Зато я медлить уже не могу.
Я до смерти ее… хочу.
Потом всю ночь буду доставлять удовольствие только ей, как и сколько она захочет, честное слово, но сейчас… я не выдержу играть в замедленную съемку. Меня разрывает изнутри. Я безумно жажду сорвать одежду с этой чертовски сексуальной девушки. Особенно после того, как раздвигаю края белого халата и сминаю между пальцами ее полную грудь, которая учащенно вздымается, задеваю соски, получая в ответ приглушенный стон, – о-о-о, черт, да можно кончить от одного взгляда на ее формы, – провожу ладонью по гладкому животу, отмечая, что никогда не видел такой безупречной и мягкой кожи, а эти женственные изгибы… боже, Ева еще красивее, чем в моем воображении, когда я представлял ее обнаженной.
Какая же я сволочь!
Почему не останавливаюсь?
Гребаный тестостерон.
Я провожу языком вокруг ее соска… слегка втягиваю его в рот. Ева протяжно выдыхает, выгибается. Я стягиваю с себя футболку, кидаю ее куда-то в камин – если дом загорится, я даже не замечу, мать вашу, гори ясно, чтобы не погасло, – расстегиваю джинсы и умудряюсь стащить их за несколько секунд, но когда я прижимаюсь между ног девушки – все тело будто пронзает током.
Мощным разрядом!
Я замираю.
В гостиной горит одна слабенькая лампа, и я не сразу замечаю, что происходит.
Ева зажмурилась. Побледнела. И вся трясется. Затем совесть и вовсе вырывает мне хребет, когда я вижу, что по щеке девушки ползет слеза, в которой я готов утопиться.
– Ева, – сглатываю, поворачиваясь на бок, приглаживаю ее белокурые волосы. – Милая…
Она отворачивается, хочет скрыть эмоции.
– Эй, – пугаюсь я окончательно и припадаю губами к ее уху, – не молчи. Пожалуйста. Прости, если обидел, если напугал, если…
– Нет, – бормочет она и притягивает к своей груди мою ладонь, обнимает ее, как какой-то спасательный круг посреди бушующего океана. – Нет… я… все хорошо.
– Боже, Ева, я сам сейчас расплачусь от того, как тебе плохо. Я не хотел тебя обидеть, я…
– Дело не в тебе. Наоборот. Ты… заставляешь меня чувствовать что-то невероятное, ты… это все так непривычно… и мне это нужно. Безумно.
Она всхлипывает, и я целую ее в щеку, переплетаю наши пальцы.
Только не это…
Невозможно.
Или?
– Можно я задам нескромный вопрос, а ты ответишь честно? – тихо уточняю я.
Она кивает, обреченно закрывая глаза, и сжимает мою руку крепче.
– Сколько у тебя было мужчин после… того случая в школе?
Грудью я чувствую, как Ева напрягается, затем хмурится, и я уже было решаю, что ошибся, но она вдруг выговаривает:
– Я так и не смогла.
Мое сердце трескается и рассыпается в пыль.
Никого.
У нее никого не было.
Охренеть.
– Прости меня, – хриплю, растирая переносицу, и сокрушенно утыкаюсь лицом в ее макушку. – Я должен был догадаться.
Идиот.
– Но я хочу! – Ева резко оборачивается и вцепляется пальцами в мои плечи. – Ты мне нужен. Я тебе доверяю. Ты единственный, кому я хочу доверять. Пожалуйста. Я знаю, что ты сумеешь помочь, ведь… таких, как ты, просто не существует во вселенной, понимаешь?
Я с ужасом смотрю в ее лицо.
Катастрофа.
Единственное слово, которым можно описать нашу ситуацию. Будь на моем месте кто-то другой, это был бы один из самых прекрасных комплиментов, что я слышал, но я не заслуживаю подобных слов. Только вот Ева об этом не знает.
– Как ты можешь доверять тому, кто похитил тебя, чтобы потом отдать властям?
И кто изуродовал тебе жизнь.
– Ты не сделаешь этого, – улыбается она. – Я вижу.
– Не обманывай себя.
– Виктор. – Она первый раз называет меня по имени, и то, как ее язык ласкает каждый слог, пробуждает мурашки. Я теряюсь. Ева касается ногтями моей шеи, заглядывает в глаза. – Это невыносимо. Жить сломанной. Я знаю, что ты понимаешь, все понимаешь. И ты… видишь меня настоящую. Пожалуйста. Мне это нужно. Мне нужен ты.
Выражение, с которым Ева произносит каждое слово, еще грустнее их смысла. Ее голос, ее обреченный взгляд – похожи на мольбу тонущего, который видит спасительный корабль на горизонте.
Она жмется к моей груди.
Что может быть прекраснее слов: ты мне нужен? Мы все хотим быть нужными. С самого рождения. Надеемся, что когда-нибудь нам скажут: ты тот, кого я искал; кого мы искали; тот, кто нужен этому миру.
Я не выдерживаю, обнимаю девушку со словами:
– Я не тот, кто имеет право помогать тебе, но если ты этого правда хочешь… – Подминаю Еву под себя и шепчу в ее губы: – Я и не тот, кто имеет право отказать.
Глава 17Собираю осколки себя…
Его пальцы тонут в моих волосах. Горячие губы касаются ямки под горлом, скользят ниже… по груди, задевают эрогенные точки, хотя рядом с этим мужчиной я вся – оголенный провод, который трещит от перенапряжения… проклятие.
Не могу.
