Несколько наиболее «традиционных» и безобидных «игрушек» Света заграбастала себе, наотрез отказавшись с ними расставаться и обещая потом продемонстрировать в действии. Вера, красная, как свёкла, приватизировала бронзовый… э-э-э… предмет ОЧЕНЬ вычурной формы, нечто среднее между вазочкой для печенья и маленьким глобусом на высокой подставке, воодушевлённо рассказывая нам о его очевидной древности и археологической ценности. Меня же заинтересовал моток грубо выкованной, но довольно тонкой — меньше полсантиметра — цепи, пропитанной магией, которую ни Настя, ни Вера не смогли сразу определить. Настя тоже нашла себе трофей по вкусу: небольшую и тоже явно зачарованную заколку в виде стилизованной пиджи с расправленными драконьими крыльями, слишком мелкую, чтобы разобрать детали — уже в стороне от норы, на полянке, где мы решили закопать все найденные останки, рядом с вдребезги разбитым покедексом.
Мрачные и уставшие, потратив большую часть дня, мы рассортировали и упаковали трофеи, и отправились дальше на север, не в силах оставаться вблизи этого печального места.
Моя бессонница неуклонно прогрессировала: теперь я спал по два-три часа через день и чувствовал себя совершенно нормально. Настя подтвердила, что здоровье моё в полном порядке, а Света рассказала, что некоторые пиджи и вовсе не спят. Сидя на камушке, я потихоньку распутывал заинтересовавшую меня цепь. Обычно такое монотонное занятие мне быстро надоедает и участь гордиева узла кажется абсолютно заслуженной, но в эту ночь я спокойно провозился часа два, получив в результате восемь цепочек коротких, сантиметров по тридцать пять, и одну длинную, больше метра, и чуть толще остальных. По-прежнему бездумно, я подобрал небольшой плоский камешек и за четверть часа выцарапал из него «плюсик», осторожно провертел дырку в самом толстом луче и продел цепочку. Получившийся крестик мне понравился и я его примерил. Размер оказался вполне удобным. Другую цепочку, самую короткую, я в несколько петель обмотал вокруг хвоста, в самом тонком месте, под наконечником. Ещё две цепочки пошли на ноги — в два витка на правую щиколотку и в три — над пальцами левой. На нижней паре рук я сделал наоборот, на правое запястье и левый локоть, а на верхней — опять правый локоть и левое запястье. С длинной цепочкой пришлось подумать: в два витка она с талии сваливалась, а в три — не сходилась. В итоге я сделал один виток покороче, чтобы держался, а второй пересёк с первым над хвостом и на животе, скинув получившиеся петли на бёдра.
— Ну вот ты и попалась, смертная! — Раздался странно звенящий торжествующий голос у меня в голове.
— Ин-нах! — Так же мысленно ответил я, поправляя цепочки. Моей безмятежности мог бы позавидовать Будда.
— Покорись! Или страдания твои будут безмерны! — Грозный лязг, тонны пафоса… Но за ними мне почудилась капелька неуверенности.
— Не отвлекай! Размер не мой, сидит криво, на хвосте вообще вон чо получилось! — Я продолжал методично укладывать цепочки звено к звену.
— Да как ты смеешь, смертная! — Ярость тоже была какая-то неискренняя, натянутая.
— Во-первых, разуй глаза: не смертнАЯ, а смертнЫЙ, а во-вторых, не доказано! Я вообще собираюсь жить вечно и пока всё идёт по плану. — последнее звено легло, как надо. — И вообще, ты кто такой?
Неведомый голос, поначалу явно ошарашенный моим заявлением, но немного приободренный вопросом, пафосно начал:
— Я дух проклятых цепей! Я… — Он неожиданно пустил петуха.
— Ну, раз дух — тогда давай дуй отсюда, не мешай взрослым людям. — Кажется, это был перебор, но после сегодняшних — точнее, уже вчерашних — событий, мне просто необходима была разрядка, и этот пафосный, но не слишком умный голос как нельзя лучше подходил на роль мишени для сарказма.
— Страдай же! — В этом крике не было ни звона, ни лязга, только ненависть — зато совершенно искренняя. Цепи окутались паутиной разрядов и меня изрядно тряхнуло током. Долгое общение со Светой дало мне некоторую привычку, но всё равно было больно.
— Зачем? — Вполне искренне удивился я, поднявшись и направляясь к невидимому отсюда пляжу. — Не хочу страдать и не буду.
— СТРАДАЙ!!! — Новый вопль был куда пронзительнее прежнего, кажется, голос был на грани истерики. Новый разряд тоже был заметно сильнее предыдущего, и я с трудом удержался на ногах. Конечно, можно было бы рвануть и добежать до воды за секунду, но я не собирался бегать от каких-то призрачных истерических голосов.
— Обоснуй! — Я изобразил максимальное ехидство, на которое был способен, мысленно нащупывая образную «кнопку» включения «гуделки». И добавил после паузы, всё-таки найдя её и включив. — Это ругательство было, если ты не понял. Грязное.
— СТРАДАЙ!!! — Точно, истерика, без вариантов. Двести процентов срыва башни. Новый визг, уже на грани ультразвука, пытался ввинтиться в мозг, но на меня это слабо действовало. Новый разряд, гораздо ярче предыдущего, окутавший меня целиком, был заметно ослаблен «гуделкой» и по ощущениям едва дотягивал до самого первого. А я уже подошёл к воде — и нырнул, с головой погрузившись в прохладную, солёную и электропроводную воду.
— Ин-нах! — Повторил я. — Я же сказал уже: дуй отсюда, а то хуже будет. Мы, русские, народ гостеприимный, но справедливый: кто к нам с чем зачем, тот от того и того.
