– Ну, знаешь! – У Нади кровь прилила к лицу, а в ушах зашумело от злости.
Да, вот такое и вырастает из девчонок, которых недостаточно пороли в детстве! Видать, на Машке родители уже устали изобретать наказания, и потому она выросла особенно наглой. И пускай говорят, что совершеннолетних воспитывать уже поздно, но Надя все равно решила наверстать упущенное. Схватила первую попавшуюся мягкую игрушку, коих у Маши на диване обитало целое стадо, и принялась колошматить сестру почем зря.
– Эй! – завопила Машка, съежившись и загораживаясь руками. – Ма-ма-а-а! Убери Надьку! А-а-а!
На вопли в комнату тут же влетела Юля, бешено вращая в глазами.
– Молчать! – Она отобрала у Нади мохнатое и пыльное орудие преступления. – Разошлись по углам! Дети спят!
– Она меня бьет! – обиженно заскулила Машка.
– А она сказала Платону, что я беременна от Игоря.
Юля застыла ненадолго, переводя оценивающий взгляд с одной сестры на другую, потом уперла руки в боки и нахмурилась.
– Малая – кыш! – вынесла она вердикт и указала на дверь.
– Я?! – Машкина физиономия разочарованно вытянулась. – Это вообще-то моя комната.
– Кыш, сказала! – повторила Юля жестко. – Или я скажу маме, что случилось с ее немецкой кастрюлей!
Маша поджала губы, сопя от бессилия, потом вскочила и с видом оскорбленной невинности вытряхнулась из комнаты.
– И если Добрыня или Андрюха проснулись, качать будешь сама! – бросила ей вслед Юля, а потом осторожно, чтобы не хлопнуть, притворила дверь.
– А что там случилось с маминой кастрюлей? – Надя сгребла с дивана игрушки сестры и обессиленно плюхнулась туда, где только что валялась Машка.
– Ничего, – нехотя отозвалась Юля. – Это только мой козырь. Так что там с твоей беременностью?
Надя слишком устала, чтобы бороться с родственным любопытством. Вытянула ноги, откинула голову назад и выложила Юле, до какого пердимонокля довел ее Машкин длинный язык.
– И теперь он говорит, что любит меня, – подытожила она. – Предлагает быть вместе, а я… Слушай, но он же потаскун, каких свет не видывал!
– Это у многих бывает, – Юля уселась рядом и положила голову Наде на плечо. Они частенько так лежали в детстве: Надя забиралась в кровать к старшей сестре, когда было страшно ночью или когда болел живот, и Юля вот так уютно устраивалась около нее и рассказывала о своих ухажерах. Почему-то Надя любила эти истории куда больше, чем детские сказки про принцесс. – Дима тоже шлялся, пока не перебесился. Кому-то скучно, у кого-то гормоны скачут…
– А как же «горбатого могила исправит»? – Надя задумчиво прислонилась щекой к Юлиному затылку.
– Фигня это все. Не меняются только те, у кого нет ради кого меняться, – вздохнула Юля. – На Димку посмотри: он на свою надышаться не может. Маша – дура, конечно, и ремень по ней плачет, но ведь она права. Пока мужика не подтолкнешь, он так и будет ходить и клювом щелкать.
– А если я ему надоем? Я же не какая-то суперсекси! – и Надя уныло скосила глаза к своей не слишком пышной груди.
– Это вообще в отношениях последнее дело. Сиськами долго сыт не будешь, – Юля проследила за Надиным взглядом и усмехнулась. – Даже вон детям максимум на год хватает. Ты, главное, для себя пойми, нужен он тебе или нет. Ты его любишь?
– А как его не любить?! – обреченно простонала Надя. – Он же… Ты же видела его! Смотришь, и внутри все…
– Бабочки в животе? – подсказала Юля.
– Да почем я знаю! – Надя зажмурилась: так трудно бывает признаться самому себе в очевидном, так страшно осознавать свои слабости, что, кажется, лучше бы вообще никогда ничего не чувствовать. – Бабочки это, или просто надо на глистов провериться…
– Слушай, – Юля отстранилась и серьезно посмотрела сестре в глаза. – Каждой женщине хоть раз приходится делать выбор между надежностью и бабочками в животе.
– И что ты выбрала?
– Стала бы я от большой надежности заводить троих детей, – улыбнулась Юля. – Если ты его правда любишь, то надо хотя бы попробовать, что получится. Иначе сама себе потом не простишь.
– А если не выйдет? Если он сбежит через месяц?
– Никаких «если»! – мотнула головой Юля. – Просто надо держать его в тонусе. Это он должен бояться, что ты сбежишь, а не наоборот.
– И как это сделать?
– Вот смотрю я на тебя иногда и думаю: вроде умная баба, а таких простых вещей не понимаешь! У тебя же решение под носом.
– Игорь?… – неуверенно предположила Надя.
– Игорь, – улыбнулась Юля, и Наде вдруг подумалось: как хорошо, что эта многодетная мамаша с мозгами Макиавелли – ее сестра, а не соперница.
Надя частенько сетовала на судьбу, которая закинула ее в шумное и суетливое семейство Павленко. Но где бы она была теперь без помощи братьев и сестер? Даже Машка с ее промытыми Интернетом мозгами, как ни крути, оказала Наде услугу. Кто знает, сколько бы еще Платон созревал для признания, если бы не бесстыжая Машкина ложь?
