По какой-то неведомой причине окно с этой стороны почти не замерзло. Так что мне прекрасно видны и распахнутые настежь ворота, и две бээмпэшки, только что выкатившиеся через них и занявшие боевые позиции. Теперь они контролируют оба конца проходящей вдоль ограды улицы. Гвардеец, поеживаясь от холода, наглухо закрывает ворота, подозрительно смотрит в мою сторону, и я медленно отступаю от окна.
Неужели «Тригон» теперь в полной безопасности? Быть такого не может. Грибников что-нибудь обязательно придумает. Где он, кстати? Почему не реагирует на то, что военные не только не выполнили приказ, а наоборот, делают нечто совершенно противоположное? Нечаянно произнесенные мною вслух слова, словно крик в горах, вызвали лавину. Идея завладела массами и стала силой.
Глава 28
Вернувшись в комнату, где мирно спит лейтенант, я вновь склоняюсь над планировкой пятого этажа. Два «Мудреца» в одной большой комнате, третий — в соседней, поменьше. А дальше — небольшое вспомогательное помещение, здесь два распределительных щита и стойка с устройствами блокировки. Что там рассказывал энергетик про систему питания «Мудрецов»? Основную линию вроде успели отключить, но произошло автоматическое переключение на резервную. Подстанцию надежно охраняют, район отключить нельзя. Я уже сто раз об этом думал. Значит, «Тригон» неуязвим?
Такого не бывает. Все материальное смертно. Тем более состоящий из миллионов компонентов компьютер. Случайный отказ двух-трех наиболее важных из них, скачки напряжения в электросети…
Скачки напряжения. Что, если они превысят допустимые? В нормальном режиме это привело бы к переключению на резервную линию. Но оно уже проведено. Значит, произойдет переключение на основную линию, которая отключена, и сразу же после этого — обратное переключение на резервную, в паузе — питание от аварийных емкостей. И если в момент повторного подключения к районной сети в ней вновь организовать скачок напряжения… Получится своеобразный резонанс, и работоспособность ВК будет нарушена… Пусть обратимо, но все-таки нарушена…
Уверен, Грибников уже вовсю орудует на районной подстанции. Остальные потребители энергии эти скачки выдержат. Но для «Тригона» они окажутся… А поскольку электросеть при этом не вырубается, то и «поле ужаса» там, да районной подстанции, вряд ли включится.
Да, именно здесь зарыта собака. Система питания — ахиллесова пята всей грандиозной затеи Пети Пеночкина. Итак?
Я массирую кончиками пальцев виски. Закрыть бы сейчас глаза — и не открывать их часиков этак десять…
Итак, «Тригон» должен быть спасен. Для этого я должен проникнуть в корпус семь и включить рубильник основной линии питания. Один раз я уже пытался пробиться к Пеночкину, и у меня ничего не вышло. И спасатели пытались, и гвардейцы, скорее всего, тоже. Но мне даже лозунг спасения людей не помог. Хотя солдата от подстанции оттащить удалось.
Парррам, парррам, парррам…
Ха!! Причем здесь люди? Петя держит круговую оборону — и отлично держит! — а я пытаюсь его спасать! Нужен я ему там, возле «Мудрецов», примерно так же, как в его спальне, в момент любовных утех с Элли… Пете не нужен. А вот «Тригону» — жизненно необходим!
На всякий случай я даже повторяю эти слова вслух: — «Тригон» должен быть спасен. И сделать это могу только я. Но для этого мне нужно срочно попасть в корпус семь и включить основную ветку питания.
Отложив в сторону план, я надеваю свое теплое финское пальто. Как лучше подходить к седьмому корпусу? С центрального входа не стоит пытаться, потому что «военная доктрина» майора, судя по всему, поменялась на противоположную, наверняка там пост или даже БМП. Так что лучше мне воспользоваться торцевой дверью. Если только она…
Осторожно приоткрыв внутреннюю раму, я протаиваю в морозном узоре глазок. Нет, через него торцевая дверь не видна. Зато прекрасно просматривается утаптывающий снег вблизи границы ужаса часовой. Бедняга… На таком морозе… Перестраховщик майор. Кто полезет с этой стороны? Разве что Элли…
Я тру глаза, пытаясь уменьшить резь, потом барабаню пальцами по подоконнику. Парррам, парррам, парррам. Еще раз применить инъектор?
Нет. Во-первых, часовой может не подпустить так близко. Во-вторых, он рискует замерзнуть, если смена не скоро. Правда, его, лежащего на снегу, наверняка кто-нибудь увидит раньше. А если нет?
Парррам, парррам, парррам…
И кем мне только не приходилось прикидываться в бытность охотником на вирусов! И техником по ремонту компьютерных сетей, и инспектором Управления, и возмущенным пользователем. А вот лейтенантом национальной гвардии — еще ни разу.
Выложив из карманов пальто пистолет и гранату, я стаскиваю со спящего толстую зимнюю шинель, защитного цвета брюки и сапоги. Тяжелый, черт! А вот портянки я оставлю ему. И свое замечательное финское пальто. В залог. Надеюсь, лейт согласится потом поменяться обратно? Не скажет, что «назад покойники не ходят и за уши баб не водят»?
Я плохо запомнил, как была застегнута на лейте портупея. Ремень сверху хлястика или под ним? Жаль, если из-за такого пустяка все сорвется… И плохо, что зеркала нет, полюбоваться. Пистолет — в кобуру, гранату — в карман, кольцом вниз.
