(Увидев чемодан Игоря.) Почему здесь Игорев чемодан?
Т а н я. Игорь срочно улетает.
М а р г а р и т а П е т р о в н а. Как улетает?.. А рыбалка?.. А охота?..
Т а н я (подает матери телеграмму). Ему нужно срочно быть в Одессе.
М а р г а р и т а П е т р о в н а (прочитав телеграмму). Где Игорь?
Т а н я. Пошел за такси.
М а р г а р и т а П е т р о в н а. Когда у него самолет?
Т а н я. В три сорок.
М а р г а р и т а П е т р о в н а (смотрит на часы). Передайте Игорю, что я подъеду в аэропорт. Мне нужно кое-что передать Софье Николаевне. Буду ждать его у окна справочного бюро. (Сергею, читающему книгу.) Ты поедешь проводить Игоря?
С е р г е й. Нет.
М а р г а р и т а П е т р о в н а. Почему?
С е р г е й. Я занят.
М а р г а р и т а П е т р о в н а. Чем?
С е р г е й (показав матери обложку книги). Наполеон вошел в Москву. Москва горит, ее нужно спасать.
М а р г а р и т а П е т р о в н а. Не остроумно. (Уходит.)
Т а н я (Сергею). Ты не думаешь о здоровье матери. Всю войну она была донором, днем работала у станка, по ночам вязала носки и варежки для фронта.
С е р г е й. И оттого, что я это знаю, — мне еще невыносимей. Почему они в свои семнадцать лет свою судьбу решали сами, а нас считают несмышлеными, птенцами в гнезде. У нас, видите ли, еще голые крылышки и огромный открытый зев, в который с утра до вечера нужно бросать и бросать… Когда кончал десятый класс — мать почти дневала и ночевала в школе. Когда сдавал вступительные экзамены в университет — мать и отца сумела подключить в команду болельщиков. А ты?..
Т а н я. Что я?
С е р г е й. Как ты поступила в консерваторию? Забыла?..
Т а н я. Знаешь что, братец… Хватит! О том, что я бездарна, — я уже слышала от тебя тысячу раз. И все-таки ты хам! (Пауза.) А вот Егор меня не считает бездарью.
С е р г е й. Он просто слеп. Но он прозреет. Тебе лучше всего подходит Игорь Ассовский с его «фордом» последней модели. В передней их фешенебельной подмосковной дачи не хватает только твоего портрета с нимбом над головой.
Т а н я. А вот ведь женится на мне.
В коридоре раздается звонок. Таня идет открывать дверь. Тут же возвращается с Е г о р о м и Н а т а ш к о й.
Н а т а ш к а (смущенно). Здравствуйте.
Е г о р (запыхавшись). Салют!.. Почему не явился в военкомат?
С е р г е й. Только что получил повестку. Пойду завтра.
Е г о р. Можешь не ходить.
С е р г е й. Почему?
Е г о р. Отсрочка. Сам президент наложил на нас с тобой львиную лапу. За его подписью в военкомат пришла такая бумага!..
С е р г е й. Тебе об этом сказали официально?
Е г о р. В военкоматах разговаривают только официально.
С е р г е й. Ты читал эту бумагу?
Е г о р. Своими глазами. Вначале стоит твоя фамилия, потом моя. Ну что ж, если так нужно госпоже Науке, то будем ее верными слугами! А сейчас, братцы кролики, готовьте удочки, ружья — послезавтра махнем на Убинские озера.
Н а т а ш к а. А меня возьмете?
Т а н я. Как же без тебя, Наташенька? Только чур: к понедельнику всем нужно вернуться.
Е г о р. Таня, почему не играешь туш?
С е р г е й (подходит к сестре, протягивает ей согнутый мизинец). Мир?
Т а н я (грозно). На колени, изверг!..
Сергей припадает на колени, складывает на груди руки, принимает блаженный вид.
Кайся!
С е р г е й. О моя милая сестра!.. Моя коварная Клеопатра! Прости меня, раба грешного! При твоем женихе Егоре Истомине и его сестре Наталье клянусь, что весь пух и перо с убитых гусей, лебедей и уток пойдет тебе на подушки для приданого. Аминь!..
Т а н я (торжественно). Встань, неверный!..
Сергей поднимается с коленей, бежит в соседнюю комнату и возвращается с гитарой.
С е р г е й. Хотите, я спою куплеты, которые исполню на вашей свадьбе?
Н а т а ш к а. Хотим!.. Очень хотим!..
С е р г е й (повязывает голову женской косынкой, делает скорбное лицо, перебирает струны, жалобно поет).
Утки все парами,
Как с волной волна,
Все девчата с парнями,
Только я одна.
Я ждала и верила
Сердцу вопреке:
Мы с тобой два берега
У одной реке…
(С силой рвет струны гитары, истошно кричит.) Горько!.. Го-о-орько!..
Затемнение.
Ночь. Берег озера, заросший камышами. На берегу ветхая рыбацкая избушка из бревен. Над избушкой — наблюдательная вышка и прожектор. На тычках висят рыболовные сети. Тут же лежит перевернутая вверх днищем лодка. К стене избушки приставлены весла. Рядом с избушкой горит костер. У костра сидят Н а т а ш к а и ее отец — егерь С а в е л и й Т и х о н о в и ч И с т о м и н. В большом котле на костре варится уха. Береговой камыш шелестит от резких нахлестов ветра. Слышно, как бьются о берег волны.
С а в е л и й (пробуя уху). Подсоли чуток.
Наташка бросает в котел щепотку соли.
Как бы их в открытое не вынесло. Ветер-то ровно сдурел.
