– Мне плевать на тот поцелуй. И на несуществующую дружбу, о которой ты постоянно толкуешь, – устало произнесла она.
– В тебе говорит обида… – попытался возразить Платон.
– Во мне говорю я. Послушай, я просто больше не хочу с тобой работать. Вообще. Никогда. Never. Jamais, – добавила она для ясности, но тут же вспомнила, что в языках Платон как раз не силен. – Короче, Игорь мне на тебя не жаловался, мы о тебе вообще не упоминали. Просто я хотела убедиться, что поступаю правильно, и съездила к вашему с ним педагогу.
– К Эрлиху?! – Платон округлил глаза и вскинул брови.
– К нему самому. И теперь…
– Нет, погоди! Ты его плохо знаешь, он почти в маразме. И детей у него своих нет, а Игорь со своим синдромом подлизы…
– Хватит, – Надя отчаянно замотала головой и заткнула пальцами уши. – Слышать ничего не хочу. На-до-е-ло!
Платон посмотрел на нее как-то по-новому, иначе, чем раньше. Будто впервые за долгое время прозрел.
– То есть… Это все? – тихо спросил он, и Надя, несмотря на пальцы в ушах, расслышала каждое слово. А потому опустила руки, вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза.
– Прости, но да.
Теперь он выглядел таким пришибленным, словно забыл и имя свое, и адрес, и где находится. Будто бы даже постарел. Лоб прорезала морщина, глаза потухли, и Надя отчего-то почувствовала себя виноватой. Черт бы подрал это красивое лицо и выразительный взгляд, который цепляет за самое нутро, проникает в череп глубже, чем вилка Ганнибала Лектера.
– Слушай, я не хочу тебя обижать. Но у всего есть предел, и у меня в том числе. Я просто больше не могу. И это не тот случай, когда «давай останемся друзьями» и все такое.
– Скажи еще, что дело не в тебе, а во мне.
– Могу и сказать, – она нервно дернула плечом. – Но мы оба будем знать, что это неправда.
– Поверить не могу! – вдруг рассмеялся Платон. – Мы даже не спали, а ты уже меня бросаешь!
– Пусть это останется на моей совести. В любом случае, я не хочу тебя видеть… Какое-то время.
– Какое именно? – посерьезнел он.
– Ну… От года до… Никогда. Примерно такой промежуток.
– И ты продолжишь работать с Игорем? Несмотря ни на что?
– Именно так, – Надя уверенно кивнула.
– Ты же понимаешь, что нам все равно придется пересекаться? Хотя бы по работе? – прищурился Платон.
– Тогда сделай вид, что мы друг друга не знаем. Можно я уже пойду? – она вцепилась в ремешок сумочки.
– Дело твое, – он сунул руки в карманы и пнул носком ботинка смятый окурок.
Надя замерла на мгновение, не зная, стоит ли попрощаться с Платоном. Как-никак, их связывали несколько лет бок о бок. Работа это была, дружба или странный симбиоз, для которого в русском языке еще не придумали слово. Возможно, у какого-нибудь маленького африканского племени есть термин, состоящий из непривычных гортанных звуков и трудно произносимых щелчков языком. И он обозначает отношения между друзьями детства, которые выросли и работали вместе, пока один из них не выдержал и сбежал. И порой им хочется целоваться, а порой драться всем, что попадет под руку, но внутри все равно сохраняется теплое, почти нежное чувство. Как же прощаются в таком случае? «До свидания» дает ложную надежду, «прощай» добавляет ненужного пафоса.
Так и не разобравшись, Надя развернулась на каблуках и громко зацокала прочь, ничего не сказав.
– Надь, погоди! – окликнул ее Платон и догнал у самого подъезда. Склонился над ней, и ей на секунду показалось, что сейчас последует поцелуй. Самое удивительное, что она даже готова была ответить: прощальный-то Платон заслужил. Но к губам ее он не притронулся, а почему-то хитро и загадочно улыбнулся.
– Я буду работать с Лизой, – с довольным видом сообщил он.
Не самая приятная информация на сегодня, но Наде было уже все равно. Что-то кольнуло под ложечкой, и все ощущения пропали.
– Хоть с кем, – отозвалась она как можно равнодушнее.
– И мы раскатаем вас с Игорем, как младенцев.
Надя даже не стала уточнять, что это значит. Видно, Платон решил включить защитный механизм и превратить все в игру, – дело хозяйское. Надя давно перешла в другую лигу.
– Как скажешь, – и она приложила ключ-таблетку к магнитному замку. Тот запиликал, пронзительным писком завершив симфонию под названием «Красавец-чудовище».
Надю не особо пугала перспектива соперничать с Лизой. Во-первых, Лиза училась там, где Надя преподавала, и вряд ли могла серьезно навредить карьере Игоря. Во-вторых, трудно было представить, в чем именно может выражаться война двух виолончелистов. Даже если Платон вдруг начнет рисовать на афишах Игоря гитлеровские усы или писать в Интернете неприличные комментарии про творчество Заславцева, урон от этого будет небольшой. И поэтому в тот вечер Надя не придала угрозе Платона ровным счетом никакого значения.
А зря. Недооцененный враг – самый опасный. Недооцененный враг, который до этого был твоим другом, – опаснее вдвойне. И в этом Надя убедилась очень скоро, когда занялась графиком концертов Игоря.
