– Полляма просмотров, ага, – кивнул Вадик. – Пиара выше крыши, ты же этого и хотела!
– Так ты тоже видел?! – Надя опешила. – И ничего мне не сказал?
– А зачем? Между нами, снято через задницу, горизонт завален, камера дрожит… Сейчас каждый слабоумный думает, что он блогер. «Всем привет, с вами Петя…» – передразнил он. – Этот придурок своей рожей самое красивое место испортил! Некоторым в руки, кроме «Нокии 3310», ничего давать нельзя!
– Ты хоть понимаешь, что все мои усилия пошли прахом?! – рассердилась Надя. – Под роликом этого «придурка» не было ни одного нужного контакта! Как нас нашел хоть кто-то, я вообще не знаю!
– Но нашли же! – от Вадика любая критика отлетала, как теннисный мячик от стенки. – И где мы теперь играем?
– Во-первых, не мы, – процедила Надя. – Во-вторых, я закажу твои услуги, только если ты подпишешь договор на моих условиях.
– Каких? – улыбка наконец сползла с вечно сияющего лица Вадика.
– За каждый час, слышишь, час, а не день просрочки твой гонорар будет уменьшаться на десять процентов.
– Ты что, думаешь, я робот?! – возмутился он, но, не встретив у Нади ни сочувствия, ни понимания, ссутулился и опустил плечи. – И как быстро тебе нужно будет готовое видео?
– В тот же вечер. До полуночи.
– Когда-когда?! – Вадик даже попятился и чуть было не споткнулся о штатив. – Ты про Трудовой кодекс слышала? Рабство отменили!
– Или так, – Надя скрестила руки на груди, – или я ищу другого оператора.
Глава 17
У каждого человека есть такое место, куда он предпочитает лишний раз не наведываться. Да, тюрьмы, больницы и конторы коммунальщиков не любит никто, но к этому стандартному перечню каждый добавляет что-то свое, особенное. Место, связанное с дурными воспоминаниями, рухнувшими надеждами или несчастной любовью. Окажешься в таком – и хочется втянуть голову в плечи, поднять воротник и ускорить шаг, лишь бы побыстрее избавиться от гнетущей тяжести в груди. К примеру, жертва школьной травли ни за что не придет на встречу выпускников, обманутая жена – в ресторан, где застукала мужа с любовницей, а унылый бухгалтер – в гаражи, в которых когда-то собирал свою рок-группу, мечтая стать новым Джимом Хендриксом.
Для Нади таким местом была Московская консерватория. Конечно, по долгу службы ей время от времени приходилось туда заглядывать, но всякий раз она чувствовала себя неуютно и торопилась уйти. Конса, как ее привыкли называть музыканты, напоминала Наде о несбыточных мечтах детства. Когда-то она представляла себе, что будет учиться там, сидеть с другими студентами у памятника Чайковскому, обмывая косточки преподавателям и сетуя на грядущую сессию. Но все пошло наперекосяк, и потому Надю не покидало чувство, что она в стенах консы – чужая, что не заслужила права даже находиться в этом музыкальном Хогвартсе.
Сегодня, впрочем, все было иначе. Надя поднималась по ступеням победителем: она несла в себе шикарные новости, несла бережно и гордо, как ценный трофей. Мысленно Надя уже слышала овации, ощущала восторженные рукопожатия и похлопывания по плечу. Те, кого она в юности считала обитателями Олимпа, сегодня должны были преклониться перед ней. Пусть и в переносном смысле.
Она специально пришла за десять минут до начала репетиции студенческого оркестра и попросила Игоря поддержать ее. Из зала уже доносились разрозненные звуки, легкая какофония не настроенных инструментов.
– Всем привет! – громко крикнула Надя, привлекая к себе всеобщее внимание. – Можно пару минут? У меня важное сообщение.
Инструменты стихли, а десятки пар глаз воззрились на знаменитого агента Игоря Заславцева.
– Итак, я хочу еще раз поблагодарить всех за наш флешмоб в торговом центре и поздравить с популярностью в Сети! – улыбнулась она, подождала, пока некоторые скрипачи одобрительно постучат смычками по пультам, и вскинула руку, призывая к тишине. – Кто-то из вас уже, наверное, слышал, что нас приглашают на концерт в Архангельском под открытым небом. Ну, точнее, вас, а не нас: я-то больше играть не буду.
По залу прокатился смешок, и Надя, почувствовав, что завладела аудиторией, расправила плечи.
– Изначально вас планировали позвать бесплатно, – продолжила она, – но я не просто так получаю свой хлеб, чтобы рубить подобные планы на корню, – Надя заговорщически подмигнула. – Поэтому я договорилась насчет гонорара.
В этот момент случилось то, чего она так долго ждала: оркестр грянул восторженными «вау» и «ого», а Надина кровь будто наполнилась пузырьками веселящего газа и забурлила, как шампанское из только что откупоренной бутылки.
– Подождите, подождите, – Надя отмахнулась с ложной скромностью и вновь подняла руку, хотя на сей раз успокоить оживленных студентов оказалось уже не так легко.
– Ребят, тише! – вмешался дирижер, и Надя благодарно кивнула.