Я не могу…
Но… хочу.
Мысли становятся столь противоречивы, что я жажду сорвать с плеч собственную голову и разбить о стену.
Виктор накрывает меня своим мускулистым телом. Слишком странное чувство. Много лет я не позволяла никому себя касаться, и уж тем более целовать… никогда. А теперь сама хочу ощущать жаркое дыхание на своих губах и вкус мужчины?
Да кого! Следователя с заданием – отправить меня за решетку.
Идиотка.
Я провожу ногтями по его напряженным мышцам спины, слегка царапаю, наслаждаюсь приглушенным стоном в ответ. Виктор распахивает мой халат и вновь покрывает поцелуями грудь, но куда медленнее, чем первый раз, рисует языком узоры, заставляющие мою спину выгибаться, а сердце бешено скакать. Я чувствую, как дрожат его мышцы – он сдерживается, и он растерян, то и дело заглядывает в глаза, во взгляде читаются вопросы. Он следит за моей реакцией. Это и приятно, и раздражает.
Не знаю, кто из нас боится больше: я, которая повисла, словно над озером с битым стеклом, между желанием ощутить Виктора внутри и ужасом вновь пережить тот кошмар, запертый глубоко в моей извращенной памяти. Или сам Виктор, который смотрит так, точно умрет, если сделает мне больно.
Я не помню почти ничего из детства.
Мой мозг состоит из сотен затопленных пещер, где спрятались картины прошлого, и куда мне не попасть – я просто захлебнусь, едва погружусь в них. И я сижу на островке, собирая крошки своей жизни.
Мне было четырнадцать лет.
Каждое мгновение, когда меня насиловали…
Я помню всё.
Я помню.
И он помнит…
Парень злился на меня за то, что я его отвергла, и он не просто удовлетворял потребности, он хотел меня уничтожить. Ему нравилось… унижать меня. Насмешка в его лице и взгляде, горящем похотью, – это навсегда отпечаталось в памяти.
С тех пор я никого к себе не подпускала.
Я смотрела фильмы и читала книги о чувствах людей друг к другу, а еще эротику, но боялась даже подумать о том, чтобы по-настоящему подпустить к себе мужчину.
Виктор все изменил, а еще: он понял. Мне не пришлось рассказывать правду, разрывая душу на лоскуты.
«Он разорвет остатки, что от тебя остались», – звучит хохот в голове.
Хочу заткнуть уши, чтобы не слышать проклятый голос, но он звучит внутри меня самой, гудит, разрывая мозги.
Волшебным образом только глаза следователя выводят меня из транса.
Я смутно осознаю, что во мне появляются новые чувства. Взгляд Виктора затрагивает струны, которых никто еще не касался, он рождает бесконечную привязанность, которую раньше я испытывала лишь к своим картинам, ведь я их создала… Виктора я не создавала, но он нарисовал в моей душе столько пейзажей, что я сама стала его творением… Он наполнил меня жаркими, яркими красками.
До сих пор я ничего подобного не ощущала.
Виктор берет меня на руки и несет в комнату. Еще одна спальня. С огромным окном, за которым растянулся ночной лес, и доской на полстены, где прикреплены листочки. Рассмотреть детали не успеваю, падаю головой на подушку, благоухающую восточными благовониями. Виктор склоняется, упираясь одной рукой в матрас, втягивает в рот мою нижнюю губу и углубляет поцелуй, скользит к ягодицам. Медленно перемещает пальцы, поглаживает чувствительную кожу с внутренней стороны бедер, призывая раздвинуть ноги. Я то и дело их сжимаю.
– Ты такая красивая, – шепчет Виктор и с безграничной нежностью проводит ладонью по моим растрепанным волосам, – я забываю, что нужно дышать, когда ты со мной, – тихо говорит он на ухо, и вся душа распахивается ему навстречу.
– И часто ты задыхаешься при виде красивых девушек? – Я обвожу указательным пальцем крепкие мышцы его пресса.
Пора признать, что внешность и обаяние Виктора чертовски заводят. Он шикарен. И я хочу, чтобы это был именно он. Виктор сумеет мне помочь, мне будет хорошо с ним, уверена, нужно лишь… забыть.
– Ты первая, кто занял в моей жизни все пространство, – произносит он, и я поражаюсь эмоциям, которые отражаются в глазах цвета растопленного золота. – Хочется надеется, что мне найдется место и в твоем мире.
Виктор касается меня между ног, ретиво ласкает кончиками пальцев, и внизу живота разносится такой пожар, что я боюсь это даже анализировать.
Горячая кровь разливается по всему телу. Дыхание становится прерывистым, и мои ладони инстинктивно скользят по пояснице мужчины, притягивая его бедра ближе. Чувствую его эрекцию низом живота. Виктор приглушенно стонет.
Я утыкаюсь в напряженную шею и жадно вдыхаю пьянящий запах кожи, парфюма с грейпфрутом и влажным после дождя мхом. Хочу всю ночь вдыхать этот аромат! И утро. Весь гребаный месяц. И до апокалипсиса.
Горящие янтарные глаза исследуют мое тело. Пальцы мужчины медленно движутся, обхватывая до сладкой боли пульсирующую струну моего тела, и я начинаю бояться того, какие метаморфозы со мной происходят, как тело жаждет того, в чем ему долго отказывал разум.
– Останови меня, если станет неприятно, – сглатывает Виктор, снимая боксеры. Я не узнаю его голос, низкий и хрипящий. – Будет сложно не потерять голову рядом с тобой.