В темноте показалось два светящихся глаза. Целую вечность они, замерев, разглядывали Соло, и тот уже всерьез начал задумываться, не отвалятся ли у него от холода ноги. Глаза чуть приблизились и опустились. Теперь Соло разглядел, что это черный кот, лоснящийся, как масло. Кусочек плитки захрустел.
– Хороший котик, – прошептал Соло, не обращая внимания на разбросанные под ногами кости.
Он отломил еще кусочек плитки, протянул коту. Тот попятился. Соло положил ему еду на край полки, и на этот раз кот подошел быстрее. Следующий кусочек он взял у него из ладони. Он предложил ему последний, а когда кот приблизился, Соло попытался взять его. И это существо, от которого он не ожидал ничего плохого и хотел сделать другом, полоснуло его когтями по кисти.
Соло завопил и отдернул руки. Фонарик кувыркнулся в воздухе, а кот исчез с громким всплеском. Послышались визг и шипение, потом отчаянное барахтанье. Соло шарил в воде, отыскивая фонарик, который несколько секунд померцал, а потом погас.
Он водил руками вслепую, наткнулся на твердый цилиндр и нащупал его узловатый конец, которым бедренная кость входит в тазовый сустав. Соло с отвращением отбросил кость. Ему попалось еще две, прежде чем он отыскал фонарик. Заработает ли фонарик когда-нибудь, Соло не знал, но он все равно сунул его в карман. Отчаянный плеск приближался. Руки у Соло горели: в свете падающего фонарика он разглядел на них кровь. А потом что-то уткнулось в ногу и полезло по ней, жаля коготками бедро: чертов кот полз по нему, словно это была ножка стола.
Соло подхватил беднягу, а заодно избавился и от когтей в ноге. Кот промок насквозь и на ощупь казался лишь чуть крупнее фонарика. Он дрожал и терся о сухие участки комбинезона, жалобно мяукая. А потом стал принюхиваться к нагрудному карману.
Соло уложил животное в гнездышко из согнутой руки и достал из кармана еще одну плитку. В комнате было абсолютно темно. Он разорвал упаковку и поднес коту плитку. Лапки обхватили руку, послышался хруст.
Джимми улыбнулся. И побрел туда, где предполагал отыскать дверь, натыкаясь на мебель и старые кости. Он больше не был Соло.
90
2345 год
Жилище Дональда превратилось в пещеру, где, словно кости, валялись разбросанные заметки, а стены украшали тушки папок и куда свежей охотничьей добычей доставлялись заказанные из архива все новые ящики с бумагами. Проходили недели. Топот в коридорах постепенно стихал. Дональд жил в компании с призраками и медленно складывал из кусочков смысл того, что помогал строить. Он начал видеть всю картину, отстраняясь от уровня схем и чертежей, пока не обнажилась вся картина.
Он кашлянул в розовую тряпку и продолжил изучение последней находки – карты, на которую он однажды уже наткнулся в арсенале: на ней от всех укрытий отходили линии, пересекающиеся в одной точке. Это была одна из многих оставшихся загадок. На документе стояла метка «Семя», но никакой другой информации он найти не смог.
Дональд вспомнил, что ему шептала Анна. Она пыталась сказать: записку в почтовом ящике Турмана она оставила для него. Сейчас это было очевидно. Ее, женщину, никогда бы не разбудили. А она нуждалась в нем, в его помощи. Дональд представил, как она во время какой-то недавней смены складывает все эти кусочки воедино – одинокая и напуганная, боящаяся собственного отца. Ей не к кому было обратиться за поддержкой. Поэтому ей пришлось отстранить отца от власти, довериться Дональду, во второй раз заменить им другого человека и оставить записку с просьбой разбудить ее. А что он вместо этого сделал?
В дверь постучали.
– Кто там? – спросил Дональд, не узнав собственного голоса.
Дверь приоткрылась.
– Эрен, сэр. Нам позвонили из Восемнадцатого. Стажер готов.
– Минутку.
Дональд кашлянул в платок. Он медленно встал и вошел в ванную, переступив через два подноса с грязными тарелками. Помочился, умылся и уставился на себя в зеркале. Ухватившись за край раковины, он скорчил гримасу своему отражению – этому взлохмаченному мужчине с пробивающейся бородкой. Он выглядел наполовину психом, и все же ему пока доверяли. И это делало их более сумасшедшими, чем он. Дональд улыбнулся, заметил желтеющие зубы и подумал о долгой истории безумцев, которые оставались у власти просто потому, что никто их власть не оспаривал.
Скрипнула дверь – Эрен заглянул в комнату.
– Уже иду.
Он прошелся прямо по отчетам, оставив на папках цепочку следов. И кровавый отпечаток ладони на краю раковины.
– Там сейчас вызывают стажера, – сообщил ему Эрен из коридора. – Хотите освежиться?
– Нет. Я в порядке. – Он постоял в дверях, стараясь вспомнить, для чего устраивается это собрание. А, ритуал посвящения. Он подумал, что такое мог провести и Гейбл. – Почему я опять понадобился? Разве это не мог сделать начальник смены? – Дональд вспомнил, как проводил такой ритуал в свою первую смену.
