Схватив кейс и пальто, я бегу по коридору. Время, время…
Вскрыть простенький замок — дело трех минут. Включить компьютер- еще столько же.
— Канал обмена занят, — гнусавит противным тенором новенький «Квазар». Я запускаю в него «скворца», включаю «Чебурашку»… Так и есть, «гусеница». Ну что же, господа Крепчалов и Грибников, неплохо сработано. Похоже, каждый мой ход угадан и парирован. Вот и здесь «гусеницы» поставлены профессионально…
Отложив в сторону глупого «Чебурашку», я откидываюсь на спинку мягкого директорского кресла — у меня, кстати, точно такое же — и вперяюсь бездумным взглядом в окно. Морозный узор на стеклах — словно изысканный витраж. Лучше всяких занавесок прячет меня от возможных наблюдателей. Почти так же надежно, как кто-то укрыл «гусеницу» возле или, скорее, внутри компьютера. Бедный «Чебурашка»! Он может только высвечивать ее мерзкий профиль на дисплейчике, а вот найти и выковырять — увы! Хотя… любопытно, любопытно…
На дисплейчике «Чебурашки» рядом с пиктограммой «гусеницы» мигает еще и силуэток «клеща». А если взять приборчик в руки — исчезает…
Через две минуты я нахожу «клеща». Он сидел, «впившись» снизу в ленточный кабель, соединяющий клавиатуру с системным блоком «Квазара». И почти не был замаскирован. Самое же удивительное то, что партию именно этих «насекомых» умельцы из отдела Шепталова изготовили всего три недели назад. Учет и контроль таких штучек — строжайший. Значит, подбросил «клеща» кто-то из наших? То есть — Гриша? И «гусениц» — тоже он поставил? Я же чувствую: профессионал работал. Пока я вчера к Элли ездил, он тут…
Убью гада.
Парррам, парррам, парррам…
В Москву мне надо ехать, вот что. Корпорацию спасать. Цель достаточная для того, чтобы оправдать любые средства. Любые. А перед отъездом набью Грише морду. Или лучше бороду ему выщипать? По волоску, растягивая удовольствие?
Нет. Это я всегда успею сделать. Не стоит раньше времени раскрывать карты. Пусть Гриша подольше не знает, что я знаю, что он — ихний джокер в моей колоде, а не мой козырной король.
Глава 20
Комиссию я встречаю в коридоре. Все одеты и чем-то взбудоражены.
— Вы что, уже? — хватаю я за рукав Гришу.
— Нет, мы еще! — жизнерадостно отвечает он. — Кино идем смотреть!
— Какое еще кино?
Оказывается, Бранников с вертолета через проталины в окнах заснял видеокамерой внутренности освещенных комнат в корпусе семь. И сейчас все идут в институтскую столовую, где есть видеомагнитофон.
— Слушай, Андреич, все больше фактов ложится в мою гипотезу, да так — словно камни египетской пирамиды, лезвия между ними не просунешь! хвастается Гриша, едва мы выходим во двор института, и тут же поднимает воротник своей шубейки.
— Сейчас я тебе сообщу еще один, и если он тоже не противоречит, так и быть, выслушаю твою гениально-безумную теорию, — холодно говорю я.
— Уверен, не противоречит! — ухмыляется Гриша.
Сказать ему про клеща сразу или чуть погодя морду набить? Когда без свидетелей останемся?
— Терроризирующая нас технокрыса выставила вчера ультиматум: или мы перестраиваем некоторые узлы сетей в режим «артегом», или они перестают работать. Узел «Кокос» входит в число обреченных.
— Шью-ю-ю… — шепеляво, словно «Секрет», присвистывает Гриша. На морозе не больно-то посвистишь. — Мне придется немного доработать свою теорию. Выходит, после того, как мы с тобой уничтожили незаконнорожденного артегома «Элли», Петя решил заставить нас собственными руками воссоздать кибернетического гомункулуса, да еще в нашем собственном доме. Граф Монте-Кристо, да и только! И защиту какую-то хитрую придумал…
— Судя по всему, сюда нужно было не спасателей присылать, а команду «альфа» из Агентства. С наручниками. Ну, да сейчас все увидим своими глазами.
В полутемном зале — Бранников со товарищи. Или теперь уместнее говорить «со господа»? Мы рассаживаемся вокруг квадратных столиков — рядом с нами молодой молчаливый человек в длиннополом тяжелом пальто — и командир «героев» тотчас включает запись.
Вначале на экране появляется стена корпуса семь с мрачными высокими окнами, пять из них, впрочем, освещены и кажутся теплыми и уютными. Оператор, умело орудуя трансфокатором, приближает крайнее правое окно. Оно, как и остальные, примерно до половины украшено морозными узорами, но сквозь верхнюю, незаиндевевшую часть хорошо просматривается интерьер.
— Это операторская, — комментирует сидящий за соседним столиком Бирюков. — На кресле возле дисплея — Петр Васильевич Пеночкин, руководитель работ, на полу лежит, скорее всего, Дмитрий Анатольевич Гольченко, оператор. Лица его не видно, но, говорят, только он на работе белые тапочки носил.
Я украдкой усмехаюсь (какая предусмотрительность: и переобувать его, бедолагу, не надо) и во все глаза таращусь на полутораметровый экран демонстрационного «Рубина». Нет сомнений: за дисплеем — Петя Пеночкин. Сидит, откинувшись на спинку кресла, на голове — наушники, на губах блаженная улыбка, руки — на клавиатуре. Или мне только кажется, что улыбка? Может, это гримаса смерти? Глаза его, кажется, полузакрыты, и опять же непонятно, что прикрыло веки: блаженство или смерть?
