— Больно? — спросил Аполлоний, посерьезнев и приблизив лицо. От него тянуло еле уловимым ароматом сладкого парфюма. — Ну конечно, тебе должно быть очень больно. Малый раствор кислоты, просто так, для разогрева. Нам предстоит длинная ночь. Скоро эта боль покажется тебе легкой щекоткой.
Он взял со стола видеокамеру, включил и нацелил на тяжело дышащего Кану. На большом экране, висящем на стене, вспыхнуло изображение.
Знакомые лица. Помощники Рахи сидели на диване, кажется, в особняке погибшего главаря и улыбались. Увидев распластанного Кану, радостно загоготали. В руках бутылки с пивом.
— Это трансляция в реальном времени, — пояснил доктор и стукнул новой ампулой. — Твои друзья умоляли показать, как будет протекать процесс пыток. Из-за режима секретности им нельзя здесь находиться. А они очень желали насладиться зрелищем. Теперь ты можешь смотреть на их веселые лица и осознавать, что принес людям счастье.
Он снова наполнил шприц и подошел к Кане. Промокнул ватку в спирте, потер другую руку. Улыбнулся.
— Видите, как я забочусь о стерильности. Все для вашего блага.
Вонзил иглу. Ввел содержимое. С экрана послышались восторженные крики зрителей.
Теперь боль вспыхнула не сразу, а нарастала постепенно. Но зато по интенсивности превзошла предыдущий раз. Кана мычал в пластину и на какое-то время потерял слух и зрение. Когда снова мог слышать, то успел уловить обрывок фразы доктора:
— …ломаете голову, почему я не могу превратиться в могучую фалангу? Где мои суперсилы? Что случилось? Дорогой друг, пока вы гуляли по городу и боролись с преступностью, мы в институте кое-чему научились. Вы даже не представляете, насколько далеко мы продвинулись. Я не могу говорить всего, но теперь мы можем на короткое время блокировать вашу функцию обращения в животное. Хотя это пустяки по сравнению с тем, чего мы добились.
Это так заинтересовало Кану, что он на время забыл о боли. В этот раз боль также уходила постепенно. А доктор уже готовил новый раствор, тряся ампулой.
— Также поясню, что твое тело и конечности нужны в целости и сохранности для дальнейших исследований. Поэтому мы избрали такой гуманный метод наказания, а не отрубаем тебе руки или не сжигаем на костре. Кроме того, вводимые растворы потом дадут дополнительную информацию о реакции твоего тела на химические раздражители.
Он подошел с новым шприцем, а Кана заранее замычал и безнадежно попытался отодвинуться.
— Куда вы, мой друг? — спросил Аполлоний и воткнул шприц в бок. Подчиненные Рахи по ту сторону экрана опять радостно завопили.
Ужасная боль снова накатила огромной волной. Кана выгнулся так, что позвонок затрещал и грозил переломиться. Доктор успокаивающе похлопал его по руке.
— Спокойно, мой юный товарищ. Мы и весь город… Да что там город, про ваши похождения уже знают во всем мире! Так вот, мы все обязательно будем оплакивать вас. Особенно они, — и он ткнул большим пальцем за спину, на большой экран.
После двух новых уколов Кана перестал слышать звуки. Помещение слилось в глазах в одно гигантское белое пятно. Боль теперь беспрестанно разливалась по всему телу.
А еще после одного укола Кана потерял сознание.
Новое пробуждение произошло в холодном подвале. Тусклая лампочка на потолке. Махонькая комнатка без окошек, сбоку стеллажи с пыльными коробками и ржавыми приборами. Сыро, на осклизлых синих стенах плесень.
Своего тела Кана не чувствовал. Приподнял голову, поглядел вниз. Он все также лежал на кушетке, связанный, во рту стальной кляп. Единственное, что изменилось, это длинные светлые волосы, отросшие по всему многострадальному телу. И никаких дополнительных ног, рук или клыков.
Он лежал ногами к двери. В верхней части открылось решетчатое окошко, кто-то заглянул в каморку. Лязгнул засов. Дверь со скрипом отворилась. Вошел мужчина в синем костюме с бордовым галстуком. В аккуратно причесанных волосах седина, фигура мощная, внушительная, но чуток грузная. Руки, как клешни. Из гостя вышел бы отличный игрок в регби.
Мужчина подошел к Кане. Морщинистое суровое лицо, неподвижный взгляд черных, чуть выпученных глаз.
— Вот ты каков, — сказал пришелец, глядя на Кану сверху. Голос тоже сильный, гулкий, как со дна колодца. В общем, чрезвычайно породистый жеребец.
Кана молчал. Даже если бы и мог говорить, нашлепка на рту помешала бы.
— Меня зовут Данияр Маханов. Слышал уже, щенок? Это мне ты дорогу перебежал. Убил верного помощника Раху. Порушил бизнес. А все почему? Потому что насмотрелся дурацких киношек и возомнил себя сверхчеловеком. Думал очистить город от преступников? Куда тебе, тупоголовому?
Рассердился, значит, большой человек. А ничего, подумал Кана, хотя бы и не всех, но хоть нескольких плохих людишек отправил на тот свет. Жаль, вот этого паучище не удалось придавить.
— Поговорил я с твоими учеными товарищами, — продолжил Дэн Касович. — Хоть и возражали, но согласились принять тебя мертвым. Я со всеми вопрос утряс, и с силовиками, и с яйцеголовыми. Разберут тебя на кусочки, препарировать будут. Они уже и так далеко продвинулись, без тебя обойдутся.
