Из зала поступают предложения:
– Свидетели Иеговы! – вновь Венера.
– Японское движение «Аум Синрике».
– Кришнаиты!
– Храм народов!
– Я бы не хотела брать конкретную организацию, – перебиваю всех. – Предлагаю обсудить ответственность, что грозит человеку за создание и участие в организации, которая… ну, скажем, убивает представителей одной социальной группы, тех, кто имеет власть и деньги, например. Если убивают из ненависти, это можно отнести к экстремистской организации? За ее создание статья очень серьезная, верно? И за участие в ней тоже. Так, профессор?
– У нашей Эми поменялись вкусы. Были маньяки, стали сектанты, – шутит Леся.
– Главное, что твои вкусы на стринги не поменялись, – парирует Венера, окидывая взглядом откровенный прозрачный наряд одногруппницы.
У меня сводит желудок от того, что Венере приходится меня защищать. Когда кто-то шутит над ней самой, подруга не реагирует, зато, если высмеять меня или Дремотного, она накидывается, как разъяренный доберман. Я искренне люблю ее за это. И одновременно мне паршиво, что ей целыми днями приходится заступаться за меня.
Дремотный, справившись с застрявшей в горле конфетой, разражается смехом.
– Вы правы, – кивает профессор, невесело усмехаясь, – экстремистская организация состоит из лиц, или придерживающихся одних политических взглядов, или исповедующих одну идеологию, или, например, подверженных религиозному фанатизму, а вот члены преступной организации могут иметь отличную от соучастников идеологию. В свою очередь, члены экстремистской организации, а также члены преступного сообщества совершают преступления в отношении граждан, не являющихся их соучастниками, в отличие от религиозных объединений, чья антиобщественная деятельность может осуществляться в отношении как граждан, не входящих в эти организации, так и самих ее участников. Но толкование без конкретных примеров – субъективно. Нужно… более детально изучить вопрос. Возможно, – он подходит к нашей парте, и Дремотный давится жвачкой, – вы неправильно оцениваете деятельность организации.
Я фыркаю и вместе с Венерой хлопаю друга по спине.
– Ни слова не поняла, – сокрушается подруга.
– А что насчет ответственности? – ухмыляюсь я.
Арье кружит вокруг нашей парты, как акула вокруг корабля.
– Лицо, добровольно прекратившее участие в экстремистском сообществе, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления, – говорит Цимерман.
– Вы считаете, что в цивилизованном мире вопросы могут решаться убийствами? – спрашиваю я.
– Цивилизация – это временная фикция, Эмилия. Лишите человека еды, и вскоре он полностью деградирует. А что касается убийств… поверьте, во все времена люди найдут причину поубивать друг друга.
– Вы не ответили на вопрос.
Венера дергает меня за рукав.
– Ты что делаешь? – шипит она на ухо.
Мы с Арье смотрим друг на друга. Мне грустно, что мой любимый профессор оказался фанатиком, грустно видеть, что он оправдывает действия «Затмения», грустно, что я больше не могу ему доверять. Я опускаю голову и молчу до конца пары, пока Цимерман опрашивает студентов с рефератами.
Арье совсем не такой. Я уверена. Он слишком умен и должен понимать, что кровавое возмездие – не лекарство от зла. Дело в чем-то другом. Впрочем, долго думать об истинных мотивах Цимермана нет смысла. Они очевидны.
Наша ледяная королева.
Стелла.
Я видела, с каким обожанием Арье смотрит на эту женщину, как на его жестких губах расцветает счастливая улыбка, а холодный взор сменяется пламенной страстью. Он поддерживает «Затмение» не ради справедливости. Не ради мести. Он хочет быть частью всего, из чего состоит сама Стелла. Это извращенная любовь. Ядовитые чувства. Стелла тянет его вслед за собой, а он и рад, лишь бы сплести с ней судьбу. Даже если потом придется разбиться о скалы.
Я настолько глубоко осознаю его горе, что решаю больше никогда не спрашивать его о «Затмении». Смысл? Я не смогу убедить его, что они зло. Он не послушает.
Покинуть «Затмение» – потерять возлюбленную.
Да и вряд ли тайное общество можно покинуть.
Когда я выхожу из аудитории, чувствую виноватый взгляд Арье, но не оборачиваюсь.
Венера и Дремотный спорят о чем-то, когда мы выходим на улицу, а я бреду чуть поодаль.
– Солнышко, – раздается знакомый голос у ворот университета. – Я заждался.
Виктор улыбается во все зубы, опираясь о свой «Мерседес». Он когда-нибудь прекратит так делать? Каждый раз, когда я не отвечаю на звонки, Виктор караулит меня около университета.
– Откуда ты знаешь мое расписание?
– Мне безумно нужна твоя помощь, – заявляет он, открывая дверь автомобиля. – Давай я угощу тебя обедом.
Я пожимаю плечами и говорю Венере, что буду позже. Хотя она не особо слушает. Прячется за деревом от мамы Дремотного, которая приехала встретить сына на мотоцикле. Говорят, мальчики выбирают девушку, похожую на мать, но в случае Дремотного психология не работает. Его мама темноволосая, высокая и подкачанная дама в татуировках. Противоположность женственной Венере. Хотя и очень добродушная. Характером они с сыном похожи, но Венера не хочет с ней встречаться, подруга считает, что Дремотный слишком рано рассказал маме об их отношениях.