По спине моей пробегает табунок мурашек. И освещенные окна вновь становятся не теплыми и уютными, но — зловещими.
— А это машзал, — поясняет для неспециалистов Бирюков. Здесь стоят два «Мудреца», третий — в соседнем помещении.
Машзал как машзал. Серо-голубые кубы, нашпигованные нейропроцессорами, разнокалиберная периферия… Все, как везде. И что-то в то же время не так. Что?
Двери. Двери в машзал настежь распахнуты. И ведущие в операторскую, и запасные, которые выходят прямо в коридор. Ну да, ведь обслуга бежала в панике, не до того было. А возвратиться и закрыть пока никому не удалось.
— Будьте добры, верните предыдущие кадры, — прошу я Бранникова, те, где Пеночкин.
Да, дверь из операторской в коридор тоже открыта. Что из этого следует? Ничего. Пока ничего.
— А четвертое и пятое окна? Почему не показываете? — капризно спрашивает экстрасенс, когда коротенький фильм кончается. Не иначе, гуманоидов надеется там углядеть.
— На общем плане в начале фильма видно, что они замерзли до самого верха, — поясняет Бранников. — Вот я и решил вместо них подробнее дать остальные три.
Сапсанов, протерев очки, водружает их на свой мясистый нос, подходит к телевизору и говорит:
— Продолжим, господа. Только что мы просмотрели уникальный фильм, снятый благодаря мужеству и отваге команды спасателей, У кого какие есть по поводу увиденного соображения?
Ага. Председатель комиссии решил устроить обсуждение просмотренного кино. Диспут на тему: «Образ современного нейрокомпьютера в фильме «Озерецкий кошмар».
Ну, пусть себе обсуждает. А нам с Гришей есть о чем поговорить. Я тяну его за рукав, мы пересаживаемся за самый дальний столик, и я тихо спрашиваю у своего Генерального Помощника, пристально глядя ему в глаза:
— Слушай, Григорий, прежде чем обсуждать увиденное, припомни: «клещей» из новой партии, сделанной ребятами Шепталова, ты давал кому-нибудь?
— Конечно! — удивленно таращит глаза и топорщит бороду Гриша. — Всем своим «охотникам», выехавшим на объекты дам поимки вируса «шизо», по пять штук.
— И сам взял?
— Я тоже охотник.
— Сколько?
— Штук семь, кажется. В журнале записано. Случилось что?
Гриша удивляется так искренне, что мне становится стыдно. Надо же, не первый год работаем вместе, можно сказать, мой воспитанник — и я его заподозрил…
— Да так… Вернемся в гостиницу — проверь, все ли на месте. Еще вопрос: на городской ВЦ кто-то из Управления поехал? Хмурый хмырь сидел с нами за одним столом, а второй?
— Поехал тотчас, как я ошарашил его «Тригоном», подключенным к сети. Они тоже понимают, чем это грозит, так что лишних вопросов не задавали. А что ты думаешь по поводу Пети? Жив он?
— Это его проблемы, — шучу я. — А у меня сейчас своих невпроворот. Судя по всему, Петя к вирусу не имеет никакого отношения, «Тригон» от сетей отрубят и без нас. Так что — едем в Москву.
— А… Мы имеем право вот так, самовольно? — сомневается Гриша.
— Разрешение Крепчалова я сейчас подучу. А ты… Поприсутствуй пока здесь. Мало ли что…
Легко ступая по цементному полу, я, словно ниндзя, бесшумно проскальзываю в приоткрытую дверь и, на ходу застегивая пуговицы пальто, сбегаю вниз по лестнице. Можно было бы, конечно, просто поставить Сапсанова перед фактом. Но лучше заранее прикрыть задницу какой-нибудь бумагой. Чтобы потом не привлекли к ответственности за нарушение пункта восемнадцать Устава — о выделении Комитету людей и оборудования при чрезвычайных ситуациях.
Глава 21
Минут через десять, обнаружив себя в кабинете коммерческого директора, я весьма и весьма удивляюсь. Это надо же было так задуматься, так увлечься обсчетом вариантов! Собирался-то я идти на почтамт, потому что здесь все линии связи блокированы «гусеницами». Разве что еще какую-нибудь дверь взломать… Утешает одно: ноги сами принесли меня не куда-нибудь, а в кабинет директора. Видно, ниже этого уровня мне уже не суждено опуститься, какие бы козни ни строил Крепчалов.
Нажав на всякий случай на кнопки телефона и выслушав сакраментальное «линия связи неисправна», я тоскливо оглядываю кабинет. Мой, пожалуй, пороскошнее будет. И компьютер у меня помощнее, и телефонов побольше. Даже белый есть…
Белый? Да вот же он, голубчик! Привилегированная, повышенной надежности правительственно-коммерческая телефонная сеть! Вряд ли они и его блокировали. Как там Витьку шуметь? И что сказать, чтобы наверняка согласился?
В то, что «поле ужаса» создает летающая тарелка, я все-таки не верю. Скорее всего, это очередное изобретение Пеночкина. Может, какая-то особенная комбинация электрических и магнитных полей; вариант микроволновое излучение определенной мощности и частоты. Готовил он эту штуку для того, чтобы защитить свою очередную незаконнорожденную «Элли» от блюстителей закона, каковыми, в сущности, и являются мои инспектора и охотники. Но во время испытаний произошел сбой, случилась нештатная ситуация — и в результате над корпусом номер семь экстрасенс наблюдает какое-то свечение, спасатели попадают в больницу, а сам Петя мумифицируется в кресле перед терминалом. Помочь я здесь ничем не могу — не мой профиль. Сейчас изложу все это Председателю Комитета и попрошусь в Москву. А может, про НЛО все-таки сказать?