам пригодились бы эти танки.
Из-под днища отрапортовал механик:
– Все в рабочем состоянии!
Семен Михайлович вынырнул между гусениц, и на пару с Логуновым замер в ожидании решения командира. Соколов прекрасно понимал их сожаление. На фронте всегда дефицит деталей, исправной техники, боеприпасов. Танкисты свою машину холят, как полноценного члена экипажа, это их боевой товарищ, бронированная крепость, оружие. А тут стоят три готовые к запуску «тридцатьчетверки», над которыми трудились долгие часы женщины на Челябинском или Омском заводе, чтобы погибнуть ради целей гитлеровской армии.
– Может быть, уедем на них? – робко предложил Бабенко, он не мог себе даже представить, что оставит машины немцам.
– Только если до первого поста. Мы обстрелом аэродрома такой шум наделали, уверен, что сейчас немцы усилили бдительность. А здесь три машины, и мы не такие искусные водители, как вы, Семен Михайлович, по пересеченной местности не проведем танк.
– Да сейчас и я не смогу, – развел руками сержант. – Снег припорошил все, не разглядеть, что под гусеницами.
– Как же мы тогда «семерку» нашу поведем через лес? Когда шли в тыл к немцам, еще снегопадов не было, а сейчас весь наш путь припорошило! И ориентиры мои под снегом. – От тревожной мысли Соколов даже позабыл об осторожности, перейдя с шепота на крик.
В ответ Бабенко беспомощно вздохнул – он уже и сам думал, как будет маневрировать гусеницами между деревьев по опасному снежному одеялу, что скрывает порост и препятствия. Тем более после множественных маневров пожжены фрикционы, потек амортизатор и сорван топливный шланг. Оставалось только и надеяться на свою зрительную память, чтобы повторить дорогу к своим точь-в-точь до метра, не добавив новых поломок.
– Это не дело, мы сюда на скорости шли, обороты выжимали, и обратно ползти по каждой кочке не даст нам немец. Надо пробираться лесом до наших на своих двоих! – Логунов решительно рубанул воздух мощным кулаком. От его жеста вскрикнул в ужасе в углу связанный постовой. Фаулеру, который прислушивался к их бурному диалогу, показалось, что тот молодой парень с командирскими петлицами не собирается его убивать, а вот жуткий здоровяк с пудовыми кулаками так и хочет раздавить неудачника голыми руками. Он снова проскулил: «Умоляю, оставьте мне жизнь. Я сделаю все, что вы скажете. Можете забрать меня в плен, я не хочу служить Гитлеру. Прошу вас, сжальтесь». Но танкисты даже не повернулись в его сторону, напряженно размышляя, как же им вырваться из ловушки.