– Как скажешь, – мягко обнимаю пальцами кисть девушки. – Спокойной ночи, Рин.
– Угу… – так и не подняв глаз, тихо-тихо промычали мне с кровати…
Сон сморил Рин только через полчаса после узурпации моей конечности, но девочка оказалась последовательна в своих притязаниях и не отпускала мою руку аж до половины пятого утра, пока, ворочаясь во сне, чуть не сверзилась с кровати. Успев подхватить беспокойную волшебницу телекинезом, я вернул её на середину лежбища, но вот поправить сползшее одеяло мне уже не дали… как бы это выразиться… воинственно свернувшись в нём клубочком. Я не знаю как так можно и вряд ли смог бы повторить, но Тосака умудрилась. Сперва, не просыпаясь, решительно нащупала свисающий с плеча краешек, а потом, одним движением, скрылась под ним с головой. Выглядело… очень воинственно!
Посидев рядом ещё с полтора часа, неспешно пытаясь разобраться в своих чувствах, а за одно поправив в организме Рин все нарушения вызванные недавним стрессом, я ощутил, как проснулась Сакура дальше по коридору. Надо сказать, Широ дисциплинированно нёс караул возле её кровати всю ночь, ни разу не отлучившись и не задремав с момента нашего возвращения. Компанию ему составляли Арчер и, на удивление, Илия. Вместе они сидели пару часов, пока девочку не сморило и Эмия 2.0 не отнёс её в одну из гостевых. О чём они говорили я узнать не пытался – это было их личным делом, но несколько метров по прямой – невеликое расстояние для эмпатии, так что эмоции до меня долетали. Не скажу, что они были простыми и всё у сводных родственников шло хорошо и гладко, но хоть убивать друг друга никто не пытался и к чему-то они под конец пришли, хоть и были опустошены до донышка.
Но то было ночью, а теперь Сакура проснулась и Широ вспыхнул как сверхновая, начав о чём-то активно суетиться. Тихо покинув комнату Рин, я прошёл к дверям спальни её сестры, застав выходящего в коридор ОЯШа. Выглядел он бодрячком, но стоило двери отсечь его от взгляда девушки, как плечи парня опустились и стало видно как сильно он устал.
– Как она? – привлекаю внимание школьника, что от переутомления стал рассеянным и не заметил меня сразу. Эмия чуть вздрогнул, но испуга от неожиданности не выказал, просто повернувшись на голос.
– Я убедил её поспать ещё, но вряд ли она заснёт, если я буду рядом, – тихо, но рассудительно ответил паладин.
– Молодец, – хвалю, направляясь в сторону лестницы вниз. – Пойдём, сделаю тебе стимулятор, а то еле на ногах стоишь.
– Я в порядке, – тут же проявил свою светлую сущность, выраженную в нежелании напрягать своими проблемами окружающих, Широ, – вы ведь тоже не ложились, Сефирот-сан.
– Я вообще не способен спать в привычном для тебя смысле этого слова, точнее, для этого нужны очень особенные обстоятельства, так что не волнуйся по этому поводу.
– А-а… Понятно, – с внутренней досадой, вздохнул парень и поплёлся следом.
Живые обитатели дома ещё спали, да и Слуги вполне могли прикорнуть, пусть сон им физически и не требовался, но после событий сегодняшней ночи, какое-то моральное отдохновение могло потребоваться и им, я бы даже не удивился, если бы Медея пошла тискать Сэйбер под тем или иным предлогом, ну или и вовсе без него. И, признаться, не сильно бы удивился, коли Сэйбер не отбивалась… ну или отбивалась не столь активно, как могла, скажем так. Как бы там ни было, кроме нас не сохранял неподвижность, только сгусток силы Арчера, ощущение от остальных же было статично и спокойно.
– Скажите, Сефирот-сан, – уже на кухне, глядя как я помешиваю варево в котелке с амплитудой: три раза по часовой, два – против часовой, вновь подал голос Широ, – там было всё настолько… плохо? – парень явно нервничал и не знал, куда девать руки.
– Я видел много мразотности в жизни, но эти Мато выделяются даже на фоне психопатов-садистов, работорговцев и некоторых демонов. Есть множество способов сломать человека и превратить его в послушного болванчика, все они изрядно жестоки и мерзостны, вот только то, что творил Зокен – это просто… противоестественно. Какие бы цели он ни преследовал, есть средства, прибегать к которым нельзя. К тому же, – вновь не стал я скрывать неприглядную действительность, – всё то же самое можно было сделать лучше, надёжнее и с куда меньшими затратами. Даже в самой идее черпать силу у другого мага нет ничего плохого. Я знал… знаю целые гильдии чародеев, которые добровольно ставят на себя особую метку, позволяющую в критической ситуации разделить свою силу с товарищами или сконцентрировать силу всех для помощи кому-то одному. Это то, как должно быть, то, что превращает толпу чужих друг другу людей, с разной судьбой и прошлым, часто, ведомых в начале исключительно корыстными соображениями, в семью, готовую мир перевернуть ради друг друга. Но даже если не получается, даже если ты одинок и нет никого готового подставить тебе плечо, черпать силы можно из врагов или различного биомусора – насильников, наркоторговцев, маньяков, пускать на убой специально выращенные боевые организмы, без личности и воли, в конце концов, благо с магией Мато Зокена создать таких не было проблемой. Но он использовал девочку, которую принял в свой род и назвал приёмной дочерью. А такое прощать нельзя.