Н а т а ш к а. Включить прожектор?
С а в е л и й. Погодим. Аккумуляторы и так сели. На костер выйдут.
Н а т а ш к а. Они сегодня ушли на Медвежьи острова, не увидят далеко.
С а в е л и й (пробуя уху). Говорил им, шайтанам, что ветер будет… Не послушали, на Медвежьи погребли. Ступай, подзаряди аккумуляторы да зажги обе лампы, пусть окна светятся: небось где-нибудь недалеко, увидят.
Наташка скрывается в избушке. К костру подходит здоровенный детина в резиновых рыбацких сапогах и в брезентовой робе. Грудь нараспашку. Рукава робы засучены. На груди и на руках татуировки. Это Ш у л и г а.
Ш у л и г а. Здорово, Савелий Тихонович.
С а в е л и й. Здорово, если не шутишь.
Ш у л и г а. Над ухой колдуешь?
С а в е л и й. Запропастились мои гости. А ветер-то, видишь?
Ш у л и г а (присел у костра, достает из кармана флягу, отвинчивает пробку-стаканчик, наливает в него, протягивает Савелию). Давай-ка по махонькой, чтоб в пояснице не ломило.
С а в е л и й (нюхает водку). Спиртяга?
Ш у л и г а. С самогонной мутью не вожусь. Берегу нервные клетки. Говорят, они не восстанавливаются.
С а в е л и й. Не ворованный?
Ш у л и г а. Завязал, дядя Савелий. (Ребром ладони проводит по горлу.) Вот так завязал! Сейчас бригада моих дьяволов дает за смену по две нормы.
С а в е л и й. Значит, за спасение души твоей грешной? (Пьет, нюхает хлеб, который протянул ему Шулига.) Ну и крепок же, шайтан!
Ш у л и г а. Девяносто шесть градусов, не балованный…
С а в е л и й. Огнем потек по жилам.
Ш у л и г а. Где дочка-то? Неужели уже спит?
С а в е л и й. На что тебе потребовалась моя дочка? Чего ты за ней бродишь, как тень?
Ш у л и г а. Дак ведь я, Савелий Тихонович, за последние семь лет первое лето расконвоирован. Вот и не надышусь матушкой-свободой. Даже ночью не спится. Заметил ваш костерок, дай, думаю, заверну. А дочка твоя — она как роза в саду, глаз не оторвешь. (Достает флягу.) Может, еще одну пропустишь? (Наливает в пробку-стаканчик.) Ветерок-то холодный, ишь как тянет.
С а в е л и й. Мне хватит.
Шулига пьет, закусывает вяленой рыбой. Савелий пробует уху, подкладывает в костер дров.
Ш у л и г а. А что это за два брата с Арбата к тебе заявились?
С а в е л и й. У меня за лето много разных людей перебывает. На то я и егерь, чтоб гостей хлебом-солью встречать.
Ш у л и г а. Я спрашиваю про этих, что с гитарой, в соломенных шляпах?
С а в е л и й. Это у меня особые гости!.. Тот, что посветлей, в зеленой рубахе — сын. В прошлом году университет закончил. Сам профессор Островерхов в свою лабораторию зачислил! (Раздувает потухающий костерок.)
Ш у л и г а. А этот, с бакенбардами?
С а в е л и й. О!.. Это из всех гостей гость! Сын моего боевого командира. Парень — огонь!.. Как взгляну на него — Сталинград тут же вспоминаю! Вылитый батя: и по ухватке, и по походке, даже голос — и тот отцовский.
Ш у л и г а. Отец-то жив сейчас?
С а в е л и й. Жив… В Новосибирске, в Академгородке, большими делами ворочает. Физик. Недавно в «Правде» про него писали.
Ш у л и г а. А эта? Чувиха в джинсах?..
С а в е л и й. Сергеева сеструха. В консерватории учится.
Ш у л и г а. Вон ты с кем, Савелий Тихонович, якшаешься? А я-то, грешным делом, думал…
С а в е л и й. Что ты думал?
Ш у л и г а. В зятья к тебе хотел набиться.
С а в е л и й (выронил ложку). В своем ли ты уме, шайтан турецкий? Наташка — дите, тока школу закончила. А ты…
Ш у л и г а. Что я?
С а в е л и й. Да ты ведь, сатана тебя расшиби, прошел и крым и рым!.. Не бывал тока у черта на рогах.
Ш у л и г а (прикуривает от уголька). Бывал, Савелий Тихонович, и у черта на рогах. Но это там, на Колыме, в колонии особого режима. А сейчас, видишь: почет и уважение! Расконвоирован. Через полтора года раздастся звонок — и Володька Шулига получит красную паспортину и может писать мемуары о своей прошлой жизни.
С а в е л и й. Насчет Наташки ты брось!.. Я в Сталинграде не таких, как ты, через себя бросал! А тебя!.. За мою сиротку!..
Ш у л и г а. Что ты меня?
С а в е л и й (наступая на Шулигу). Вот этими своими руками распотрошу, как чебака селитерного, и кишки выпущу!..
Ш у л и г а. Побереги нервы, Савелий Тихонович. (Достает флягу, наливает в пробку-стаканчик, протягивает Савелию.)
С а в е л и й (отстраняя спирт). Слыхал я, по какой смурной статье ты восьмой год эти бахилы носишь.
Ш у л и г а. Кто это тебе про меня наболтал? Уж не рыжий ли паскуда?..
С а в е л и й. Так что ты это учти, паря. И свои дурацкие задумки выкинь из головы. Наташка уже перебралась в город. Поступила работать в институт, к самому академику Островерхову.