Он ощущал, как нервничают снабженцы на лестничной площадке, видел их взгляды, молящие уйти.
Когда сверху снова раздались крики, а снабженцы отступили за двери, Марк понял, что краткая передышка закончилась. Но его это не волновало. Он нашел жену. Она была цела и невредима. Теперь он уже ничего не боялся.
Когда они вместе добрались до сто тридцать девятого, Марк понял, что они справились. Его ноги смогли выдержать долгий спуск. Потеря крови не остановила его. Поддерживаемый женой, он пересек последнюю лестничную площадку перед механическим отделом, и в голове у него билась одна мысль: как сдержать мерзавцев, стреляющих по ним сверху? В механическом у них было электричество, численное превосходство и преимущество своей территории. Еще важнее, что здесь они могли перевязывать раны и время от времени отдыхать. Вот что ему отчаянно требовалось: отдых.
На последних нескольких ступенях Марк споткнулся и едва не упал: ноги забыли, что бывают ровные площадки, а не только ступеньки. Ширли поддержала его, и Марк наконец заметил плотную толпу возле поста охраны у входа в механический.
Оставшиеся здесь рабочие не сидели без дела, пока остальные были наверху Некогда широкий охраняемый вход перегородила сплошная стена из сваренных стальных пластин с ромбовидными бугорками. Преграда возвышалась от пола до потолка, от стены до стены. Вдоль одного края с шипением ползла струя искр – какой-то сварщик завершал работу изнутри. Столпившиеся на площадке беженцы и раненые отчаянно желали попасть внутрь. Механики толкались и наваливались на барьер. Они вопили и лупили по стальным пластинам, обезумев от страха.
– Какого черта? – воскликнул Марк.
Он последовал за Ширли, которая попыталась протиснуться в толпу. Впереди кто-то полз на животе, проталкиваясь в крохотный просвет, – там под турникетом оставили прямоугольное окошко, которое легко можно было оборонять, но при этом достаточно широкое, чтобы в него проползти.
– Спокойно! Ждите своей очереди! – крикнул кто-то впереди.
В толпе виднелись и желтые комбинезоны. Некоторые принадлежали механикам, надевшим их для маскировки, другие – снабженцам, помогавшим дойти раненым. Теперь они смешались с толпой, видимо решив, что на их этаже небезопасно.
Пока Марк старался протолкнуть Ширли вперед, прогремел выстрел и неподалеку звонко срикошетил горячий кусочек свинца. Тогда Марк схватил Ширли и потащил ее в сторону лестницы. Давка возле крохотного входа стала еще отчаяннее. По обе стороны окошка слышались вопли: те, кто был снаружи, кричали, что в них стреляют, а изнутри им отвечали: «Лезьте по одному!»
Несколько человек лежало на животе, пихаясь возле входа. Один просунул внутрь руки, его протащили по стальной решетке, и он исчез в темном проеме. Еще двое отчаянно толкались. Все были хорошо видны с верхних этажей. После второго выстрела кто-то упал, схватившись за плечо и вопя: «Меня ранили!» Толпа рассеивалась. Некоторые побежали обратно к лестнице, где нависающие ступени защищали от огня. Оставшиеся попытались разом втиснуться в просвет, рассчитанный на то, чтобы пропускать людей по одному.
Ширли завопила и сжала руку Марка – неподалеку попали еще в одного человека. Механик упал и сложился пополам от боли. Ширли закричала, спрашивая мужа, что им делать.
Марк бросил рюкзак, поцеловал Ширли в щеку, подхватил винтовку и побежал вверх по лестнице. Он попытался перешагивать через две ступеньки, но усталые ноги не подчинялись. Громыхнул еще один выстрел, потом звякнул рикошет: промах. Марку казалось, что тело у него невероятно тяжелое и движется он медленно, как в кошмарном сне. К площадке сто тридцать девятого он приблизился с оружием наготове, но стрелки расположились еще выше, безнаказанно поливая толпу свинцом.
Марк зарядил в самодельную винтовку новый патрон, взвел курок и прокрался еще выше. Несколько человек в серых комбинезонах службы безопасности стояли наверху возле перил, нацелив стволы на первый этаж механического. Один из них толкнул соседа и показал на Марка. Все это Марк наблюдал уже через прицел.
Он выстрелил. Черная винтовка покатилась к нему по ступеням, а ее владелец навалился на перила, потом мешком осел на ступени и исчез из виду.
Загрохотали выстрелы, но Марк уже отскочил. Крики выше и ниже него стали яростными. Он прошел вперед, подальше от того места, где его видели, и выглянул вниз. Толпа у барьера поредела. Людей одного за другим протаскивали внутрь. Он разглядел Ширли – она задрала голову, прикрывая глаза ладонью от верхнего света.
Позади него затопали ботинки. Марк перезарядил винтовку, развернулся и нацелился на самую верхнюю из ступенек, видимых с того места, где он стоял. И стал ждать.
Когда на ступеньку опустился ботинок, Марк сдержался. Подождал, пока в прицеле не покажется тело, и нажал спусковой крючок.
Еще одна черная винтовка прогрохотала по ступеням и улетела за перила. Еще один преследователь рухнул на колени.
