Два оперуполномоченных на входе окидывают меня подозрительным взглядом. Как только мы попадаем в дом, приходится зажать нос. Запах отвратительный. Я не так часто сталкиваюсь с трупами – слава богу – и думала, что источать зловоние они начинают намного позже. Мы поднимаемся по лестнице. Свет в коридоре почему-то не горит, и по пути я сильно бьюсь мизинцем об угол. Это помогает немного прийти в себя.
Затем мы проходим в спальню.
Мужчина в крови лежит посередине комнаты. У него выколоты глаза. Чуть ниже ребер торчит рукоять ножа. Волевое лицо и одежда в крови.
Да что там… вся комната в крови!
– Ты молодец. – Виктор хлопает меня по плечу. – Само хладнокровие. Будто каждый день трупы видишь.
Я едва заметно киваю.
Для страха во мне не осталось места, я сама готова вонзить нож себе под ребра, лишь быть избавиться от чувств. Хотя из-за того, что я вижу, к горлу подступает тошнота. Дыхание перехватывает. Я никак не реагирую, но понимаю, что от шока не способна пошевелить ни рукой, ни ногой, как при сонном параличе.
– Кто бы говорил, – пробую отвлечься, отвечая Виктору. – Я хотя бы не улыбаюсь.
– Профессиональная деформация, – пожимает плечами он, надевает перчатки и роется в документах на полке шкафа, беззаботно посвистывая.
Убитый мужчина одет в серый костюм и лежит на бежевом паркете, из-за чего кровь особенно бросается в глаза. Вся комната кажется бледной и мертвой. Начало кладбища на заднем дворе закрепляет дух смерти, пропитавший это место, он давит на меня, хочет проглотить.
Я решаю сосредоточиться на жертве.
Сев на корточки, рассматриваю тело. Стараюсь не смотреть на лицо, потому что вид выколотых глаз – выше моих сил.
Нож под ребрами точно принадлежит самой жертве. По пути я успела заметить набор таких же ножей на кухонном гарнитуре.
– Его руки, – указывает Виктор, опускаясь рядом. – Все в крови.
Он так резко оказывается в двадцати сантиметрах от меня, что я едва не теряю равновесие и не шлепаюсь прямо на труп.
– Не надо падать к нему в объятия, солнышко, поверь, он не в твоем вкусе. Слишком… вялый.
– Очень смешно. – Я фыркаю. – И, естественно, его руки в крови. Когда тебе выкололи глаза, ты определенно будешь хвататься за лицо.
– Да, но такое чувство… не важно. Смотри, – Виктор кивает на зеркало, – цифры. В прошлый раз они тоже были.
Я подхожу к зеркалу и, кроме цифр, вижу на нем слово «ясйакоп». Цифры раскиданы, как на шахматной доске. Пять. Двадцать девять. Четыре. Семнадцать. Девятнадцать. Тридцать четыре. Четыре. Двенадцать.
Какая-то бессмыслица.
– Я могу предположить, зачем он пишет «Покайся», хоть и зеркально, но что за математика?
– Пока не знаю. Ясно только, что убийца выбирает тех, кто в чем-то виновен… по его мнению.
– Как и «Затмение», – замечаю я.
Взгляд янтарных глаз находит мой на долю секунды, прежде чем их хозяин принимается исследовать пространство под кроватью.
– Да, но «Затмение» выбирает тех, кто избежал наказания благодаря, скажем, деньгам или связям, – кашляя от пыли, поясняет Виктор. – А этот человек работал обычным врачом. Он не похож на тех, кого убивают наши вигиланты. Нецелевая аудитория, так сказать.
– Врачом? В поликлинике?
– Ага. – Шестирко выбирается из-под кровати, поправляет торчащие русые волосы. Напоминает домовенка Кузю. – Он врач-кардиолог. Одинок. Двенадцать лет назад похоронил дочь и жену, которая и задушила ребенка, а потом покончила с собой. Хотя я не верю в эту историю. Мне показывали дело, там что-то не сходится. Так, что еще? Память стала как у старика, ни хрена не помню. Ах да, живет рядом с кладбищем, эм, жил вернее, да… где семья и похоронена. Соседи говорят, что он каждый день сидел над их могилами.
Виктор фотографирует зеркало и труп.
– А если «Затмение» расширило список жертв? – размышляю я. – Вдруг этот мужчина сам убил свою семью, например? Но умудрился все скрыть. И его покарали…
– Мне кажется, – Шестирко оборачивается и хмурится, – или ты хочешь что-то рассказать?
Я топчусь на месте.
– Ну… я получала сообщения от маньяка.
Виктор замирает и до того медленно округляет свои сатанинские глаза, что я начинаю понимать, почему Ева назвала его Совенком.
Выдохнув, я осознаю, что уже не могу носить эту тайну в себе. Пора поделиться с Виктором. Это не тот секрет, который должен принадлежать только мне, а тот, от которого надо побыстрее избавиться.
– Что, прости?
– Я не уверена, что это был Кровавый Фантом, сообщения были разными, но в одном из них пришло слово «Покайся». Зачем кому-то мне такое писать?
– И когда ты собиралась мне рассказать? – Виктор щурится. – На том свете?
– Я не знаю, кто это пишет! Может, кто-то просто издевается надо мной, подражая маньяку! Я вообще считала, что с убийствами связана Ева, а она все время была у тебя, черт возьми! А об этом ты когда собирался рассказать? Что между вами происходит?
