— На какую тему? — настороженно спрашивает Петя.
— Хочу получить консультацию по вопросам организации локальных вычислительных сетей, — говорю я и поднимаю правую руку якобы для того, чтобы почесать в затылке. Левая в это время аккуратненько ставит на заднюю стенку монитора «стукач».
— Хорошо. Я тебя сейчас введу в систему. Только знаешь, давай с другого терминала, ладно? А то я здесь наполовину программу набрал, вдруг ты ее невзначай сотрешь.
Ну вот, опять он переполошился. Программа полунабрана — а дисплей пуст. Она что, секретная? Или ее просто нет? И про свою бредовую идею Пеночкин ничего не рассказывает…
Глава 13
Мы идем в дисплейный класс. Петя включает тот самый терминал, на котором я работал днем.
— И еще. Дай мне полистать ваш журнал дежурств. Есть такой?
— Как такового нет. Мы фиксируем все события в специальном файле на жестком диске. Только вряд ли ты найдешь в нем что-нибудь существенное.
— Откуда ты знаешь, что для меня существенно, а что — нет? спрашиваю я и вдруг замечаю: пальцы Пеночкина мелко подергиваются словно уши у дремлющей овчарки. — Я и сам иногда этого не знаю.
— Но для чего-то он тебе все-таки нужен? Хотя бы в первом приближении? Для чего? — в упор спрашивает Петя.
— Да в этих журналах иногда такие перлы попадаются… А я последнее время увлекся собиранием кибернетического фольклора, — отвечаю я наглым голосом.
Чего пристал? У тебя свои тайны, у меня свои. И что это ты так волнуешься за мою работу? Прямо-таки испереживался весь. До дрожи в пальцах…
Пеночкин, подмигнув на прощание, уходит. Я начинаю «перелистывать» странички журнала. Так, так… Вот и 28 апреля. В ГИВЦе в эту ночь был первый приступ. А здесь? В журнале — ни словечка. Зато фамилии указаны. И дежурил как раз Пеночкин. И в последующие ночи тоже он. Ай да ребята! Ай да молодцы! Скрываете, значит? И КЗОТ, кстати, нарушаете. Не имеете права целый месяц одного и того же человека в ночную смену гонять. Это вам не «персоналка», сломается — не починишь. И еще вопросик возникает. Почему Петя один сегодня, без напарника? Грубейшее нарушение техники безопасности! Интересно, а с кем он дежурил полгода назад? Надо бы побеседовать с товарищем. Или они в одной шайке-лейке? Поговоришь вот так невзначай, а труп потом полтора года искать будут…
«Петушок», между прочим, показывает уже четверть первого. А как же приступ? Отменяется?
Согнав с дисплея журнал, я проверяю, доступна ли сеть, и убеждаюсь да, вполне, как дешевая проститутка. Но где же «эпилепсия»? Пациент вдруг срочно выздоровел? Что все это значит?
Это значит, что я спугнул зверя, за которым охочусь. Неосторожным словом, опрометчивым взглядом… Растяпа! Хотя, может быть, я и не виноват. Просто технокрыса излишне осторожна. Но, судя по реакции, я попал в самое его логово. Хорошо еще, «стукача» сообразил поставить. Проинтуичил.
Теперь бы ноги унести подобру-поздорову.
Стараясь не скрипнуть дверью, я проскальзываю в машзал. Пеночкин наигрывает на клавиатуре своего терминала что-то бравурное, время от времени откидывая голову назад, подобно тому, как это делает пианист, выдавая особенно выразительный пассаж.
Итак, я незаметно снимаю «стукача» и сматываюсь. Прямо в машине включаю свой «Спутник» и пытаюсь разобраться, что Петя тут наяривает. А тем временем…
А тем временем здесь может начаться работа по устранению следов вируса. Чтобы сегодня же ночью и закончиться. Мы с Гришей и Юриком проведем свои рутинные проверки, ничего не обнаружим, через две недели забросят «Невод». И вот тогда-то…
Я должен уйти, но в то же время остаться. Как в русских сказках: быть одновременно не одетым, но и не голым, передвигаться не верхом, но и не пешком… А еще я должен задать Пете один вопрос. И послушать, что он скажет в ответ. Это может сразу многое прояснить. Но, надеюсь, не все. Тот, кто слишком много знает… Ничего хорошего ему ждать не приходится.
Пеночкин перестал «играть» и сидит, закинув руки за голову. Прекрасно, маэстро. Отдыхайте. Сейчас я объявлю следующий номер.
Медленно-медленно, стараясь не зашелохнуть, не прогреметь, я иду к входной двери. Благополучно достигнув ее, достаю из кармана перочинный ножичек с двадцатью четырьмя лезвиями, открываю отверточку и, открутив два винта, снимаю крышечку с примитивнейшего кодового замка. Затем, чиркнув колесиком зажигалки, определяю повернутые шпеньки. Код замка 125. А точнее, 512. Ничего оригинального: два в девятой степени. Зато легко запоминается.
Вновь поставив замок на предохранитель, я громко хлопаю дверью. Пеночкин пребывает в прежней позе: руки за головой, локти широко расставлены. И все так же пялится на дисплей. Совершенно пустой, между прочим. Только курсор в левом верхнем углу тревожно вспыхивает крохотным тревожным маячком.
— Ну что, почитал? — подмигивает мне Петя двумя глазами, когда я бесшумно возникаю рядом с ним.
— Да. Скучный журнал, ничего интересного. Насколько я понимаю, после ликвидации аварии «Эллипс» работает устойчиво, никаких сбоев и неполадок нет? — задаю я риторический вопрос.