Я запрыгиваю в машину к Виктору.
– А ты чего такой нарядный? Набрился, надушился, костюмчик модный надел, ничего себе. Перевоплощение в принца. Отродясь так не наряжался. Ты на свидание идешь, что ли? Или ты прямиком с него?
– Последний вариант близок к правде, – вздыхает Виктор. – А как дела с Лео?
– Ужасно.
– Я помню, как он смотрел на тебя в прошлом году, в воздухе прямо искры летали. Забыл он тебя или нет, ты ему нравишься. Все наладится.
– Да ты сам в это не веришь.
Автомобиль останавливается у обочины.
– Зато знаешь, во что я верю? – ребячески заигрывает Виктор. – В силу женского обаяния.
– Чего, блин? Зачем мы сюда приехали?
– Ответ на твой вопрос сидит за вон тем столиком, – Виктор указывает на окно кофейни.
Я замечаю Иллариона Фурсу, который пьет кофе, откинувшись в кресле.
– Делом маньяка занимается Илларион, – объясняет Виктор. – Он знает детали. Но меня он терпеть не может, так что добыть информацию у него целая проблема. Сможешь войти в доверие?
– Ты издеваешься?
– Давай, солнце, я в тебя верю.
– Почему я?
– Ты ему нравишься. Я такие вещи сразу подмечаю. Если пофлиртуешь, у него кровь из головы к члену перельет. Просто попробуй невзначай узнать, какие улики он успел накопать. Мне кажется: он что-то недоговаривает. Понимаешь… я не сомневаюсь, что Фурса тот еще взяточник. Не удивлюсь, если его подкупили и он закрывает на что-то глаза. Выведи его на разговор. Если Фурса по глупости что-нибудь ляпнет, я смогу завести на него дело…
– Виктор!
– Что? – невинно пожимает плечами Шестирко. – Он мерзавец, солнце. Поверь мне. Не жалей его. Не болтай лишнего. И вообще, будь аккуратнее с ним, обо всем мне докладывай.
– Во-первых, я не хочу в это лезть, а во-вторых, с чего вдруг кто-то поверит моим словам?
Виктор складывает ладони в умоляющем жесте.
– Включи диктофон на телефоне. Я бы дал прослушку, но смысла нет ради десяти минут разговора. Положи телефон в карман, да и все. И не волнуйся, я буду неподалеку. Веселее!
Я злобно сужаю глаза.
– Ты не отстанешь, да? – безнадежно вскидываю руки. – Ладно, я попробую поговорить с ним. Ради Лео.
– Звучит обидно, но ладно. – Он величественно возносит ладони к небу. – Кто я, и кто Леонид. Сам Леонид! Предмет воздыхания школьниц.
– Не завидуй.
– Весь такой важный, альфа-самец, а в постели он тоже любит доминировать? Или ты бьешь его хлыстом?
– Я сейчас тебе врежу… и совсем не хлыстом.
Показываю ему свой грозный кулак. Виктор демонстрирует испуг и целует мое серебряное кольцо на указательным пальце.
– Ты дурак? – смеюсь я.
Виктор хихикает, достает из своего пальто деньги и кладет мне в карман плаща.
– Когда поговоришь, купишь нам обед и кофе, на твой вкус, – подмигивает он. Янтарные глаза блестят в лучах солнца. – У них есть пирог с сыром сулугуни и зеленью, советую. Обалденный!
– Куплю тебе пакетик с сахаром. И хватит.
– Как муравью?
– Как тому, кто меня уже достал своими поручениями!
Виктор хватается за сердце, будто я спровоцировала у него инфаркт, а потом треплет меня за щеку, как щеночка. Бурча и отбиваясь, я выползаю из «Мерседеса».
Бледное солнце, не сумевшее до конца пробиться сквозь тучи, повисло на сером небе желтым шаром, влажный ветер подхватывает края моего голубого плаща.
Я захожу в кафе.
В помещении пахнет сладкой выпечкой. Особенно яблочным пирогом. Официанты сплетничают у барной стойки и даже не замечают меня. Я включаю диктофон, подхожу к Фурсе, который смотрит видео в телефоне, и говорю:
– Какая встреча. – Улыбаюсь так, что сводит зубы.
Черт, переигрываю.
Брюнет с кучерявыми волосами и в черных круглых очках поднимает голову. Он носит очки даже в помещении. На нем длинный кожаный плащ. Фурса держит в руке красный стакан с капучино и скалится с видом, словно знал, что эта встреча случится.
– Удивительная красота нынче меня окружает, – усмехается он и кивает на кресло рядом. – Угостить тебя кофе?
– Эм, нет, спасибо. – Я опускаюсь в кресло. – Увидела вас и захотела спросить, как продвигается дело. Есть новые подозреваемые?
Фурса заинтересованно наклоняет голову влево, пробегает по мне оценивающим взглядом. При ближайшем рассмотрении парень оказывается еще красивее. У него тонкие черты лица и обольстительная ухмылка, а еще очень длинные черные ресницы, выразительные брови и глаза, которые он любит прятать за очками, будто скрывает свою душу.
– Давай на «ты», – предлагает Фурса глубоким, очень эротичным голосом. – Тебя Виктор подослал?
– Да, – честно признаюсь я. – Но мне и самой хочется знать, кто совершает эти ужасные преступления. Страшно из дома выходить, понима…ешь?