– Я хочу, чтобы это снова был не просто концерт, а что-то очень… Яркое и эффектное, – она с трудом подбирала слова, чтобы передать всю грандиозность своей затеи. – Договорилась с оператором, позвала блогеров, которых мы уже покорили своим флешмобом. Мы с Вадимом Куприяновым, – вы, возможно, помните: он снимал нас в торговом центре, – уже ездили в усадьбу. Там безумно красиво. Архитектура, природа, статуи… Мы сошлись на том, что лучше, если все вы будете в белом. Тут, конечно, каждый исходит из своих возможностей, но я подумала, что если мы продолжим в том же духе, концертная форма нам еще понадобится. Так что я связалась со швейной фабрикой, приглядела несколько фасонов, договорилась насчет скидки… В общем, девочки, после репетиции могу показать. Я против корсетов и неудобных юбок, у меня есть друзья из барочного ансамбля, они очень жаловались на свои концертные платья. Так что легкий шифон будет в самый раз. Я отсмотрела материалы, мне уже посоветовали ткани, которые не нужно гладить. Ну, и нашла автобус, который нас отвезет, и фургон для инструментов, так что тут все схвачено.
– Ничего ж себе! – не выдержал фаготист Сева. – Когда вы успели?
– Ну… – Надя польщенно повела плечом. – Это моя работа. И, кстати, насчет этого. Раз уж у нас все так… скажем, неплохо складывается, я подумала, что мы могли бы придумать название для оркестра и продвигать его, как единый коллектив…
– То есть у нас уже будет работа? – недоверчиво спросила Марина, первая скрипка.
Надя бросила короткий взгляд на Игоря, потом на дирижера, и закусила нижнюю губу, лихорадочно соображая, как бы помягче сформулировать свое предложение.
– Скорее, халтура, – сообщила она наконец. – Пока вы учитесь, и у нас нет отдельной репетиционной базы, я не могу заставить вас работать, как в обычных оркестрах. Соответственно, и зарплату платить нечем. Но если время от времени я буду организовывать для вас оплачиваемые концерты и потихоньку пиарить в Интернете, думаю, вреда от этого никому не будет, а учебная часть не станет возражать. Но…
– Так и знал, что будет «но»! – хмыкнул альтист с серьгой в ухе.
– Саш! – одернул его Игорь. – Погоди, дай договорить.
– Но поскольку это и для меня тоже работа, – Надя собралась с духом, – я бы хотела обсудить с вами мой агентский процент. Насчет договора я пока консультируюсь, мы можем все сделать официально… А по поводу суммы… Обычно я беру пятнадцать процентов. Это стандартная доля, если не верите, можете расспросить Игоря, он работал не только со мной…
– Пятнадцать процентов?! – подала голос скрипачка Алина. – Вы что, шутите?
– Мы же студенты! – поддакнула ей флейтистка. – Собираетесь наживаться на студентах? Играть-то вы не будете, сами сказали!
– Ага, если гонорар разделить на всех, да еще и пятнадцать процентов вычесть, нам, считай, ничего не останется… – поджала губы кларнетистка.
– Послушайте, но Игорь же так работает, и ничего! – вмешался Сева. – Значит, выгодно!
– Игорю-то, поди, сольные партии будут давать! – раздался бас из-за тубы.
– Его просто на нас раскрутят, а потом он пойдет шарашить с другими оркестрами!
– А вы видели хэштеги? Везде фамилия Заславцева, про нас ни слова!
– И смысл тогда? Мне к госам надо готовиться, а тут еще новые партии за какие-то пять копеек!
– Да, пускай вон Игорь один и играет в Архангельском!..
Отдельные выкрики слились в общий гул, и у Нади от шума закружилась голова. Она уже не понимала, кто и что пытается ей сказать, просто кожей чувствовала, что еще немного, и ее погонят из зала смычками и метлами.
– Тихо! – рявкнул дирижер. – У нас репетиция, обсудите все потом. Надежда, вы извините, у нас все-таки учебное заведение… Я не могу никого заставить, и хоть ваша идея мне импонирует, я думаю, вам лучше дождаться, когда мы закончим, а потом отдельно поговорить с ребятами и прийти к какому-то решению…
– У меня после репы история исполнительского искусства! – буркнула Алина. – Я только в три освобожусь.
– А я – в два! И что, ждать тебя еще час? – кто-то из духовиков так разбушевался, что рассыпал ноты. – Черт!..
– Надежда, подождите, пожалуйста, снаружи, – отчеканил дирижер, с трудом сдерживая гнев.
Надя беспомощно взглянула на Игоря, потом на оркестрантов, взбаламученных жадностью и, так и не дождавшись ни слова поддержки, покинула зал. Так, наверное, чувствуют себя недооцененные реформаторы, которых народ гонит на плаху. Надя знавала музыкантов, которые считали, будто главная цель концертного директора – обобрать беззащитного творческого человека, нажиться на чужом таланте, превратив гения в раба. Но услышать такое от консерваторской молодежи, от продвинутого поколения, от тех, кто видел, как высоко взлетел ее стараниями Платон Барабаш…
Да, глупо было рьяно браться за организацию концерта, не обговорив детали на берегу, но Надя по своей непростительной наивности подумала, что встретит куда больше понимания. Она готова была даже пойти на уступку и снизить ставку до неслыханных десяти процентов, однако теперь у нее пропало всякое желание стараться ради других.
Будь обстоятельства другими, она бы ни за что не стала бы иметь никаких дел с этими не в меру амбициозными недорослями, но искать другой оркестр за неделю до концерта… Самоубийство. К тому же, как тогда она будет выглядеть перед организаторами? Заливалась ведь соловьем, изображая профи восьмидесятого уровня, а теперь что, звонить и говорить, что приедет не оркестр Московской консерватории, а какой-то непонятный сброд под управлением Васи Пупкина?