Я точно знал, что сейчас дух выдаст всё, на что способен, и даже с запасом — это только в сказках всё решается в третьей сшибке, в реальной жизни или ты бьёшься, пока не победишь, или проигрываешь — но мой расчёт оказался верен. Громовое шипение, больше похожее на взрыв, летящие во все стороны клубы пара и брызги кипятка… Я стоял на дне, на глубине метров трёх, почти ослепший от окутавших меня молний, а вокруг меня в здоровенную воронку непрерывно падала вода, и, тут же испаряясь, с рёвом уносилась вверх. «Нехилый гейзер, далеко, небось видать» — с неодобрением подумал я — «Сейчас как припрётся что-нибудь здоровенное — и где я его хоронить буду?».
— Слушай сюда, дух, и не перебивай, когда с тобой дембель разговаривает! — Добавил я уже «вслух», хотя, кажется, тот услышал и предыдущую мысль. — У тебя есть два варианта: или ты меня слушаешься, и мы живём долго и счастливо, или через пять минут я скармливаю тебя кому потолще, и следующие сто лет ты ржавеешь на дне океана. Время пошло!
Я спокойно уселся на песок в позу лотоса, закрыв глаза и изображая классического медитирующего йога. Стена воды вокруг угрожающе нависла, но поток пара не дал ей сомкнуться. К сожалению. Чувствовал я себя как в бане, на самой верхней полке, только дышать было действительно нечем — в окружавшем меня паре кислорода не было почти совсем. Впрочем, проблем это пока не доставляло, и я спокойно ждал, максимально успокоившись и расслабившись.
— Если согласен — просто выключи разрядник, дурень, пожалей батарейку! — Буркнул я, не открывая глаз. — А то ни фига не слышно, что ты там шипишь.
Паутина молний погасла и стена воды рухнула мне на голову и плечи, норовя сбить и перевернуть, но я вцепился в песок всеми конечностями и кое-как удержался.
— Никогда я не покорюсь смертному! — Проорал дух и вдруг взвыл без слов в полном отчаянии.
— Именно. Простейшая логическая ловушка. Так что положено говорить в таких случаях?
— Слушаю и повинуюсь, хозяин! — Выдавил из себя дух, совершенно раздавленный.
— То-то! Я ведь тебя предупреждал. А могли бы и по-хорошему договориться: ты мне добровольно помогаешь, я о тебе забочусь по мере надобности… Ладно, вываливай давай, что ты есть и можешь, дух проклятых цепей!
Я поднялся на ноги и медленно пошёл к берегу. По моим ощущениям, воздуха оставалось мало, но спешить было ещё нельзя. Я отчётливо почувствовал садистское злорадство духа, когда он вывалил о себе сразу ВСЁ. В голове как будто взорвалась звезда, но после — или благодаря? — моей связи с пиджи это было терпимо. Разочарование духа сменилось ужасом — он вывалил на меня действительно всё — в том числе, и собственное истинное имя, и формулу полного подчинения.
— Иштван Иштван, именем твоим…
— НЕ-Е-Е-ЕТ!!! — Если бы он так заорал в первый раз, я бы, наверное, вырубился, но теперь, когда я назвал его истинное имя, он не мог причинить мне вреда — ни прямо, ни косвенно.
— …и именем рода твоего заклинаю тебя: служи мне верно… — После небольшой паузы вопль духа смолк, паника сменилась недоверием. «Если не хочешь, чтобы я закончил — а я теперь могу сделать это в любой момент, как ты знаешь — веди себя хорошо, слушайся, старайся — и останешься личностью… может быть.» — тихонько подумал я, выбираясь на мелкое место и наконец-то с наслаждением вдыхая. Согласие духа было очень искренним, очень испуганным и таким тихим, что я его скорее угадал, чем почувствовал. «Можешь погромче, всё время вслушиваться я не собираюсь».
На берегу стояли мои пиджи — всклокоченные спросонок, но готовые порвать Тайфонну[27] в лоскуты, если она вдруг на меня покусится. Счастливо улыбнувшись им и передав волну тепла и благодарности, я мысленно проверил возможности духа и немного истерично расхохотался. Простая экипировка! Одежда, максимум — лёгкая броня, небольшая защита от электричества, какие-то едва ли не декоративные железки — мечи, кинжалы, какие-то копья… И всё!!! Вся эта цветомузыка, которая меня чуть не угробила — ровно на один раз, чтобы подчинить носителя и заварить цепи, действительно проклятые и не снимаемые… кроме как с трупа. Ну, вариант с ампутацией мы рассматривать не будем, хотя именно мои воспоминания об оторванной голове сильнее всего и подкосили волю духа, когда я ему втирал про «плановое бессмертие». Потянувшись к нему, я призвал себе одежду. Полупрозрачные розовые шаровары (к счастью — с вырезом для хвоста, но блин, обшитым золотой тесьмой!), алый пояс с синей вышивкой, совсем прозрачная голубоватая рубашечка — надо же, с четырьмя просторными рукавами, как раз по мне! Коротенькая синенькая жилеточка — с алой же вышивкой и золотым кантом, чуть выше нижней пары рук и едва прикрывающая просвечивающую сквозь рубашку грудь… Нет, удобно, ничего не скажу… И даже стильно… Вот только стиль восточной принцессы из мультика… «Потом обсудим, не дёргайся» — успокоил я запаниковавшего духа. Хорошо хоть, он догадался не надевать на меня вуаль и туфли с загнутыми носами, пусть и в последний момент. На поясе появились ножны с кривыми мечами — по одному на каждом боку. И ещё пара — за спиной.