Теперь мысль о том, чтобы вернуться с вещами в семейное гнездо уже не казалась Наде такой пугающей. Она готова была уже позвонить квартирной хозяйке, чтобы официально расписаться в собственном банкротстве и захватить у мамы пару больших хозяйственных сумок для постельного белья и всяких личных мелочей, однако стоило Наде взяться за телефон, как на экране всплыло сообщение. Платон перевел ей тридцать пять тысяч, как и обещал.
Он думал о ней. Несмотря на ее отказ, на истеричное бегство, на войну с Игорем. Конечно, брать у человека такие деньги было неправильно, и в любой другой ситуации Надя бы так ни за что не поступила. Она привыкла помогать Платону и опекать его сама, а когда все вдруг перевернулось с ног на голову, ей стало не по себе. Но вариантов у нее других уже не осталось.
«Я все верну», – написала она, чтобы не чувствовать себя так унизительно.
«Я люблю тебя», – ответил он через секунду, и у Нади засвербило в носу от подступающих слез.
Очень сложно бывает сказать эти слова впервые, но стоит один раз перешагнуть невидимый барьер, как они сами рвутся наружу с каждым вздохом. И чем чаще их повторяешь, тем легче становится на душе.
Надя потянулась было пальцем к цифровой клавиатуре, чтобы ответить, и… не смогла. Как будто что-то помешало, как будто кто-то хлопнул ее по руке. Может, оно и к лучшему? Такие признания лучше делать, глядя человеку в глаза. Современные технологии лишают слова веса, превращая их в сухие и куцые отголоски эмоций.
Позже. Она обязательно скажет ему, только позже.
Есть люди, которые до чертиков любят все контролировать, и Надя, определенно, принадлежала к их числу. Едва она сталкивалась с чем-то, что не могла подчинить себе, тут же начинала искать способы вернуться в зону стабильности. В моменты паники кто-то хватается за уборку, кто-то отключает мозги сериалами, кто-то пытается заглушить стресс булочками и шоколадом. У Нади же главным лекарством от хаоса всегда была работа. И сейчас, вернувшись в пока еще свою съемную квартиру, она подключила к сети ноутбук, разложила перед собой блокнот и ручки и погрузилась в дела с усиленным рвением.
Звонок Игорю был у нее на повестке первым и самым важным. От решения Заславцева зависело все. Предложить ему выступать дуэтом со старым и, наверное, злейшим врагом было страшно, но все же не так страшно, как разговаривать с Платоном о чувствах. А потому Платона Надя решила оставить на потом.
– Ты шутишь? – была первая реакция Игоря.
Надя вздохнула, размяла шею, как перед боксерским поединком, и переключила тумблер дипломатии на максимум. Никогда еще она не была такой велеречивой и убедительной, как сегодня. Расписывала Игорю, каких удивительных высот они смогут достичь вдвоем.
– Между вами такой огонь, какого я еще никогда не видела, – упражнялась она в риторике. – И аудитория это сразу услышит, поверь мне. Солистов полно, а вот дуэтов… Посуди сам: Платон уже заработал имя, ты тоже. Его подписчицы с ума сойдут от вашей бешеной энергии. И кроме того, – достала она из рукава самый важный аргумент, – Эрлих тоже мечтал поставить вас в дуэт.
– Ты говорила с ним? – напрягся Игорь.
– Конечно! Он сделал блестящую аранжировку Вивальди, наверняка у него есть еще что-то. Мы поговорим с ним, он будет рад подключиться, я почти не сомневаюсь. Составит вам такой репертуар, что музыкальный мир пошатнется. Два виртуоза такого уровня вместе – это бомба, говорю тебе. Доверься моему чутью, прошу тебя. Пожалуйста, Игорь! Я бы никогда не поставила тебя в заведомо провальный проект! Ты же мой первый клиент, ты поверил в меня, когда я была никому не нужна, я этого не забуду, – Надя закусила губу, подбирая нужные слова. – В конце концов, отменить все никогда не поздно. Один концерт в Архангельском – и ты поймешь, сможешь ли дальше работать с ним вместе.
– А если он опять начнет психовать или оскорблять меня?
– Платона я беру на себя, – Надя сжала телефон с такой силой, что силиконовый чехол жалобно скрипнул. – Он будет вести себя примерно, насколько это возможно. Послушай, на тебя вся надежда. Ты же сам понимаешь, из вас двоих ты – гораздо мудрее и взрослее.
Если до этих слов Игорь и сомневался, то перед таким мощным натиском лести устоять не смог. Насколько Надя смогла изучить Платона с Игорем, для них обоих конкуренция между собой была главным и самым сильным мотиватором. Конечно, манипулировать клиентами было не слишком гуманно и не особо порядочно, но Надя чувствовала: вечный двигатель их соперничества способен поднять дуэт до невиданных высот. И если убедить каждого, что весь проект держится только на нем, они из кожи вон вылезут, лишь бы это доказать.
Добившись согласия Игоря, Надя набрала организаторов концерта в Архангельском и предложила им новый план: вместо студенческого оркестра Московской консерватории перед публикой выступит дуэт виолончелистов. Поначалу, конечно, это энтузиазма не вызвало, но как только Надя назвала имя Платона Барабаша и намекнула, что блогеров это порадует даже больше, а гонорара потребует в разы меньшего, музейная дама сдалась и сказала, что внесет в афишу необходимые поправки.