З а х а р о в. Такую, как ты, любить можно.
Н а т а ш а (кладя руки на плечи Николая). Если б ты знал, как я сейчас счастлива!.. Помнишь последнюю нашу встречу на Каменном мосту?
З а х а р о в. Я помню каждую нашу встречу. Даже школьные. Могу наизусть повторить все, что ты говорила восемь лет назад.
Н а т а ш а. У тебя бывали такие минуты, когда большего, лучшего ничего не хочется? Когда даже страшно подумать, что в твоей жизни может хоть что-нибудь измениться?
З а х а р о в. Бывали.
Н а т а ш а. Часто?
З а х а р о в. Не очень.
Н а т а ш а. А сейчас?
З а х а р о в. Не знаю…
Н а т а ш а. А у меня это сейчас. Пусть будет так всегда! Красиво, и ты рядом. (Продолжительная пауза.) Если у нас когда-нибудь будет сын, он обязательно станет таким, как ты. Я так хочу…
З а х а р о в. Наташа, не нужно… Пора идти.
Н а т а ш а. Тебе со мной уже скучно?
З а х а р о в. Уже поздно…
Н а т а ш а. Как поздно? Ты о чем говоришь?
З а х а р о в. Об этом после, а сейчас я тебя провожу…
Н а т а ш а. Нет, ты об этом скажешь сейчас! Ты не имеешь права молчать!
З а х а р о в (сухо, резко). Я женат.
Н а т а ш а. Женат?!
З а х а р о в. А сейчас мы ждем ребенка. Жена гостит в Полтаве у матери. Ее зовут Наталкой…
Н а т а ш а. Наталка… Почему ты сразу не сказал об этом?
З а х а р о в. Лена написала и просила… (Пауза.) Мне нелегко об этом говорить тебе, но я не хочу лгать. С Наталкой я счастлив.
Н а т а ш а. Что ж… Я рада за тебя…
З а х а р о в (смотрит на часы). Через час приходит поезд. Приезжает жена. Мне нужно торопиться.
Пауза.
Н а т а ш а. Ты ни в чем не виноват передо мной.
З а х а р о в. Прости, Наташа, будь счастлива. (Уходит.)
Наташа подходит к березке, обнимает ее, беззвучно плачет. Капают крупные капли дождя. Слышатся отдаленные раскаты грома. Небо разрезают ослепительные изломы молнии. Дождь усиливается.
Занавес.
1959
ИДУ НА ИСПОВЕДЬ…Публицистическая драма в двух действиях
А н д р е й Р о к о т о в.
Е л е н а М и х а й л о в н а — его мать.
Н и к о л а й Р о к о т о в — его отец, лейтенант.
О л ь г а — комсорг цеха.
О с т а ш е в с к и й — военный интендант.
О л е г — сосед Рокотовых.
М а ш а — медицинская сестра.
Т е т я Д а ш а — соседка Рокотовых.
А д в о к а т.
М и л и ц и о н е р.
К о н в о и р.
И в а н о в — солдат.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
На переднем плане — пустынный тюремный двор. Слева — угол тюремного корпуса с железными решетками на окнах. Около одного из окон растет маленькая береза. Вдали вырисовывается силуэт башни, на которой стоит ч а с о в о й с винтовкой. Из глубины сцены слышится медленно нарастающая тоскливая мелодия тюремной песни. Потом слышна и сама песня:
Я пустыни пересек глухие,
Слышал песни старых чабанов.
Надвигались сумерки густые,
Ветер дул с каспийских берегов…
Голос часового с вышки: «Прекратить пение!»
Песня смолкла, но мелодия звучит. В сопровождении к о н в о и р а по дворику, сомкнув за спиной руки, цепочкой медленно бредут з а к л ю ч е н н ы е. Это получасовая прогулка арестантов. Их пять человек. Первый арестант замедляет шаг, смотрит на березу. Останавливаются и идущие за ним.
П е р в ы й а р е с т а н т. За ночь распустились новые листочки.
К о н в о и р. Прекратить разговор!..
Последний в цепочке А н д р е й Р о к о т о в. Ему лет тридцать. Он высокого роста, очень худ. Склонился над березкой, нежно гладит ее рукой.
К о н в о и р. Подтянуться!..
А н д р е й. Кто сломал ветку?!
К о н в о и р. Прекратить разговоры!
Рокотов сомкнул руки за спиной, распрямился в полный рост и тяжело вздохнул. Он очень печален.
К о н в о и р. Подтянитесь!
Рокотов, ускоряя шаг, догнал впереди идущих заключенных. Вся цепочка скрылась за углом тюремного корпуса. А из глубины сцены доносится кручинная мелодия: «Я пустыни пересек глухие…» Из-за решетки окна, около которого растет береза, показалось бледное лицо заключенного. Это — Р о к о т о в. Сжимая пальцами решетку, он припал к окну. Пауза.