– Я добываю информацию, – невнятно бубнит Виктор, – как и всегда. Ну, я хороший сотрудник и…
– Брось! Я видела, как вы смотрите друг на друга, ты ее горящим взглядом пожираешь, ты ни на кого так не смотришь. Между вами что-то есть. Это видно.
Виктор не отвечает. Он начинает ходить по комнате, изучая надписи, словно я надоедливый призрак, с которым он общается по настроению.
– Теперь ты со мной не разговариваешь?
– Сосредоточься на уликах, – шепчет он, демонстрируя грустную улыбку.
– Уликах? Каких? Думаешь, он убивает тех, кто в чем-то грешен? Ладно. Что сделала я? Я никого не убивала!
– Возможно, он считает тебя грешной в чем-то другом. Или это действительно злой розыгрыш.
– Лео он тоже преследует.
– Ты решила давать мне информацию по крупицам? А можно где-то скачать полную версию?
Виктор издает истеричный смешок, и я понимаю, что он разозлился.
– Это взаимно.
Он в раздражении трет переносицу.
– Ладно, проехали. Леониду пишет маньяк? Это уже чересчур странно, если использовать твою теорию, что Кровавый Фантом связан с «Затмением». Если только «Затмение» не решило от Лео избавиться. И от тебя заодно. Тогда все сходится. Вы оба слишком много знаете.
– Стелла бы не стала убивать собственного племянника, – настаиваю я. – Она за членов семьи любому горло разорвет, с чего бы ей напускать убийц на свою кровиночку?
– А разве тайным обществом заправляет одна Стелла? Приказ мог отдать кто-то другой, вот и все. Короче. С этого дня будешь жить у меня.
Я смеюсь, едва не наступая на руку мертвого мужчины. Идиотка.
– С тобой и маньячкой Евой? Как большая дружная семья? Я говорю тебе, что за мной охотится маньяк, а ты предлагаешь мне пожить с другим маньяком? Типа сломать еще и палец, когда оторвало ногу, чтобы отвлечься?
Мне хочется придушить Виктора.
– Ева ничего тебе не сделает. – Он вскидывает ладони в черных перчатках. – И мы не живем вместе. Успокойся, ревнивица ты моя.
– Она убила десятки человек, Виктор! – кричу я. – Очнись! Ты весь прошлый год попрекал меня тем, как я могу встречаться с Лео, если он киллер? А теперь сам спишь с убийцей? Ты гребаный лицемер!
– Знаешь, что действительно странно? – задумывается Виктор, игнорируя мои слова. – Он хоть и был обычным врачом, но очень боялся за свою безопасность. На территории дома есть камеры. В доме тоже. Правда, одна. И она направлена на лестницу. Пока ты была в машине, я просмотрел записи с камер, как и мои коллеги. Ничего. Никто не поднимался. Никто не забирался в окна. В других домах не было камер, только у соседей. Здесь все как на ладони, но убийца и правда фантом, способен появляться где угодно.
Пока Виктор рассуждает, я вижу телефон на полке и беру, чтобы рассмотреть.
– Эй, не трогай руками, – ругается Шестирко.
– Он сломан.
– Эми, это улика. – Виктор отбирает телефон. – На нем отпечатки.
– Ты не понял. Кто-то сломал его. Что, если убийца общался с жертвой по телефону?
– Возможно. Но тогда мы бы смогли отследить звонки. Мы проверяли телефоны прошлых жертв, но там ничего не было. Зато на некоторых были сброшены настройки до заводских, то есть удалено абсолютно все, либо телефоны не функционировали.
– Им не звонили. Им писали сообщения. В приложении.
– Намекаешь на «Пеликан»?
– А ты считаешь, что это просто совпадение?
– Один из наших, который занимается делом этой странной программы, получил приглашение в приложение. Я узнавал. Приложение из даркнета. Поэтому так просто в него не попасть, но когда наш туда пробрался, кураторы лишь общались с ним как психологи, помогали с проблемами в семье, которые он выдумал. Не знаю. Подозрительно, однако пока что на них ничего нет. Парень на связи с ними полгода. И ничего. У меня есть одно предположение, – Виктор упирается взглядом в труп, – но это какое-то безумие.
Я заставляю себя еще раз подойти к трупу мужчины, потому что вдруг замечаю на его ладони… ожог.
В форме полумесяца.
Такой же, как у Августины и у одного из членов «Затмения».
Черт…
Значит, не факт, что Августина была на том собрании и что она вообще состоит в «Затмении», раз этот символ есть не только у нее.
– Ты уже видел подобные ожоги на руках?
– Нет, а ты?
Я киваю.
– У двоих человек. И один из них состоит в «Затмении». Тогда ты прав. Может, кто-то из «Затмения» убивает теперь еще и тех, кто что-то знает или стал им не нужен. Как я или Лео.
– Я осмотрел тело прошлой жертвы. У нее не было похожих ожогов. Не сходится. У Евы тоже нет. А у Лео?
– Нет, – задумываюсь, разглядывая нож. – Я бы заметила.
– Да, я бы тоже, – протягивает Виктор. – У Евы.
Он смущается под моим осуждающим взглядом.
– А что насчет безумного предположения? Ты не договорил.
– Ну… убийцу никто не видел. На камерах он даже частично не засветился. Это буквально невозможно. Да и какое-то странное ранение.
Виктор ложится рядом с трупом, отчего я кривлюсь. Мало того, что труп выглядит отвратительно, так он еще и источает запах на всю комнату. Я все время зажимаю нос. Виктору же плевать. Мне кажется, он бы спокойно сел в углу с куском пиццы и перекусил.