— Да вроде бы нет. Так, по мелочам кое-что… — лениво отвечает Пеночкин, откровенно зевает и смотрит на свои «Касио». — Так медленно время ночью идет… Еле тащится.
Я верчу на указательном пальце колечко с ключами.
— Ну что же, будем считать результаты проверки удовлетворительными. Аппаратные средства я проверил еще днем. А завтра хочу подскочить на «Комету». Не знаешь, у них большой ВЦ?
— Да нет, вроде нашего. Ни тебе «Крэев», ни «Хитачи».
— Ну, не прибедняйся. У вас еще и «Нейроны» есть, аж четыре!
— Были и мы рысаками когда-то.
Ключи срываются с моего пальца и падают на пол, точнехонько за терминалом Пеночкина.
— А сейчас они что, не работают? — спрашиваю я, наклоняясь. Второй «стукач» мгновенно прилипает к задней стенке монитора, а первый исчезает в рукаве моего пиджака.
— Тебя это, наверное, очень удивит, но — работают! Правда, загрузка у них маловата. В силу специфичности…
— Да, это не «Крэи», — охотно соглашаюсь я, поворачиваясь к Пеночкину боком и опускаю «стукач» в карман. — Ну, ладно, счастливого дежурства! Да, кстати, а почему ты один? Это же грубейшее нарушение техники безопасности!
— У напарника срочные дела объявились. Ничего, я аккуратненько, в цепи питания не лезу, кожухи не открываю.
— Все равно. А если сердечный приступ? Или заснешь ненароком, а тут пожар?
— Не засну, я привычный. И на здоровье пока, тьфу-тьфу-тьфу, не жалуюсь. Ты это… не закладывай нас Евдокии Петровне, ладно? Ну, приспичило человеку…
— Ладно, — великодушно соглашаюсь я. — Хотя это и не дело. Я в «Спутнике» остановился, если как-нибудь позвонишь — буду рад встрече. Поболтаем, молодость вспомним. Там, кстати, и ресторанчик неплохой.
— Я бы пригласил тебя к себе, но у меня сейчас… В общем, не получается. Извини. Ты еще долго у нас пробудешь?
— Дня три-четыре. Остальные узлы «Эллипса» проинспектирую — и домой, к жене-детям. Ты мне все-таки дай свой адресок. Вдруг твоя помощь срочно понадобится…
Безотказный «петушок» заглатывает очередную порцию информации. Тепло попрощавшись с Петей, я сбегаю на первый этаж и, поводив пропуском перед полусонными глазами вахтера, выхожу на тихую ночную улицу. Пройдя десятое шагов, поворачиваюсь спиной к несуществующему ветру и закуриваю. Молниеносный взгляд на освещенные окна ВЦ… Так я и думал. За длинными желтыми портьерами маячит неясная тень. Петя, видимо, хотел помахать мне на прощание рукой, но забыл отдернуть занавеску.
Глава 14
Неторопливой походкой свернув за угол, я — только что не с низкого старта — мчусь к «вольвочке». Плюхнувшись на переднее сиденье, хватаю с заднего кейс со «Спутником» и лихорадочно подключаю его к автомобильному аккумулятору. Теперь — подсоединить «стукач». Быстрее, быстрее… Сердце колотится так, словно я не в уютном кресле «вольвочки» сижу, а бегу по мокрым опавшим листьям в осеннем лесу, рискуя при каждом следующем шаге упасть и свернуть себе шею. В руке у меня — «вертикалка», а впереди слышен заливистый лай собак. Хотя нет, по-другому. Как будто я пришпориваю закованного в броню коня и медленно опускаю длинное тяжелое копье, а впереди… На дисплее «персоналки» наконец высвечивается текст.
(23.55) при этом считается, что проблема вопрос экспериментальные результаты в ближайшие годы проверен получены быть не может могут вследствие непомерно большого числа многовходовых логи нейроноподобных логических (23.56) элементов, требующихся, по мнению большинства авторов, для адекват эмпирической проверки (порядка 10/\14) и (23.57) еще большего числа связей между ними (до 10/\15 по оценкам авторов работ [5,6]) (23.58)
Ага, «Спутник» выдал не только окончательный вариант, но и зачеркнутые Петей слова. А также — в круглых скобках — текущее время. Ну, Пеночкин, положим, не Пушкин, так что изучать ход его гениальной мысли мне ни к чему. Это мы исправим легко, одним-единственным нажатием клавиши. А вот время… Время, пожалуй, оставим. И вот что любопытно: за две минуты до полуночи Петя прекратил работу над статьей, вошел в сеть и ввел в нее то ли программу, то ли сообщение, то ли черт знает что в виде последовательности чисел:
42.83.17.61.21.84.60.11.62.90.00.89.58.62.38.53.19.46.90.
45.73.36.63.28.27.11.33.10.00.19.27.21.53.43.61.25.21.46.
Введя в сеть эту абракадабру, Пеночкин снова вывел на дисплей только что прочитанный мною текст и продолжил работу над статьей:
(00.06). Нам эти оценки по причинам, подробно рассмотренным в работе [7], представляются весьма завышенными. Кроме (00.07) того, за счет значительного отличия скорости обмена информацией (00.08) в моделируемом (00.09) (00.10) «объекте» (00.11) и в современных локальных компьютерных сетях, достигающего четырех-шести порядков, возможно значительное уменьшение требуемого числа физических каналов обмена. Принципы создания пакета прикладных программ (ППП), позволяющего на практике реализовать указанную редукцию, рассмотрены нами ранее в работе [8].