Эрен сунул что-то в рот, прожевал. Покачал головой:
– Знаете, хотя вы и очень много читаете у себя, вам не помешало бы освежить в памяти и Правила. Похоже, они немного изменились с тех пор, как вы читали их в последний раз. Ритуал проводит вышестоящее лицо смены. При обычных обстоятельствах это был бы я…
– Но поскольку меня разбудили, то это я.
Дональд закрыл дверь. Они пошли по коридору.
– Правильно. С каждой сменой начальники смен делают все меньше и меньше. Были некоторые… проблемы. Но я посижу там с вами, помогу соблюсти сценарий. Да, вы еще спрашивали, когда у пилотов закончится смена. Последнего как раз сейчас укладывают спать. Они там приводили все в порядок.
Услышав это, Дональд оживился. Наконец-то. Как раз то, чего он ждал.
– Значит, арсенал пуст? – спросил он, не в силах скрыть восторг.
– Да, сэр. Распоряжений о полетах больше нет. Я знаю, что вы с самого начала не хотели подвергать их риску.
– Да, конечно. – Дональд махнул рукой, когда они свернули за угол. – Ограничьте доступ в арсенал, когда он освободится. Для всех, кроме меня.
Эрен замедлил шаг:
– Только вы, сэр?
– До конца моей смены.
В холле они прошли мимо Гейбла, который нес в руках сразу три чашки кофе. Гейбл улыбнулся и кивнул. Дональд вспомнил, как посылал за кофе для других, когда был начальником смены. Теперь начальник смены почти только этим и занимался. Дональд невольно подумал, что в этом отчасти виновата и его первая смена.
– Вы ведь знаете его историю? – спросил Эрен, понизив голос, потом снова кинул что-то в рот и прожевал.
Дональд обернулся:
– Чью? Гейбла?
– Да. Еще пару смен назад он был оперативником. Сломался. Попытался отправить себя в заморозку. Дежурный врач той смены уговорил его перейти на другую работу, полегче. Мы теряем слишком много людей, и смены начинают отчасти перекрываться. – Эрен помолчал и откусил еще кусочек. Запах был знакомый. Эрен заметил, что Дональд присматривается, и что-то протянул ему. – Рогалик хотите? Их только что испекли.
Дональд уже понял это по запаху. Эрен оторвал ему кусок, он был еще теплым.
– Я и не знал, что кто-то умеет их печь, – заметил Дональд, отправляя в рот кусочек рогалика.
– На смену в кухне недавно заступил новый шеф. Он экспериментирует со всем подряд. Он…
Остальное Дональд не услышал, погрузившись в воспоминания. Прохладный день в Вашингтоне, Элен приехала к нему из Саванны, прихватив собаку. Они обошли вокруг мемориал Линкольна, вишням предстояло зацвести только через неделю, но в ветвях тут и там уже мелькали цветные пятнышки. Они зашли купить свежих рогаликов, еще теплых…
– Прекратите это, – велел Дональд, указывая на остатки рогалика в руке Эрена.
– Сэр?
Они уже почти подошли к началу коридора, ведущего к комнате связи.
– Я не хочу, чтобы этот шеф больше экспериментировал. Велите ему придерживаться обычного меню.
Похоже, его слова озадачили Эрена, но, помолчав, он кивнул:
– Да, сэр.
– Ничего хорошего из этого выйти не может, – пояснил Дональд.
И пока Эрен соглашался, на этот раз более энергично, Дональд осознал, что начал мыслить подобно тем, кого ненавидел. На лице Эрена отразилось разочарование, и у Дональда внезапно появилось желание взять свои слова обратно, схватить Эрена за плечи и спросить, какого черта они тут наводят уныние и тоску. Конечно же, они должны есть то, что пробуждает воспоминания, и говорить об ушедших днях.
Но он промолчал, и они тихо пошли дальше, ощущая неловкость.
– Немало руководителей смен когда-то были оперативниками, – сказал через некоторое время Эрен, возвращая разговор к Гейблу. – Знаете, я и сам первые две смены служил офицером связи. А тот, кого я сменил, начальник предыдущей смены, прежде был медиком.
– Так вы не психолог?
Эрен рассмеялся, и Дональд подумал о Викторе, который вышиб себе мозги. Это укрытие не простоит вечно. В центре холла он увидел потрескавшиеся плитки. Плитки, которым не было замены. Те, что по краям, находились в гораздо лучшем состоянии. Возле комнаты связи он остановился и оценил износ этого места, которому было уже без малого три века. На стенах виднелись потертости на уровне локтей и плеч. По всему укрытию на полах множеством ног протирались дорожки. Износ помещений, как и людей, не был равномерным.
– Вы в порядке, сэр?
Дональд поднял руку. Он знал, что его ждут в комнате связи. Но думал он о том, как архитектор закладывает в здание запас прочности. Используются определенные расчеты, усредняющие нагрузки и износ по всему сооружению, позволяя каждой балке и заклепке нести свою долю нагрузки. В результате здание способно выдержать натиск урагана или землетрясение, да еще с большим запасом прочности. Но реальной нагрузкой становились вовсе не ураганы, имитируемые на компьютерах. В эти расчеты были заложены грохочущие стальные прутья и бетонные балки. И там, где они ударяли, это было равносильно падению бомбы. И подобно тому как центр холла выдерживал повышенную нагрузку, некоторые люди будут на смене стойко делать свою работу даже в худшие времена.