Кана перестал глядеть на внушительного собеседника, уставился в потолок. В желудке бурлила ядерная смесь. А еще он с радостью ощутил, что может шевелить пальцами рук и ног. Потихоньку подвигал и обрадовался боли. Боли не от ядов, которыми его пичкал Аполлоний, а от затекших без движения конечностей.
— А еще придется обнулить твою семью и девушку. Без этого никак, щенок.
Парень замер и боялся дышать.
Дэн Касович взял пленника за подбородок и повернул к себе.
— Ты слышишь, щенок? Я прямо сейчас отправлю людей за твоей девушкой. Тех самых профи, которые поймали тебя возле дома Рахи. На его дебилов, к сожалению, в таких делах полагаться нельзя. Где твоя красавица, на Зеленом Холме, кажется? Подумай остаток своей никчемной жизни, что являешься причиной ее смерти.
Он осекся, потому что заметил умоляющий взгляд Каны. Жестко усмехнулся, покачал головой.
— Нет, даже не проси. Ты сам во всем виноват. Ввязался в большую игру, не подумав о последствиях. Теперь расхлебывай.
Он осмотрел Кану с головы до ног.
— Ладно, прощай. Приятно было познакомиться.
Повернулся и вышел. Железная дверь захлопнулась со скрежетом. Кана лежал, и не замечал, что по щекам снова текут слезы.
Долго погоревать не дали. Засов опять заскрипел, дверь открылась. Вошли двое плечистых санитаров в белых халатах. Схватили кушетку сзади и спереди, повезли из подвала. Колесики снизу жутко скрипели.
Сначала Кану прокатили по длинному темному коридору. Лампы светили только в самом конце, перед грузовым лифтом. Санитары не обращали внимания на груз.
— Ну, че там, они выиграли? — спросил один, тот, что стоял у изголовья.
Второй помотал головой и сплюнул.
— Да ни хера. Коэффициент был семь к одному, я думал прокатит, «Леопарды» всех вынесут, а они вообще ни одного мяча не забили. Гребаные придурки!
Он в запале ударил по кушетке, задев ступню Каны. Обездвиженный мученик с радостью отметил, что чувствительность ног восстановилась. В желудке происходила катастрофа. Он подозревал, что вскоре содержимое найдет себе выход, несмотря ни на какие намордники.
На лифте пленника подняли на несколько этажей вверх. Створки со стуком открылись. Кану повезли ногами вперед по другому коридору, светлому, со свежевыкрашенными белыми стенами. Мимо проплывали двери кабинетов. Пахло хлоркой и лекарствами, как в больнице.
Наконец, санитар открыл одну из дверей и вкатил кушетку в знакомый уже зал. Кафель, большой экран, безупречная чистота. И доктор Аполлоний с улыбкой на устах. В руке эскулапа сверкнула игла шприца.
— Как вы поживаете, мой юный друг? — спросил врач. — Что-то вы бледноваты. Неужели вчерашняя процедура принесла вам неприятности?
Он указал на подставку в центре комнаты.
— Парни, установите его вертикально, как вчера. Я хочу наслаждаться зрелищем.
Санитары поставили кушетку на металлические салазки, заскрежетали механизмами, и подняли Кану в вертикальное положение. Затем вышли. Лицо Каны оказалось на уровне лица Аполлония.
Доктор мурлыкал песенку и смешивал жидкости из ампул в колбочке. Затем хлопнул себя по лбу.
— Совсем забыл! Надо же запечатлеть процедуру для потомков!
Он отложил ампулы и включил видеокамеру на штативе. Поставил поближе, навел на Кану. Посмотрел в маленький дисплей, показал большой палец.
— Потрясающе. Выйдут отличные кадры.
Подошел к столу и опять взялся за шприц. Наполнил жидкостью и выдавил немного. Капельки упали на стол и прожгли поверхность. Аполлоний улыбнулся и направился к Кане.
— От этого средства, мой юный друг, твоя кровь закипит, как молоко в кастрюле. Потом оценим реакции твоего организма.
Чуть нахмурился.
— Э, а чего это ты такой бледный? Синие круги под глазами? Ты что, не рад принести себя в жертву науки?
Он подошел вплотную, наклонился к Кане и прошептал:
— Я слышал про твоих родителей и девушку. Извини, старик, что так вышло. Говорят, Дэн Касович в последнюю минуту решил их не убивать, а тоже привезти сюда, провести кое-какие эксперименты. Я покажу им видео вчерашней трансляции и сегодняшней процедуры, пусть поражаются. А еще я…
Он запнулся, потому что голова Каны увеличилась, стала вдвое больше. Полезли хелицеры.
Аполлоний страшно удивился.
— Как так? Мы же вкололи тебе надежный блокиратор. Минимум на неделю. Неужели твой организм переработал эту дрянь себе во благо? Да ты знаешь…
И снова ему не удалось закончить. Кана уже не мог держать жидкость внутри себя. Она устремилась вверх по пищеводу, потоком вырвалась наружу и насквозь прожгла кляп на рту. Не останавливаясь, полилась дальше, и попала на доктора.
Аполлоний заверещал, на груди и животе у него появились зияющие черные дыры. Он упал на пол, а Кана сплюнул остатки рвоты на наручники. У него вылезли еще две руки и ползли дополнительные ноги.