Кадровик подходит к охраннику, что-то говорит ему, помогает открыть ворота. Автобус въезжает во двор, приостанавливается, забирая Семенова и, вместе с ним, волну холодного воздуха, и катит, похрустывая льдинками, уже с внутренней стороны чугунной ограды.
— В хозкорпусе для вас освободили кладовку. Разгружайтесь, а потом провожу вас к месту аварии, — говорит Семенов, когда автобус останавливается и распахивает обе пары дверей. Снаряжение спасателей тотчас, словно само по себе, начинает улетучиваться из салона,
— Поможем? — предлагает совестливый Гриша, В этот момент один из ящиков чувствительно задевает его плечо.
— Пардон! — демонстрирует французскую галантность высокий бородач. Артем, кажется? Борода его не меньше Гришиной, но, с учетом роста, смотрится намного элегантнее.
— Ага, — охотно соглашаюсь я. — Выйдем из автобуса, чтобы не мешать, вот и помощь!
Так мы и делаем. Гриша немедленно поднимает воротник шубейки, закрывает нос перчаткой и становится похож на террориста в черной полумаске.
— Знаешь, нам с тобой тоже надо будет на «объект» сходить. Проведем, так сказать, рекогносцировку, — говорю я Грише, Он молча кивает.
Справа, со стороны ворот, кто-то кричит. Мы разом поворачиваемся. Ничего страшного: просто охранник развлекается со своей кралей. Сюжет банален: она убегает, быстро-быстро переставляя длинные ноги в узких сапожках, он — догоняет. По принципу: не догоню, так согреюсь.
Девушка пробегает мимо нас и прыгает в автобус. Спасатель, выносивший в это время из салона какой-то баул, шарахается в сторону и, поскользнувшись, едва не падает.
— Я целый час твердил ей: нельзя! — объясняет почему-то именно нам с Гришей запыхавшийся охранник. — Она уже почти уходила, а тут вы! Так, не поверите, ухитрилась вместе с автобусом за ворота проскользнуть — и бежать!
Я мало что понимаю, но на всякий случай сочувственно развожу руками: ох уж эти бабы!
Охранник тяжело влезает в автобус, о чем-то разговаривает с кадровиком и, судя по негромкому спокойному голосу, командиром спасателей. Выходят они очень скоро, все четверо, и направляются к воротам. Девушка вытирает платочком то ли нос, то ли слезы, то ли то и другое попеременно. Вязаная модная шапочка, поношенная шубка, но глаза… Всего лишь один взгляд брошен на меня, вскользь, да и что можно разглядеть в тусклом свете дальнего фонаря? А. вот поди ж ты, забываешь и о непритязательном наряде незнакомки, и даже о морозе.
— Полиномов! — говорит вдруг девушка, полуобернувшись, и таращит на меня заплаканные глаза. Я оглядываюсь на Гришу. Слышит он то же самое или у меня галлюцинация? Судя по отнятой от носа перчатке и полуоткрытому рту слышит.
— Минутку… — говорю я и делаю два неуверенных шага по направлению к удивленным Бранникову, Семенову, охраннику и, самое главное, очаровательной незнакомке.
— Да Полиномов же! — уверяет она сама себя в очевидном и сразу же требует:
— Скажите им, чтобы меня пропустили!
Царица — и та не приказала бы грознее. Я чуть было не бросаюсь исполнять повеление, но быстро спохватываюсь: с какой стати? Однако лицо молодой женщины кажется мне знакомым. Маленький аккуратный носик, светлые пряди, выбивающиеся из-под шапочки, огромные глаза под длинными ресницами… Большего в полумраке не разглядишь.
— К сожалению, у меня нет таких полномочий. А откуда вы…
— Там мой муж. Пеночкам Петр Васильевич! Уже четвертые сутки я про него ничего не знаю! А они не пускают…
Незнакомка сжимает кулачки, и я наконец вспоминаю ее имя: Элли. Ну конечно же, Элли. Прекрасная дама, не пожелавшая утешить одержавшего пиррову победу доблестного рыцаря. То есть это я раньше думал, что пиррову. Только года через три стало окончательно ясно: прав был я, а не Пеночкин.
— Здравствуйте, Элли, — выдавливаю я из себя, словно зубную пасту из засохшего тюбика, два обязательных слова. И смотрю на Семенова. Но он взглядом отсылает меня к Бранникову.
— Нет, — жестко говорит командир «героев». — Никаких женщин в рабочей зоне! Я вообще всех посторонних оттуда выдворю, кто бы они ни были.
— Ну вот! Я же говорил! — хлопает рукавицами охранник. Хлопает, чтобы согреть руки, но получается — аплодирует.
— Я думаю, если Элли побудет пока в автобусе, ничего. страшного не произойдет, — предлагаю я оптимальное решение. — Не возражаете?
Кадровик безразлично пожимает плечами, Бранников, хоть и хмурится, молчит.
— Почему в автобусе? — не соглашается было Элли, но я, аккуратно прихватив ее за рукав шубки, подталкиваю к открытым задним дверям.
М-да. На ловца и зверь бежит. Интересно, понимает Гриша, почему я вдруг повернул на сто восемьдесят градусов? Пеночкин! Виновник аварии Пеночкин! У меня в этом — ни малейшего сомнения.
— Григорию Андреевичу, конечно, можно пойти с вами? — спрашиваю я у Бранникова тоном, не допускающим отрицательного ответа, и впрыгиваю вслед за Элли в автобус. В дверях огладываюсь. Гриша смотрит на меня, словно мальчик в цирке на укротителя, сующего голову в пасть молодой рассерженной тигрице. Для него Элли так и осталась хищной дикой кошкой, от которой следует держаться как можно дальше. Кажется, он не понимает, почему я остаюсь. Думает, что… Ну и пусть. Каждый, как говорится, в меру своей испорченности.
