С другой стороны, я понимаю Лео. Как Василий мог скрывать, что Ева жива? Стелла сказала ему молчать, и он молчал? Ева – его дочь! Он из-за нее в тюрьме отсидел, едва не растерзал ее насильника и при этом спокойно смотрел на то, что дочь превратили в машину для убийств?
Напряжение между мужчинами электризует воздух.
Стоило подождать в коридоре.
Я отступаю в сторону, сажусь рядом с Эллой. Ее лица не видно за водопадом каштановых волос, она смотрит в пол, но, когда я касаюсь ее плеча своим, – поворачивает голову. Я едва не вскрикиваю от неожиданности.
Элла поднимает взгляд. И будто что-то ищет в моих глазах, будто она меня хорошо знает и ждет каких-то важных слов, которыми я обычно ее успокаиваю, или сама сейчас что-то скажет, хотя не разговаривает много лет.
Затем она протягивает дрожащий кулак, упирается им в мою ладонь. Я принимаю от нее маленький предмет.
Ой!
Я уколола палец!
На ладони тонкий железный браслет в виде шипастой лозы.
– Это мне?
Она кивает с испуганными глазами. Я вдруг вспоминаю, что видела похожий браслет у Макса.
– Откуда он? – шепчу, пока Лео и Василий ругаются у окна.
Элла кивает на телефон у меня в кармане, сжимает ткань своего серого больничного платья, а потом качает головой, словно хочет предупредить о чем-то важном. Я пытаюсь вернуть браслет, но она его не принимает.
Кажется, просит меня унести его?
Почему?
Я поджимаю губы.
Лео и Василий по-прежнему спорят. Я чувствую себя лишней и встаю, чтобы уйти, но случайно задеваю подушку.
Подушка шлепается на пол. Я тарахчу извинения, отряхиваю ткань. Когда кладу обратно, то замечаю, что у края матраса лежит телефон. Странно. С каких пор в психиатрических клиниках разрешены телефоны?
Элла вдруг хватает меня за запястье и смотрит так измученно, словно я моряк, который нашел ее посреди океана и помогает взобраться на лодку. Мать Лео чем-то напугана. Ее ногти больно впиваются мне в кожу.
– Вы боитесь? – едва слышно спрашиваю я.
Однако Элла – словно кто-то вмиг переключил канал у нее в голове – возвращает лицу отстраненность, уходит в себя и вновь упирается взглядом в пол.
Не понимаю.
Она хочет меня о чем-то предупредить?
Наверное, стоит вспомнить, что я в психушке, да… Элла болеет шизофренией. Как еще она будет себя вести? Шизофреники постоянно кого-то боятся: то пришельцев, то людей-кактусов; паранойя преследования – один из первых симптомов начала заболевания. И все же… этот дурацкий браслет… где она его взяла? И почему хочет от него избавиться?
Никто не обращает внимания, что я выхожу из палаты. Лео и Василий выясняют отношения. Элла тонет в своей голове.
По коридору носятся несколько медсестер. Я чувствую запах лекарств, которые они несут на подносах, и слышу скрип досок под ногами. Где-то снизу кричат женщины. Вероятно, друг на друга. В соседней палате кто-то поет про трех белых коней высоким, истеричным голосом.
Надо бы завтра найти Макса. Спрошу у него про эти браслеты и про дурацкое приложение «Пеликан».
Элла не разговаривает много лет, но что мешает ей пользоваться телефоном? Браслеты не могут быть просто совпадением, они как-то связаны с приложением.
Второй вопрос: за пациентами клиники вообще кто-нибудь следит?
Я уже собираюсь отправиться к главному врачу, чтобы задать этот вопрос в лоб, но отвлекаюсь на уведомление в телефоне.
У тебя слишком много секретов, Эмилия. Секретами нужно делиться.
Какого хрена?
Опять неизвестный номер!
Я округляю глаза.
О. Мой. Бог.
Снова он?
Старалась не думать о маньяке, и он сам решил напомнить о себе?
Господи…
Я упираюсь плечом в стену. По телу проносится холодная волна, и я теряю равновесие. Сдавливаю в руке телефон, не отрывая взгляда от экрана.
А если это чей-то розыгрыш?
Вдруг я преувеличиваю?
Ага…
Кто-то пишет мне сообщения с нотками шизульки и оставляет послания на зеркалах, причем не только мне, но и Лео – а Кровавый Фантом именно так и преследует жертв перед смертью. Конечно, что здесь преувеличивать?
Новое уведомление.
Только я смогу тебя успокоить.
Все мои органы окончательно покрываются льдом и останавливаются.
Какого дьявола?
Хорошо, о посланиях жертвам я слышала, да. Но не о переписке. Видимо, какой-то придурок хочет меня напугать. Зато Лео точно преследует маньяк, он ведь забрался к нему в дом и разрисовал зеркало. Возможно, явился, чтобы убить Лео, но там оказалась я, и он решил прийти попозже?
Не понимаю, зачем Кровавому Фантому охотиться за Лео? Бессмыслица.
Я оглядываюсь.
Никого.
Решаю все-таки сходить к главному врачу, но, когда делаю шаг вперед, кто-то вцепляется мне в плечо – да так, что я визжу!
– Эй, эй, детка, – хохочет женщина в черной кожаной куртке. Я не сразу ее узнаю. – Что бы кто ни говорил, но визг – не лучшее наше оружие. Каблуком в глаз – куда эффективнее.
