Если бы я все это понял раньше! Но Гриша, Элли и вирус «шизо» увели меня на ложный след. И как это у них все тонко сделано было! Три полушария, три полушария! Во сне якобы кричит! Телекамеры, уловители запаха и прочие сенсоры — тоже по три каждого! Окно в четвертое измерение, глазок для просмотра Апокалипсиса! Всеобщая и полная счастливизация! Но все это — лишь легенда, под прикрытием которой Петя вынуждает людей создавать, причем в огромных количествах, артегомов. Только ли ради мести? Не суть важно. С мотивами преступления мы будем разбираться потом, после того, как остановим «озерецкий кошмар». Ведь нужно для этого всего-то ничего: вызвать снайперов и расстрелять серо-голубые…
Волна липкого холодного ужаса окатывает меня с головы до ног. Пошатнувшись, я хватаюсь за дверь.
Не думать о белой обезьяне!
Дверь открывается, и я выпадаю на крыльцо вокзала.
Надо же, чуть было не продумался. Но, к счастью, не успел. Нервы совсем плохие стали. Не думать о белой обезьяне!
— Ну и ну! А с виду такой приличный молодой человек! — сокрушенно сжимает ручки в пуховых рукавичках старушка-божий одуванчик.
Приятно, что меня все еще считают молодым человеком.
Спокойно отряхнув с пальто снег, я возвращаюсь в зал ожидания, присаживаюсь на канареечное креслице.
Что-то надо делать. Срочно. Что? Пока не знаю. Если не знаешь, что делать, думай. Но не думай о белой обезьяне. Тогда о чем?
Спасать Петю со товарищи, как выяснилось, вовсе даже не нужно. А нужно, наоборот, спасать компьютерные сети от нового вируса «перестройка». Но сделать это одному мне явно не под силу. Помощи, однако, ждать неоткуда. Крепчадов продолжает играть в свою игру, и даже катастрофы его, судя по всему, не смущают. Вызвать подкрепление из «Кокоса»? Но когда еще ребята подъедут… А подъедут — и что? Что я им скажу? Не думайте, ребята, о белой обезьяне? А о чем? О том, что «Тригон» должен работать бесперебойно. Это улучшает настроение и, возможно, процесс пищеварения. А также потенцию.
Парррам, парррам, парррам…
Ха! А ведь в этом что-то есть… Только тсс-с-с… Даже мысленно ни гу-гу! Кажется, благоразумненький Буратино вновь нашел утерянный было золотой ключик.
Да, но «Тригону» сейчас никто и ничто не угрожает. Спасатели уехали, комиссия почти вся разбежалась…
Нет, угрожает. Ровно в десять соберутся остатки этой несчастной комиссии, и тогда… Молчаливый молодой человек наверняка что-нибудь придумает. И экстрасенс, кажется, многое понимает. И даже пожарный… Значит, «Тригон» нужно сберечь, ведь это — уникальное средство исследования Вселенной. И сделать это могу только я. «Тригон» должен быть спасен! Спасен! Во что бы то ни стало!
Глава 26
Институт по-прежнему оцеплен. Но уже не охранниками, а гвардейцами. Пятнистые меховые куртки, тяжелые рубчатые ботинки, длинные ножи на широких поясах. Хорошо хоть, без автоматов. Кто же это, интересно, вызвал вояк? Сапсанов в больнице, да и полномочий у него таких нет. Разве что вечером очнулся и с перепугу позвонил… кому? Министру обороны?
— Сюда нельзя! — загораживает мне дорогу скуластый широкоплечий парень.
— Я — член комиссии по расследованию случившейся здесь аварии. Вот мой пропуск.
— Опять? — ухмыляется парень. — Хоть бы что пооригинальнее придумали! Вы уже пятый, кажется… член. Не знаю я никакой комиссии. Штатским проход запрещен — и точка!
Ах ты…
— У меня особые полномочия. И я не советую вам чинить препятствия! Очень не советую! Где командир? Вызовите! Срочно!
— Будет он из-за каждого… на мороз выходить… В проходную зайдите, спросите лейтенанта Шишкина.
— Ваша комиссия распущена, — огорошивает меня розовощекий лейтенант. — Ничем не могу помочь.
— Должны помочь. Я выполняю поручение Правительства, — спокойно говорю я, протягивая телеграмму. — Кто от вас руководит операцией и где его найти? У меня есть для него срочное и важное сообщение.
Лейтенант, потребовав на всякий случай паспорт, нехотя открывает дверь, ведущую во двор института.
— Майор Метляев Станислав Федорович. Я вас провожу.
По углам корпуса семь, на границе «зоны ужаса», стоят бээмпэшки с работающими двигателями. Но лейтенант ведет меня мимо них, мимо торца корпуса семь и дальше, мимо четырехэтажного, белого кирпича, здания, в котором заседала наша горе-комиссия. Здесь еще одна бээмпэшка с задранным круто вверх стволом пушки.
Рядом с нею — несколько военных в пятнистых куртках. Один из них показывает рукой в сторону небольшого строения, окруженного высокой металлической решеткой. За решеткой — два похожих на китайские фонарики мощных трансформатора,
Ага, это подстанция, шатающая институт электроэнергией. Ее что, будут сейчас атаковать?
Да, похоже на то. Двое солдат бегут к забору, мелко перебирая ногами и вздымая облачка снежной пыли. Не добежав до решетки метров двадцать, они, резко затормозив, недоуменно озираются по сторонам и, словно мальчишки, впервые увидевшие боевую машину пехоты, мчатся к ней, уже совершенно не боясь поскользнуться. На снегу, совсем недалеко от того места, где топтались солдаты, что-то темнеет.