Обзванивая администрацию разных залов, она обнаружила, что Платон собирается выступать буквально в каждом из них. От самого большого до самого маленького, почти камерного. Судя по всему, он задался целью вытеснить Игоря из московского концертного пространства и заделать собой все щели.
И все бы ничего, но сезон близился к концу, впереди было лето, и Надя могла остаться без заработка вовсе.
– Мы же не можем поставить рядом два сольных виолончельных концерта, – отвечали ей всюду, как по бумажке. – С радостью примем вас в сентябре, но сейчас…
Надин телефон раскалился от бесконечных отказов и от ярости, с которой она его сжимала. Осознав, что выбора ей Платон не оставил, Надя встала, отряхнулась от лишних эмоций и направилась прямиком в родовое гнездо Павленко. Те, кто помог ей возвести Барабаша на виолончельный трон, теперь должны были свергнуть его оттуда.
Глава 13
– Ну все! – Дима воинственно сжал кулаки. – Он сам напросился! Ром, оторвись ты уже от компа, поедем чистить репу этому долбаному Спивакову!
– Спиваков – дирижер, – неуверенно встряла Надя.
– Мне все равно. Палочка, смычок… Да хоть пюпитр! Он у меня еще долго сидеть не сможет!
Надя вздохнула. Не на такую помощь она рассчитывала. Дима со дня на день должен был стать отцом, сроки прошли еще вчера, а его жена так и ходила с пузом, и потому Дима балансировал на грани нервного срыва и готов был на что угодно, лишь бы отвлечься от мучительного ожидания.
– Никто никого бить не будет, – Юля с непробиваемостью опытной родительницы урезонила брата.
– Спасибо, – у Нади даже отлегло. Она сомневалась, конечно, что Дима и правда поедет куда-то выяснять отношения на кулаках, его жена все равно не отпускала дальше, чем на километр от дома, но после Юлиного вмешательства стало как-то спокойнее.
– Но и помогать тебе никто не будет, пока ты все не объяснишь, – Юля как раз отправила маму гулять с детьми, и теперь восседала на кухонном диванчике, как королева, и большими глотками глушила чай с молоком из поллитровой кружки. Говорят, это способствует лактации.
– Вот-вот, – воодушевленно закивала любопытная Машка. – Взяла, значит, уволилась тихой сапой, на звонки не отвечает, а мы ей – помогай теперь.
– Ой, да больно надо! – обиделась Надя. – Не хотите – не помогайте!
И, распахнув холодильник, она пробежалась взглядом по ломящимся от изобилия полкам и вытащила банку маминых домашних маринованных огурчиков. Хоть не зря приезжала: захватит домой, в съемную квартиру, пока есть чем за нее платить, и будет хрустеть в гордом одиночестве.
– Та-а-ак! – Машкины ноздри хищно затрепетали, как у волка, учуявшего дичь. – Это еще что?
– Ничего! – Надя прижала банку к груди. – Делиться не буду!
– Нет, все сейчас это видели? Огурцы!
– Так точно, капитан Очевидность, – буркнул Рома, не переставая что-то быстро печатать в ноутбуке.
– Мне все ясно, – Машка самодовольно скрестила руки на груди. – Она беременна.
– Что-о-о?! – хором выдохнули Юля, Дима и, конечно, сама Надя. И даже Рома на мгновение оторвался от работы и оценивающе оглядел сестру.
– Да не, – поморщился он. – По-моему, только еще больше похудела, – и снова уткнулся носом в монитор.
– А ведь и правда, – медленно произнесла Юля. – Я со вторым из-за токсикоза пять кило скинула. Блевала больше, чем ела. И бледная какая-то…
– Да вы рехнулись, что ли?! – опешила Надя.
– Точно-точно, – Машка хмыкнула. – Он, значит, ее… Того… – и она постучала ладонью по кулаку. – А потом узнал, что она… Того… – очертила в воздухе округлый живот. – И бросил ее. Теперь еще и мстит, сволота такая. А Надька, как обычно, молчком. И делает вид, что сама от него ушла. Типа гордая до фига.
– Маш, ты бы завязывала с сериалами, – Надя покрутила пальцем у виска.
Бред, который несла младшенькая, звучал так нелепо, что Надя была уверена: кроме Маши, эту чушь никто не станет воспринимать всерьез. Но, как выяснилось, идиотизм заразнее эболы.
– Ты только аборт не делай, – напряглась Юля. – Все-таки живой человечек… Ну и для здоровья плохо. Мы, если что, поможем. Когда у тебя срок? Месяцев через шесть? У нас уже коляска с люлькой освободится, одежек подгоню, все новое почти. И манеж складной, его можно вместо кроватки…
– В смысле? – влез Дима, не успела Надя и рта раскрыть. – Как это манеж – ей? Ты же нам обещала на дачу!
– А вы сами купите, не видишь, что ли, у нее ни мужика, ни работы, – нахмурилась Юля. – Всегда только о себе думал!
– Так, всем спокойно, – Надя поставила банку с огурцами от греха подальше и даже отошла от нее на пару шагов. – Я не беременна.
– Уже сделала аборт?! – Юля в отчаянии закатила глаза. – Ну как так можно! Хоть бы посоветовалась, неужели мы б не помогли!
– Я не беременна, не была и не собираюсь в ближайшее время, – как можно доходчивее разжевала Надя. – И с Платоном у меня ничего не было. Ну… – она замялась. – Почти.