Глава 29
В полусумраке коридора, освещенного только через торцевые окна, я отчетливо вижу темную фигуру, похожую на человеческую. Может быть, это просто тень? Странно. Пять минут назад никакой тени здесь не было. А тем более человека. Да, нет сомнений, это человек. И миновать незнакомца никак нельзя: выход на лестничную площадку метрах в трех позади него.
Расстегнув на всякий случай кобуру, напустив на лицо чрезвычайно озабоченное выражение, я решительным шагом прохожу мимо… экстрасенса! Ну конечно, это он! Стоит лицом к стене рядом с противопожарной перегородкой, вертит в руках рамку и, по обыкновению, о чем-то с ней шепчется.
Остановиться, спросить, что он здесь делает? А он поинтересуется, что делаю я… В шинели с чужого плеча. Поздно. Слишком быстро я шел. Да он меня, кажется, и не заметил.
Прыгая через ступеньки, я сбегаю на первый этаж, открываю дверь…
Навстречу — сержант и два гвардейца, все трое — с автоматами на изготовку. Называется — день интересных встреч. Сержант аж присел от неожиданности. Но, молодчина, не выстрелил.
У меня тоже малость подкосились ноги.
— Быстрее! — ору я. — Лейтенант здесь! Ему нужна помощь!
Подозрение в глазах сержанта, как я и ожидал, мгновенно сменяется озабоченностью.
— Где? Что с ним?
— На втором этаже, комната двести шесть. Он без сознания, может быть, ранен.
Сержант бросается вверх по лестнице, я — следом, тяжело дыша и старательно топая ногами.
Гвардейцы, оттеснив к стене потерявшего спортивную форму лейтенанта, без труда обгоняют его. То есть меня. Именно на это я и рассчитывал. Крикнув еще раз: — В двести шестой! — я круто поворачиваюсь, кубарем скатываюсь по лестнице и, выскочив во двор, бегу к торцу корпуса семь. Над ним, высоко в небе, стрекочет вертолет. Никак Бранников вернулся? Пусть его. Не имеет значения. Поздно.
Часовой, обернувшись на скрип снега под моими сапогами, смотрит на меня скорее удивленно, чем тревожно.
— Быстрее! Там лейтенанта ранило! — кричу я, с удовольствием отмечая, что дистанция между нами быстро сокращается.
«Тригон» должен быть спасен!
Это тот самый ефрейтор с цыплячьей шеей, что ходил со мною выручать другого такого же бедолагу.
— Стой! Стрелять буду! — неуверенно предупреждает он.
— Ты что, офигел? Своих не узнаешь?
Маскарад оказался явно не в мою пользу. Но теперь уже ничего не поправишь. Разве что…
— Дуй туда! Майор обещал голову оторвать, если не прибудешь немедленно!
Оббежав ефрейтора метра за полтора — чтобы не достал подножкой — я, не снижая темпа, мчусь к распахнутой настежь двери.
«Тригон» должен быть спасен! Только я могу это сделать, только я!
«Тригон» должен быть спасен! Именно для этого я бегу! Чтобы уберечь его от грозной опасности! Не станет же ефрейтор стрелять в спину? Тем более, мы с ним вместе жизнью рисковали. «Тригон» должен быть спасен! Только бы не поскользнуться. Сапоги болтаются на ногах, как шлепанцы. Зря я побрезговал надеть портянки. «Тригон» должен быть спасен!
За спиной — тяжелый топот и скрип снега под сапогами. Отлично, ефрейтор! Делай что угодно, только не стреляй!
Вот и дверь. Короткий взгляд назад: ефрейтор кружит на месте, обхватив голову руками, падает…
Хоть бы его кто-нибудь подобрал.
Грязная лестница. Один пролет, второй, третий… Дыхалки уже не хватает, но останавливаться нельзя. Дверь, ведущая на пятый этаж, закрыта. Удар «сезам», секундная пауза — чтобы не получить по лбу распахнувшейся, но спружинившей назад створкой, — и вперед, вперед…
Вот и первая открытая дверь. Сквозь нее отчетливо слышно стрекотание вертолета. Видно, он опустился пониже. Зачем? Неважно. Пусть его.
Странно все-таки, что защитники «Тригона» не забаррикадировались после того, как в прошлый раз Бранников пересталснимать их видеокамерой. Значит, абсолютно уверены в своем «пугастере». Или опять — позируют?
Мгновенный, фотографический взгляд сквозь открытую дверь. И остановка.
Справа, за внутренней, тоже распахнутой дверью — серо-голубые кубы «Мудрецов». Слева же…
Я словно вновь смотрю видеофильм, снятый Бранниковым, только с другой стороны экрана. Петя, застывший в кресле перед терминалом, то ли с улыбкой, то ли с гримасой боли на лице, мужчина, лежащий на полу, с редкими рыжими прядями волос на лысеющей голове, широко разбросавший ноги, обутые в белые тапочки… Оба совершенно неподвижны, словно действительно сфотографированы. И вообще все — как зловещая фотография. Неужели позируют?
Боковым зрением я улавливаю какое-то движение и чувствую, как на голове начинают шевелиться волосы. Тьфу на тебя! Это всего лишь телекамера. Вернее, три телекамеры, установленные на консоли в левом дальнем углу операторской, у окна. Все три объектива смотрят на меня… Именно смотрят, словно глаза какого-то чудовища. И мне снова хочется, как вчера вечером в гостинице, — исчезнуть, раствориться, не быть! Только бы избавиться от этого пронзительного, раскаленной иглой буравящего мозг взгляда!