— Товарищ майор, тут у гражданина правительственная телеграмма какая-то, — говорит мой конвоир, едва мы приближаемся к Метляеву… как его? Станиславу Федоровичу. Тот, витиевато выругавшись, обрезает лейтенанта:
— Подожди, сейчас не до этого. Мне бойца вытащить надо. Так что случилось, орлы?
«Орлы», тяжело дыша, буравят глазами снег возле ног командира. Кажется, еще мгновение — и он начнет таять. Я смотрю в сторону подстанции. Бесформенное зеленое пятно в двадцати метрах от ограды — солдат.
— Все понятно… — Отчаявшись дождаться ответа, майор поворачивается к держащимся поближе к корме БМП (видно, там чуть теплее) солдатам. — Кто пойдет на выручку Петрову? Добровольцы есть?
Судя по гусеничным следам на снегу, они уже пытались пройти к Петрову на БМП. Ишь, как ее крутило…
— А вы сами попробуйте, господин майор, — раздается негромкий голос.
— Добровольцы пойти со мною есть? — спокойно переспрашивает Метляев.
— Разрешите мне? — раздается тот же негромкий голос. Из-за кормы бээмпэшки выходит высокий нескладный юноша с большими грустными глазами.
Так… Столкнулись характеры… Они сейчас там оба лягут, а спасателей с их веревками здесь нет. Видать, эти «орлы» — те же «герои». Безумству храбрых поем мы… похоронный марш.
А что, если…
— Извините, господин майор… Позвольте, я вас заменю!
— Кто вы такой? — сверлит меня взглядом Метляев.
— Главный эксперт распущенной вами комиссии, Полиномов Павел Андреевич. Если хотите проявить мужество и героизм, то есть лечь рядом с Петровым, — машу я рукой в сторону подстанции, — то идите сами. И вряд ли потом кто вас вытащит. А если хотите спасти бойца — разрешите мне вместе с ефрейтором.
— С каких это пор штатские командуют военными? — тяжело спрашивает майор.
— У меня… У меня приборчик специальный есть, — говорю я. — Который защищает от беспричинного страха. Он индивидуальной настройки, я его только вчера оковал. Хочу испытать. Разрешите?
Метляев косится на мой кейс.
— Не будем медлить, господин майор. Там человек замерзает.
— Ладно. Задачу вы, я вижу, уяснили хорошо. Вперед — марш!
Я сую лейтенанту свой кейс, поясняю удивленному Метляеву: Приборчик у меня в кармане! — и, в два прыжка догнав не спешащего выполнить приказ ефрейтора, увлекаю его за собой.
— Слушай, ефрейтор… Как только почувствуешь, что дальше идти не можешь, останавливайся. Я до тебя Петрова дотащу, дальше вдвоем. А вздумаешь проявить героизм — ляжешь рядом. Обоих вас я не вытащу, силенок не хватит. Договорились?
До лежащего гвардейца — метров пять, де больше. Зловеще скрипит под ногами снег. От морозного воздуха перехватывает дыхание. Или это уже — от ужаса? «Тригон» должен быть спасен! «Тригон» должен быть спасен!
— Стой… Дальше не ходи…
— А приборчик?
— Он настроен на меня одного.
Ефрейтор останавливается. Я оглядываюсь. Огромные глаза, расширенные зрачки, перекошенный от ужаса рот…
— А-а-а!..
Круто повернувшись, ефрейтор бросается бежать, поскользнувшись, падает, отчаянно пытается встать… Черт с ним. Главное «Тригон». «Тригон» должен быть спасен. Но для этого перво-наперво я должен вытащить солдата. Вот он, в двух шагах. Шапка лежит рядом, мягкие вьющиеся волосы припорошены спетом. А щеки уже смертельно белы: отморожены.
Страх ледяной волной поднимается от ног. Еще мгновение — и я закричу…
«Тригон» должен быть спасен! «Тригон» должен быть спасен!
Подхватываю солдата под мышки, падаю на колено, больно обо что-то ударяюсь. Машинально хватаю это «что-то»… Граната. Ну да, самая обыкновенная граната. К счастью, с кольцом. Сую зачем-то ее в карман, волоком протаскиваю парня на пару шагов. Дыхания катастрофически не хватает… «Тригон» должен быть спасен!
Еще полтора метра, еще метр. Где же ефрейтор? Топот ног, тяжелое дыхание… Майор, лейтенант, еще кто-то…
— «Скорая»… «Скорую» вызвали? — сиплю я, захлебываясь морозным воздухом.
— Нет… Мы его сами…
Солдата через водительский люк втаскивают в БМП, кто-то нахлобучивает на него свою шапку, мотор взвывает, и, круто развернувшись на месте, разбрасывая комья снега, младшая сестра танка исчезает за углом белокирпичного здания. Ехидный ефрейтор, встретив мой взгляд, виновато опускает глаза. Остальные смотрят на меня с уважением.
Вот так вот так вот, орлы. Это вам не с гранатой на подстанцию идти.
— Господин Главный Эксперт! — трогает меня за рукав майор. — Вы не могли бы одолжить приборчик? Для выполнения боевой задачи?
Спросить, кто ему поставил эту дурацкую боевую задачу? Вряд ли скажет: военная тайна. Тогда — что? Какая мне от майора польза?
— Это невозможно. Приборчик очень сложен в обращении, недели две обучаться надо, не меньше.
Черт! Мне же от него разрешение надо получить! Главное правило нарушил: вначале получить, потом отказывать! Дорого бы я сейчас дал за то, чтобы у меня в кармане действительно был такой приборчик…