А н д р е й. Люди!.. Мне сегодня очень тяжело. У нашей березки, что выросла в камнях тюремного двора…
Яркий сноп света наплывает на березку в правом углу двора.
…сегодня ночью кто-то надломил ветку. Я разговаривал со стенами моей камеры, но стены молчат. Так послушайте вы меня, люди!.. Я иду к вам на исповедь. Я обращаюсь к вам, кто трудом своим заслужил право смотреть в глаза завтрашнему дню… К вам, мои ровесники!.. Вы возводите новые города и электростанции… Вы укрощаете необузданные стихии природы, поворачиваете вспять реки, жнете хлеб, выращиваете детей и цветы… А мы… Мы сидим здесь, в этом мрачном каземате с толстыми стенами. Тюрьма… Страшное это слово. Будь проклят тот час, когда оно впервые сорвалось с языка человека! Пусть будет благословен тот день, когда это слово умрет, когда наши далекие потомки будут узнавать смысл этого страшного слова в пожелтевших словарях.
Пауза.
Много-много лет я сижу в этой камере. Сегодня мне очень тяжело. Прошлую ночь во сне я видел волю: перед моими глазами горела на утреннем солнце долина. Она была вся в цветах и росе. А теплый весенний ветерок ласково перебирал зеленые косы берез. Они струились, как вода… Люди!.. Не думайте, что здесь, за этими мрачными стенами, в тюремных камерах, не летают золотые сны. Нас держат здесь вдали от вас, но мы не ропщем. Мы виноваты. А когда нам бывает очень тяжело, нам хочется рассказать вам, почему мы оказались здесь, за этими стенами. Слушайте, люди! Я расскажу вам историю о том, как иногда и хорошие парни оступаются… (Пауза.) Я родился в рабочей семье, учился в школе, носил пионерский галстук…
Луч света на зарешеченном окне гаснет. В глубине сцены возникает пионерская песня. Она вначале звучит тихо, еле уловимо. Ее поют детские голоса:
Взвейтесь кострами
Синие ночи.
Мы — пионеры,
Дети рабочих!
Близится эра
Светлых годов.
Клич пионеров:
«Всегда будь готов!»
Снова высвечивается тюремное окно и за ним лицо А н д р е я Р о к о т о в а.
Потом наступил сорок первый год. Страшный год… Отца взяли на фронт. Однажды, в дождливый осенний день, когда фашисты подошли к самой Москве, маму вызвали в военкомат. Там ей вручили похоронную. В ней было написано, что отец мой в боях за Родину погиб смертью храбрых. (Пауза.) И вот с тех пор я часто по ночам слышу голос отца. Я отчетливо вижу его светлый образ.
Наплывом видим выхваченное лучом света лицо Н и к о л а я Р о к о т о в а. Оно вырисовывается ясно. Временами его заволакивают пороховые дымы. Из глубины сцены слышны слова «Реквиема»:
Помните!
Через века,
через года —
Помните!
О тех,
Кто уже не придет
никогда,
Помните!
Не плачьте!
В горле
сдержите стоны,
Памяти павших
будьте достойны!
Вечно
Достойны!
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
Жизнью
просторной,
Каждой секундой,
каждым
дыханьем
Будьте
Достойны!
Люди!
Покуда сердце
стучится, —
Помните,
Какою
Ценой
Завоевано счастье, —
Пожалуйста,
помните!
Песню свою
отправляя в полет —
Помните!
О тех,
Кто уже никогда
не споет, —
Помните!
Во все времена
бессмертной Земли
Помните!
К мерцающим звездам
ведя корабли, —
О погибших
Помните!
Музыка затихает. Видение исчезает.
Мы остались вдвоем с мамой. После гибели отца я стал ее единственным помощником и утешением. Она радовалась, когда я приносил в дневнике хорошие отметки. Она очень гордилась, когда я вступил в комсомол. Окончив десять классов, я пошел на завод, где работала мама. Стал учеником токаря. Война еще не кончилась. Мама тогда была донором. Она сдавала свою кровь для раненых. И вот однажды, это было летом сорок четвертого года, мы неожиданно получили письмо. С этого письма я и начну свой печальный рассказ. Прошу вас, выслушайте меня, люди. Я сегодня у вас на исповеди. (Пауза.) Это случилось давно, десять лет тому назад. Утро стояло солнечное, теплое…
Затемнение.
Небольшая комната. Чистая, уютная. Окно распахнуто в палисадник. На форточке висит сачок. На стене — портрет мужчины лет тридцати пяти. У стола хлопочет молодая женщина. Это мать Андрея Рокотова, Е л е н а М и х а й л о в н а. На столе, среди тарелок с закуской, стоит бутылка красного вина. В вазе — букет красных гвоздик. Слышен стук в дверь.