– Боже, вы последний человек на планете, кого я ожидала увидеть в таком месте, – удивляюсь я, пока женщина дружески хлопает меня по спине.
Августина Дилинкони. Смерть для мужского эго. И мать Дремотного. Женщина, которая способна набить морду любому, судя по ее мускулам, и починить мотоцикл или машину. Несмотря на грозный вид, она по-своему красива. Высокая брюнетка в татуировках. Насколько я знаю: у Тины своя сеть автомастерских.
– Я думала, что вы у нас в городе всего на пару дней и уже вернулись в Москву.
– Не. – Она весело подталкивает меня локтем, отчего я едва не пробиваю плечом стену. – Я здесь надолго. Бизнес без капитана идет ко дну. Надо привести филиалы в порядок.
– А почему вы в клинике?
– Тот же вопрос, – подмигивает она.
– Ах да, я с парнем, он кое-кого навещает.
– Вот и я за компанию. К тому же главный врач – мой хороший друг. Пришла чай с ним похлебать.
Кажется, тот ангел, который отвечает за мое везение, наконец-то вышел из запоя и решил хоть что-то сделать.
– Это просто невероятное совпадение, потому что я бы тоже очень хотела с ним поговорить… кое о чем. Если пойду с вами, он меня примет?
– Базару ноль. – Она вновь шлепает меня между лопаток.
Ну и тяжелая же у нее рука. Даже спина захрустела. Пока мы идем в кабинет, я держу дистанцию, боюсь, что из-за пылкости Августины выйду из клиники со сломанными костями. И оглохну. Шума от нее больше, чем от кастрюль при землетрясении.
В клинике прибавилось рисунков пациентов. Они творят прямо на стенах. В новом корпусе есть коридоры, где это позволяют, и коридоры, где чистота. Однако в старом корпусе всем плевать. Шизотворцы не ограничены.
Кабинет главного врача находится между двумя корпусами, и рисунки здесь только на одной из стен. Виктор говорил, что Ион разрешает пациентам многое, а еще, что за долгие годы работы он сросся с клиникой и ее старожилами, так что и сам уже недалек от пламени безумия.
Я замечаю довольно профессиональный рисунок с черной луной и людьми в красных капюшонах, отчего вспоминаю собрание «Затмения». По стене тянутся и многократно повторяющиеся символы якоря. Этот якорь вообще попадается часто.
По пути звонит бабушка, так что я остаюсь в коридоре перед дверью в кабинет Иона Крецу.
– Совсем не звонишь, – говорит бабушка обиженно, – забыла про меня. Жених небось появился?
– Бабуль, я через пару недель приеду на выходные, все расскажу, честно слово. Я щас на пару иду, позже тебе позвоню хорошо? О-о-чень тороплюсь. Прямо ужас.
– Буду ждать, милая, – ее голос странно дрожит, – ты только не забудь, пожалуйста.
– Да как же я могу забыть, – вздыхаю я. – Давай, я скоро перезвоню.
Я убираю телефон в карман. Надо позвонить бабушке, как выйду из клиники. Она будет сидеть над телефоном все это время и ждать. Я так забегалась, что вообще перестала ей звонить, надо бы приехать в станицу пораньше. Не нравятся мне ее хрипы в голосе. Мы с бабушкой одни в целом мире, и я не имею право забывать про нее.
Она – все, что у меня есть.
Я собираюсь постучать в кабинет, как что-то заставляет меня обернуться. Чувствую чей-то взгляд. Хотя в коридоре пусто. Я обращаю внимание на то, что здесь нет камер. Это любопытно. В клинике камер мало, и установлены они только в новом корпусе.
Боковым зрением я улавливаю движение. Парень, который за мной следит, не успевает убежать, и мы встречаемся взглядами.
– Привет? – говорю я, удивляясь количеству бинтов на нем.
Мумия какая-то.
Парень скрывается за углом.
Я решаю, что бежать вслед за пациентом психушки – не самая умная мысль.
Перед тем как зайти в кабинет, проверяю сообщения. Новых нет. Это радует. Я стучу в дверь главного врача. Слышу приглашение Августины и вхожу. За большим массивным столом – она, Адриан, Ион, а еще Клык – местный мышиный король, одетый в белую робу опасных пациентов. Видимо, что-то натворил, раз его обездвижили. Сидит скулит.
Кабинет пылает расцветкой так, будто его подожгли. Обои белые, но повсюду оранжево-алые картины с абстракциями, мебель темно-вишневая, вычурные статуэтки и разноцветные книги на полках шкафа. Обжигающее зрелище.
Пахнет полевыми травами и сигаретами.
В углу свистит чайник.
На вешалке висит новенькое мужское пальто черного цвета и еще одно – женское: пыльное, потрепанное, которое никто, судя по ткани, не носил годами.
Адриан мягко улыбается мне. Ион сидит с видом, будто кто-то дал ему подзатыльник. Августина кивает мне на стул рядом с Клыком, пациент начинает вопить:
– Она умре-ет, – он задерживает дыхание, – она умрет!
– Что? – пугаюсь я.
– Он думает, что выдыхаемый им воздух ядовит для людей, – поясняет Августина. – Напомни, как болезнь называется?
– «Бред Котара», – пожимает плечами Ион и делает глоток чая с молоком, после чего устало колотит ложкой по кружке.
Адриан наливает чай и мне.
На нем сегодня черная ряса, но этот цвет парню совсем не идет, его светлая аура с ним не сочетается.