— Не спорьте, — вполголоса говорю я Элли. — Пусть они уйдут, а там видно будет.
Бранников машет рукой, и молча наблюдавшие за происходящим спасатели, подхватив предусмотрительно оставленное на снегу снаряжение, тянутся вслед за командиром в сторону ворот. Гриша — замыкающий. Водитель, умница, захлопывает двери, и в салоне сразу становится уютнее. Мы усаживаемся на теперь уже свободное заднее сиденье.
Глава 12
Да, для Гриши Элли — молодая опасная тигрица. А для меня всего лишь маленькая своенравная девочка, которую мне, за недостатком времени и ввиду неблагоприятной ситуации, восемь дет назад так и не удалось переупрямить. Сегодняшняя встреча — подарок судьбы. За окном — морозная ночь и деловитая работа спасателей, здесь, по контрасту, почти в тепле и уюте, только мы вдвоем. Кимарящий за рулем водитель не в счет. Только Прекрасная Дама и ее верный рыцарь, примчавшийся по первому зову вызволять из беды… мужа Прекрасной Дамы. М-да. Нескладуха получается. Значит, просто: по зову Прекрасной Дамы. И точка.
— Вы спасете Петю? — спрашивает Элли после неловкого молчания и дует на озябшие руки, прямо сквозь тонкие шерстяные перчатки.
— Да. Уверен, да!
Такая надежда вспыхивает в больших — серых, помнится? глазах… Счастливчик Пеночкин. Только вряд ли он понимает это.
— Именно для этого я и приехал, — продолжаю я столь же самоуверенно, — Но без вашей помощи мы не справимся.
— Что я должна сделать? — спрашивает Элли тоном записной отличницы.
— Прежде всего рассказать все, что знаете о работе своего мужа за последние два с половиной года.
Вначале — дело. А любовь — потом. Я этому правилу никогда не изменяю, и еще ни разу об этом не пожалел. Ибо заметил: успехи во втором приходят исключительно после успехов в первом. Нет, ну надо же: Пеночкин! И самый надежный источник информации — его жена — почти у меня в руках. Немного дружеского участия, чуть-чуть мужского внимания — и кладезь нужных сведений откроется.
— Я знаю очень мало, — со вздохом говорит Элли, наклоняя голову чуть вправо и поправляя выбившиеся из-под шапочки волосы. Этот взгляд — чуть искоса, сбоку — очень идет ей. Вряд ли она понимает это умом. Но инстинкт безошибочно подсказывает каждой женщине оптимальные для нее взгляды и жесты. — Он последнее время очень много работал, со мною почти не разговаривал. Просто — некогда было, понимаете?
Прекрасно понимаю, девочка. Пропадать днями и ночами на работе, оставляя без присмотра такое сокровище… Жаль, я не знал. А то был бы Пеночкин рогат, как благородный олень.
— Он что, продолжал заниматься проблемой «артегом»?
— Нет. После того, как вы… убили нашу «Элли», он очень переживал, долго не мог устроиться на работу… Воссоздать «Элли» оказалось невозможно — вы ввели в сети какую-то непробиваемую защиту, — а специализированные центры появились гораздо позже, через несколько лет. Чем Петя только не занимался! И йогой, и летающими тарелками, и с экстрасенсами связался…
М-да. Кажется, Элли до сих пор дуется на меня из-за тезки-артегома. Но в то же время посматривает иногда своим коронным взглядом. Значит, все-таки хочет понравиться?
Не надо обольщаться. Просто от меня зависит судьба ее любимого мужа.
— Не убил, а отключил. Напоминаю, для меня это был лишь хитроумный и опасный компьютерный вирус, которым злоумышленник заразил локальную сеть «Эллипс».
Элли смотрит на меня совершенно иначе, нежели минуту назад.
«Ты прекрасно знал, что это не вирус!»
«Знал. Но «искусственное сознание» — опаснее всякого вируса».
Элли бессильно опускает ресницы и разжимает сжавшиеся было в кулачки пальцы. Поединок взглядов я выиграл.
— Вы не знаете, почему Петю никуда не брали на работу?
— Догадываюсь. В Управлении компьютерных сетей есть картотека, где значатся все выявленные технокрысы страны. Ваш муж был определен в ней как особо опасный преступник. А директора вычислительных центров, прежде чем взять на работу нового сотрудника, уже в то время имели обыкновение наводить о нем некоторые справки.
— Это бесчеловечно!
— Напротив, чрезвычайно гуманно! Бесчеловечным было бы, наоборот, не препятствовать технокрысам проводить сомнительные эксперименты с компьютерными сетями, прекрасно зная, что рано или поздно это приведет к авариям и гибели ладей. Такие случаи уже были.
Я делаю паузу, ожидая возражений, но Элли молчит.
— К тому же через несколько лет центры по изучению проблемы «артегом» все-таки появились. Петра Васильевича, пионера работ в этой области, с радостью приняли бы на любой из них.
— К тому времени, когда появились «Детка» и «Гомункулус», Петя уже охладел к этой проблеме. Мы убедились: артегомы боковая, тупиковая ветвь развития разума. Кроме того, «Элли» умирала так мучительно… Вы должны помнить… Петя пришел к мысли, что заниматься артегомами — просто жестоко. После каждой неудачи им, несчастным, полностью стирают память. То есть-убивают их. Петя полгода проработал с «Лилит», но после первой же «перезаписи» уволился. Он и до сих пор вскрикивает во сне: «Элли!» — таким страшным голосом, что дочка пугается. И я точно знакю, зовет он не меня, а ту, которую вы… убили.