– Даже с врагами поступать так – мерзко, – парень явно недоговаривал и имел что добавить из области «любая жизнь имеет ценность», но дальше краткого возмущения дело не пошло, что ни говори, а этот ОЯШ действительно умён.
– С твоей точки зрения, вполне возможно, ведь ты – Светлый из тех, которые жизнь положат ради других, даже если видят их впервые. Я бы даже пошутил, что ты – настоящий коммунист, такой, какими они должны быть, согласно вложенным в концепцию идеалам, только вот шутки в этом не будет и это по-настоящему печально. Честно скажу, отчасти меня восхищает такой подход, но, к сожалению, он мало совместим с реальной жизнью. Мир не делится на Тёмных и Светлых, мы – единичная ошибка в рамках статистической погрешности, большая же часть, даже одного единственного человечества, состоит из мешанины полутонов и калейдоскопа красок, которые ни за что и никогда не признают крайние воплощения идей.
– Вы уже несколько раз называли меня Светлым, что это значит?
– Хм… Как бы тебе объяснить… – продолжая помешивать зелье, я глубоко задумался. – Тебе знакомы понятия «интроверт» и «экстраверт»?
– Э… – школьник озадачено запустил руку в волосы на затылке. – Я что-то такое слышал… Вроде бы первый – это человек-молчун, а второй – постоянно болтает и желает поделиться новостями.
– Ну, если очень грубо, то да, – соглашаюсь я. – Тёмные и Светлые – это почти как интроверты и экстраверты, только не в плане поведения, а в области самоощущения и восприятия окружающего мира, – выключаю конфорку и, сняв котелок, поворачиваюсь к парню. – Возьмём простой пример: наверняка ты когда-то был обычным ребёнком и у тебя случались ситуации, когда, увидев какую-то вещь, например, мороженное или игрушку, ты неудержимо хотел её тут же получить. Просто дай-дай – сразу и обязательно, а на все просьбы взрослых подождать не обращал внимания и обижался? – вопросительно поднимаю бровь, предлагая высказаться.
– Ну, сам я такого не помню, но наверное было, – смущённо признал подросток, опять почесав затылок.
– А теперь ты подрос, – продолжаю мысль, – и даже если тебе чего-то очень захочется ты не побежишь это есть, покупать или пытаться добыть невзирая на окружающий мир и обстоятельства. Ты вырос, и теперь ты сперва доделаешь какие-то иные дела, которые планировал ранее и которые считаешь нужным сделать и только потом, когда выполнишь обязанности, ты, может быть, побалуешь себя тем, к чему воспылал страстным желанием. Необходимость сперва съесть обед и только потом трогать десерт, тебя уже не обижает, а воспринимается как данность, несмотря на то, что десерт ты можешь очень любить, а на первое попадётся какой-то сомнительный полуфабрикат. Но и это не конец, пойдут годы, ты заматереешь, потом постареешь и твоё восприятие вновь изменится. Поступки и мысли нынешнего тебя, такого молодого, полного надежд, мечтаний и энергии, будут восприниматься тобой старым, возможно и с ностальгией, но как куча чего-то глупого и несерьёзного. Восприятие одного и того же явления, по мере жизни, постоянно меняется: ребёнок изучает мир, быстро прощает обиды и готов дружить со всеми за малейшую ответную ласку, он открыт и счастлив, хоть и ничегошеньки не знает, но с радостью впитывает всё новое. Подросток уже другой – он тоже ещё мало что знает, но верит в свою самостоятельность и свои знания, он упрям и куда более последователен, чем готовый в любом момент отвлечься карапуз, а ещё он страшно жаждет самореализации – ищет себя в мире, пробует новое, но принимает его не огульно, а только тогда, когда находит важным для себя. А есть старик и он уже прожил жизнь, он многое знает но не спешит никому ничего доказывать, однако и не позволит доказать ничего себе, он критичен к чужому мнению и давно преодолел все подростковые чувства, пыл и эмоции. То, о чём ребёнок бы даже не задумался, подросток примет близко к сердцу, а то, что задело сердце подростка для старика будет серой обыденностью, которая может быть неприятна, но она такая, какая есть и не вызывает особых эмоций. Это верно не только с отдельными людьми, но и с куда более глобальными вещами, например религиями. Когда они молоды – они прогрессивны, открыты и счастливы уже тому что существуют, как малыш счастлив уже тем, что мама рядом и она его любит, а большее и не важно. Однако повзрослев, накопив сил и утвердив в уме свой взгляд на то, как все должны жить, они становятся подростками, готовыми мечами и кострами насаждать своё видение мира всем, кто с ними не согласен, равно как и мальчишки выясняющие кто прав на кулачках во дворе. И только повзрослев они остепеняются, становятся мудрыми и инертными, коим ни от кого ничего толком не надо и которые не горят желанием никуда и ни во что влезать, пока это не заденет их лично. Ты, как, пока ещё держишь нить повествования? – чуть взбодрил я слушателя.