Марк развернулся и побежал. Свою винтовку он выронил, она ударила его по лодыжке, заскользила вниз, но Марк не остановился ее подобрать. Он оступился, потерял равновесие и приземлился на зад, но тут же вскочил. Перепрыгивая через две ступеньки, он бежал как во сне – слишком медленно, словно на заржавевших ногах…
Сзади приглушенно громыхнуло и что-то догнало его, ударило в спину.
Марк рухнул ничком и съехал по лестнице, ударившись подбородком о стальные ступени. В рот хлынула кровь. Некоторое время он полз, затем попытался встать и бежать дальше.
Снова грохот, снова удар в спину. Ощущение было таким, будто его лягнули и укусили одновременно.
«Так вот что чувствуешь, когда в тебя стреляют», – в оцепенении подумал он. Проковыляв последние несколько шагов, он перестал ощущать ноги и упал.
Нижний этаж уже почти опустел. Один человек стоял возле крохотного входа. Второй торчал из него наполовину, отчаянно лягаясь.
И Марк разглядел, что это Ширли и что она смотрит на него. Сейчас они оба лежали. На полу так удобно. Щеки касается прохладная сталь. Не надо куда-то бежать, что-то заряжать, в кого-то стрелять.
Ширли кричала. Наверное, ей меньше нравилось лежать, чем ему.
Она протянула к нему руку из маленького черного прямоугольника, грубо вырезанного в стальных пластинах. Ее тело скользнуло вперед, подталкиваемое сзади. Ей помогал этот любезный человек в желтом, все еще стоящий возле странной стальной стены – там, где был вход в его дом.
– Уходи, – сказал ей Марк. Он не хотел, чтобы она кричала. На пол перед ним капала кровь. – Я люблю тебя…
И, будто по команде, ее ноги скользнули внутрь, и ее крики поглотила темнота.
Человек в желтом повернулся. Его глаза расширились, рот раскрылся, а тело задергалось от ударов пуль.
Это было последнее, что увидел Марк. Танец смерти человека.
И он лишь смутно ощутил, за кратчайшее мгновение, как следом пришла и его собственная смерть.
55
Три недели спустя
Уокер лежал на койке и прислушивался к далеким звукам войны. От входа в механический отдел по коридору долетели крики. За ними последовали уже привычные звуки перестрелки: одиночные выстрелы хороших парней и очереди – плохих.
Потом раздался невероятный грохот – рев взрывчатки, бьющей в сталь, и перестрелка на несколько секунд прекратилась. Снова крики. Топот по коридору. Топот задавал ритм музыке нового мира. Даже не поднимаясь с койки, накрывшись с головой одеялом, положив сверху подушку, Уокер слышал эту музыку. Слышал, даже когда вновь и вновь умолял, чтобы звуки смолкли.
За топотом в коридоре последовали новые крики. Уокер свернулся калачиком, прижав колени к груди и гадая, который час. И с ужасом подумал: а вдруг уже утро, время вставать?
Наступила краткая тишина. Во время такой тишины перевязывают раненых, их стоны не такие громкие, чтобы проникнуть через запертую дверь.
Уокер попытался заснуть, пока эта музыка не зазвучала снова. Но, как всегда, тишина оказалась еще хуже. Он с тревогой ждал, когда опять вспыхнет перестрелка. Нетерпеливое желание заснуть, наоборот, отпугивало сон. Уокер с нарастающим ужасом представлял, что сопротивление окончательно сломлено, плохие парни победили и идут за ним…
Кто-то постучал в дверь – этот сердитый стук небольшого кулачка Уокер не перепутал бы ни с каким иным. Четыре резких удара, потом человек ушел.
Ширли. Она оставила ему завтрак на обычном месте и забрала тарелку с ужином – он лишь поковырялся в ней и почти ничего не съел. Уокер что-то пробурчал и перекатил свои старые кости на другой бок. Затопали ботинки. Всегда бегущие, всегда нетерпеливые. Когда-то тихий коридор, такой далекий от машин и насосов, которые нуждались в уходе, теперь превратился в шумный проходной двор. Главным местом действия стал вестибюль – воронка, в которую вливалась вся ненависть. К черту укрытие, к черту людей наверху и машины внизу – имела значение только схватка за этот ничтожный клочок этажа, которая будет продолжаться, оставляя мертвые тела по обе стороны до тех пор, пока одна из сторон не уступит.
Дверь в его мастерскую распахнулась. Через щелочку в коконе из грязных одеял старик разглядел Дженкинса, парня двадцати с чем-то лет, но выглядящего старше из-за бороды. После смерти Нокса ему достался весь этот бардак. Парень прошел по лабиринту из рабочих столов и разбросанных деталей, направляясь прямиком к койке Уокера.
– Я уже встал, – простонал Уокер, надеясь, что Дженкинс уйдет.
– Нет, не встал. – Дженкинс подошел и потыкал Уокера в ребра стволом винтовки. – Давай, старик, поднимайся!
Уокер отпрянул, высунул руку и отмахнулся.
Дженкинс мрачно уставился на него сверху вниз, покусывая бороду. Вокруг его молодых глаз собрались морщинки тревоги.
– Эта рация нам нужна работающей, Уок. Нам крепко достается. И если я не смогу слушать их переговоры, то вряд ли сумею защитить наши этажи.