Они прошли в металлическую дверь и зашагали по узкому теплому коридору внутри длинной машины. Навстречу им протискивались другие люди. В конце концов они вышли через другую дверь и снова оказались в темноте и прохладе туннеля. Здесь перекрикивались мужчины и женщины с фонариками на шлемах, работая с навалами щебня, что тянулись вверх вдоль всего туннеля, насколько хватало глаз. Постукивали камни. Вынутый грунт и щебень лежали холмами по бокам, оставляя лишь узкий проход посередине. Мимо них прошла цепочка рабочих, пахнущих землей и потом. Они увидели валун высотой больше Джимми, который пешеходам приходилось обходить. Странно было шагать и шагать в одном направлении, не натыкаясь на стену или не сворачивая за угол. Как-то неестественно. Эта прямолинейная бездна пугала больше, чем темнота, разгоняемая лишь редкими лампами. Она была страшнее дымки пыли, сыплющейся с потолка, или время от времени скатывающего с кучи камня. Хуже незнакомцев, топающих мимо них в темноте, или стальных балок посреди прохода, неожиданно выныривающих из мрака. Страшнее зловещности того, что здесь нечему было их остановить. Шагай, шагай и шагай в одном направлении, и конца этому не видно.
Джимми привык подниматься и спускаться по спиральной лестнице. Это было нормально. А туннель был ненормальностью. И все же он брел по неровному слою пережеванных камней, мимо мужчин и женщин, перекликающихся в темноте, пронизанной лучами фонарей, между кучами грунта, оставляющими лишь узкую дорожку между ними. Они обгоняли людей, несущих детали машин и полосы стали, взятые из его укрытия, и Джимми очень хотелось с ними поговорить. Элиза шмыгнула носом и сказала, что ей страшно. Джимми взял ее на руки и позволил обхватить за шею. Туннель все тянулся и тянулся. Даже когда в конце показался свет, грубый светлый прямоугольник, потребовалось еще много-много шагов, прежде чем эта светлая пасть увеличилась. Джимми подумал о Джульетте, которая прошагала такое же расстояние снаружи. Казалось невозможным, что она выжила после такого испытания. Ему пришлось напомнить себе, что он с тех пор десятки раз слышал ее голос, что она действительно прошла от укрытия к укрытию, отправившись за помощью, и сдержала обещание вернуться к нему. Теперь два их мира стали едины.
Джимми уклонился от очередной стальной колонны в середине туннеля. Направив свет фонарика вверх, он увидел над головой балки, которые поддерживала эта колонна. С потолка свалилось несколько камешков, и это дало Джимми новый повод для тревоги. Он вдруг осознал, что уже менее неохотно следует за Кортни. Джимми прибавил шагу, стремясь к светлому прямоугольнику впереди, позабыв, что́ оставил за спиной и куда направляется, и думая только о том, как выбраться из-под этих неустойчивых земляных сводов. Где-то далеко позади послышался громкий треск, затем шум небольшого обвала и крики, требующие освободить проход. Мимо него протиснулась Ханна. Он поставил Элизу на землю, и они вместе с близнецами побежали вперед, то попадая в луч фонарика Кортни, то выбегая из него. Потоки людей устремились назад, подсвечивая фонариками на касках и направляясь к дому Джимми. Он машинально похлопал себя по груди, проверяя, на месте ли старый ключ, который он надел, когда покидал серверную. Его укрытие осталось без защиты. Но страх, исходящий от детей, каким-то образом сделал его сильнее. Он боялся меньше, чем они. Он обязан быть сильнее.
Туннель подошел к благословенному концу, и близнецы выскочили из него первыми. Они испугали грубоватых людей в темно-синих комбинезонах с заляпанными смазкой коленями и кожаными фартуками, набитыми инструментами. На лицах, белых от мела или черных от копоти, удивленно распахнулись глаза. Джимми задержался у выхода из туннеля, пропуская вперед Риксона и Ханну. Когда люди увидели сверток на руках Ханны, все работы прекратились. Одна из женщин шагнула вперед и протянула руку, желая дотронуться до ребенка, но Кортни жестом остановила ее и велела остальным вернуться к работе. Джимми вглядывался в толпу, нет ли среди людей Джульетты, хотя ему и сказали, что она сейчас наверху. Элиза протянула к Джимми ручонки, упрашивая, чтобы ее снова взяли на руки и понесли. Джимми поправил рюкзак и поднял девочку, игнорируя боль в бедре. Висящая на шее Элизы сумка с тяжелой книгой била его по ребрам.
Он присоединился к процессии детей, шагавших между замершими рабочими, которые подергивали себя за бороды, почесывали головы и разглядывали его с таким видом, как будто он попал сюда из какой-то вымышленной страны. И в глубине души Джимми ощутил, что они сильно ошибаются. Два мира объединились, но они были совершенно разные. Здесь было обилие электричества, ровно светили лампы, повсюду много взрослых. Тут даже пахло иначе. Рокотали механизмы, в отличие от безмолвствующих машин в его мире. И долгие десятилетия взросления вдруг неожиданно панически отшелушились от него, когда Джимми заторопился, догоняя остальных, став лишь одним из перепуганных юнцов и детей, выбравшихся из тени и тишины в его яркий, переполненный жителями новый дом.
Глава 22
Для детей обустроили небольшую спальню, а по соседству в том же коридоре, но в отдельной комнатке поселили Джимми. Элиза вцепилась ему в руку — такой расклад ей совершенно не понравился. Кортни сказала, что еду им принесут, а пока они могут принять душ. На одной из коек лежала стопка чистых комбинезонов, кусок мыла и несколько потрепанных детских книжек. Но сперва она представила им высокого мужчину в чистейшем бледно-розовом комбинезоне, каких Джимми в жизни не видел.
— Я доктор Николс, — сказал он, пожимая Джимми руку. — Полагаю, вы знакомы с моей дочерью.
Джимми его не понял. Но потом вспомнил, что фамилия Джульетты — Николс. Он изображал из себя храбреца, пока этот высокий и чисто выбритый мужчина заглядывал ему в рот и в глаза. Затем к груди Джимми был прижат кусочек холодного металла, и Николс внимательно что-то послушал через трубочки. Все это казалось Джимми знакомым. Чем-то из далекого прошлого. Он глубоко вдохнул, когда ему было велено. Дети наблюдали за всеми этими процедурами настороженно, и Джимми понял, каким образцом он для них был — образцом нормальности и смелости. Он едва не рассмеялся, но вспомнил, что должен дышать так, как его попросил врач.
Элиза вызвалась быть следующей. Николс опустился на колени и осмотрел просвет на месте ее недостающего зуба. Он спросил ее про зубную фею и, когда Элиза покачала головой и сказала, что никогда про нее не слышала, достал и вручил ей монетку. Близнецы тут же подскочили и стали упрашивать, чтобы их осмотрели после нее.
— А феи настоящие? — спросил Майлс. — Мы слышали разные непонятные звуки на ферме, где выросли.
Маркус извернулся и втиснулся перед братом.
— А вот я однажды своими глазами фею видел, — заявил он. — И еще я потерял двадцать зубов, когда был маленький.
— Правда? — уточнил Николс. — А ну-ка улыбнись. Превосходно. Теперь открой рот. Двадцать зубов, говоришь?
— Угу, — подтвердил Маркус и вытер рот. — И каждый из них снова вырос. Кроме одного, что мне выбил Майлс.
— Я случайно, — буркнул Майлс.
Он задрал рубашку и попросил послушать, как он дышит. Джимми заметил, как Риксон и Ханна теснее прижались к малышу, наблюдая за врачом. И еще он заметил, что Николс, даже осматривая мальчиков, все время поглядывал на младенца на руках Ханны.
После осмотра близнецы получили по монетке.
— Эти монетки приносят близняшкам удачу, — пояснил Николс. — Родители кладут сразу по две под детскую подушку, надеясь вырастить таких здоровых мальчиков, как вы.
Близнецы просияли и принялись внимательно рассматривать монетки, отыскивая потертости и следы износа, подтверждающие, что они настоящие.
— Риксон тоже был близнецом, — сказал Майлс.
— Вот как? — Николс перенес внимание на старших детей, сидящих рядышком на низкой кушетке.
— Я не хочу соглашаться на имплантат, — спокойно заявила Ханна. — У моей мамы он был, но его из нее вырезали. А я не хочу, чтобы меня резали.
Риксон обнял ее и прижал теснее. Прищурившись, он уставился на рослого врача, и Джимми встревожился.
— Ты не обязана вживлять имплантат, — негромко пояснил Николс, но Джимми заметил, как он взглянул на Кортни. — Ты не против, если я прослушаю сердце малыша? Просто хочу убедиться, что он крепкий и здоровый…
— А с чего бы ему не быть здоровым? — осведомился Риксон, распрямляя плечи.
Николс секунду помолчал, разглядывая парня.
— Ты ведь знаком с моей дочерью, Джульеттой?
— Да, видел недолго, — кивнул Риксон. — Она потом ушла.
— Так вот, она послала меня сюда, вниз, потому что ее заботит ваше здоровье. Я врач. И моя специальность — дети, самые маленькие. По моему мнению, ваш ребенок выглядит очень крепким и здоровым. Я просто хочу в этом убедиться. — Николс прижал к ладони металлический диск на конце слуховых трубочек. — Ну вот. Я его согрел, и ваш малыш даже не почувствует, что я его слушаю.
Джимми потер грудь в том месте, где слушали его дыхание, и удивился, почему врач не согрел диск для него.
— За монетку? — уточнил Риксон.
Николс улыбнулся:
— Как насчет пары читов вместо монетки?
— Что такое чит? — спросил Риксон, но Ханна уже поворачивалась на кушетке так, чтобы врач мог осмотреть малыша.
Пока осмотр продолжался, Кортни положила руку на плечо Джимми. Тот повернулся узнать, что ей нужно.
— Джульетта просила связаться с ней сразу, как только вы окажетесь здесь. Я к вам скоро вернусь…
— Погоди, — сказал Джимми. — Я бы тоже пошел. Хочу с ней поговорить.
— Ладно, — согласилась Кортни, нахмурившись. — Но только быстро, потому что вам надо поесть и отдохнуть.
— Отдохнуть? — переспросила Элиза.
— Если вы собираетесь подняться и осмотреть ваш новый дом, то да.
— Новый дом? — переспросил Джимми.
Но Кортни уже вышла. Джимми выскочил за дверь и побежал по коридору следом за Кортни. Элиза схватила свою наплечную сумку, в которой лежала тяжелая книга, и догнала Джимми.