Я дергаюсь было назад, потом вперед — телекамеры отслеживают мои движения — и бегу дальше по коридору. Что-то я хотел… Ах да, блокировку…
Дверь, за которой по моим расчетам должен быть распределительный щит, закрыта. Нужно только ударить в область замка, но правая нога болит еще после штурма первой двери. Чужая обувь, неудобно…
А что будет после того, как я включу основную ветку питания? Скорее всего, лягу здесь же, за дверью, широко раскинув ноги, как тот, рыжеволосый. Не пора ли уже линять отсюда? Пока не поздно?
Кто-то невидимый и огромный кладет мне на голову тяжелую когтистую лапу. В глазах темнеет, в ушах звенит — непереносимо громко, до боли в барабанных перепонках.
— А-а-а-а-а!..
Звон, вытесненный криком, начинает стихать, но боль из ушей не уходит. Я медленно, словно пьяный, поднимаюсь с пола. Поле зрения, опять же словно у пьяного, сужено до предела. Давно не натиравшийся, с выщербинками, паркетный пол, закрытая дверь. Ее я должен взломать. Зачем? Не помню.
Боль из ушей, наконец, уходит, поле зрения расширяется, руки перестают противно дрожать, и я отчетливо вспоминаю все то, что хотел сделать. Удар левой ногой, еще один…
Распределительные щиты — с левой стороны. В сером железном шкафу, скорее всего, система блокировки. Но вначале — рубильники.
Я сую левую руку в карман, но тут же, споткнувшись обо что-то мягкое, едва не падаю.
Это труп мужчины. Поверх пиджака — белый халат, лицо искажено гримасой боли, ноги подогнуты.
Наклонившись, я беру мужчину за руку. Она холодна, как лед, но еще не закоченела. Жив? Схватив пострадавшего подмышки, я пытаюсь вытащить его в коридор, наступаю на полу собственной шинели и сам заваливаюсь на бок. На мою голову тотчас опускается тяжелая когтистая лапа.
— «Тригон» должен быть спасен! Должен быть спасен! — бормочу я непослушными губами, вскакиваю на ноги и перешагиваю через неестественно изогнутое тело. — «Тригон» должен быть спасен!
Руки сами делают то, что нужно. Вот они, три рубильника. Первый врублен, второй — врублен, третий — готов. Но это еще не все! Не все! Нужно замкнуть пакетный переключатель в операторской. Обязательно замкнуть пакетник, маленькую черную коробочку с белой и красной кнопками. Он где-то в операторской; кажется, справа… Сейчас, сейчас я его… И потом — прочь, прочь, прочь… «Тригон» почти спасен. А уже завтра отыщу главного энергетика, и мы с ним вместе перестроим систему блокировки.
Аккуратно перешагнув через неподвижное тело, я бегу в операторскую. В правой руке — снятый с предохранителя пистолет, левая — в кармане шинели. «Тригон» должен быть спасен! Остался пустячок — врубить пакетник.
Круто затормозив, я заскакиваю в предбанничек — точно такой же, как у Шепталова, в «Кокосе». Обе двери — в операторскую налево, в машзал направо — распахнуты настежь.
Сквозь стеклянную перегородку можно видеть и Петю, и страшную девятиглазую установку. Но я на них не смотрю.
«Тригон» должен быть спасен!
Никакого переключателя с белой и красной кнопками в операторской, естественно, нет. Да он мне теперь уже и не нужен.
Моя левая рука вытаскивает, наконец, из кармана гранату. Я срываю зубами кольцо и бросаю ее низом в правую дверь — словно шар в кегельбане. Правая рука успевает сделать за это время два выстрела по серо-голубым кубам «Мудрецов», и еще два — пока граната катится по полу. Две пули — в один серо-голубой куб, две — в другой.
Это все. В левую дверь меня вносит уже волна ужаса. Последнее, что я успеваю сделать, — два коротких шага и длинный прыжок. Лицо Пеночкина, бледное ненавистное лицо с застывшей на нем глупо-блаженной улыбкой стремительно приближается. Моя правая коленка больно ударяется о подлокотник кресла. Кажется, под двойным грузом наших тел у него ломаются ножки.
— А-а-а-а!..
Ужас выворачивает меня на изнанку и выкручивает, словно половую тряпку. Мы рушимся на пол. Тягучая, словно расплавленное стекло, тишина взрывается, и ее мгновенно отвердевшие брызги разлетаются по операторской. И почти сразу же раздается второй взрыв, в сто раз страшнее первого. Все здание вздрагивает, я глохну. Ужас и боль. Ненавистное лицо Пеночкина стремительно приближается, приближается… исчезает за моим правым плечом… Я больно ударяюсь о подлокотник кресла. Мы рушимся на пол. Я больно ударяюсь. За моим правым плечом. Все стекла разлетаются. Петя холодным трупом лежит подо мною, но он же впивается мне зубами в спину пониже правой лопатки. Боль непереносима. Мы рушимся на пол. Граната катится по полу, словно шар в кегельбане. Сзади что-то оглушительно лопается, и «Тригон» говорит строгим мужским голосом: «Ударную дозу! Ударную дозу, или я за него не отвечаю!» «Отвечаете — огрызается Петя голосом Грибникова. Мы рушимся на пол. Боль и ужас выворачивают меня наизнанку. А-а-а-а-а!.. Мы рушимся на пол. Я, лежа на чем-то теплом и мягком, изо всех сил пытаюсь повернуть голову и открыть глаза. Удается мне только второе, и мой взгляд тотчас скрещивается с пристальным немигающим взглядом трехглазого существа. Оно похоже одновременно и на древнего ящера с огромными когтистыми крыльями, и на низкую черную тучу, беременную дождем, и на только что проснувшегося младенца, с недоумением рассматривающего тремя немигающими глазами новый, незнакомый мир. Да нет, причем здесь младенец? И не дракон это вовсе. Но — умирающий северный ветер смотрит на меня оком тайфуна, леденяще-холодным и непереносимо-грозным. И этот жуткий взгляд, пронизывая меня до дна, до самых глубин сознания, высвечивает в них такое… Такое… Невыносимо. Невыносимо!!
— Переста-а-а-а-нь!..
Ласковая прохладная рука ложится на мой лоб. Из вязкого серого марева выглядывает чье-то бледное лицо. Огромные глаза под светлой челкой, маленький, чуть вздернутый носик… И в этих больших глазах — только добро и сострадание, только ласка и любовь.
— Спи, спи… — говорит лицо Элли голосом Элли и снова исчезает в зябком сером мареве.
И тогда я, наконец, засыпаю.
Глава 30
Луч солнца, отразившись в стакане с водой, дрожит на потолке перепуганным зайчиком. Я блаженно прикрываю глаза. Наконец-то немного солнца в холодной воде.
Вся спина моя облеплена полосками заживляющего лейкопластыря. Если лежать неподвижно, то ничего, но при каждом неосторожном движении приходится вспоминать, что до выписки — еще целая неделя. И все равно хорошо! Самое любимое мое время, когда трудная работа сделана и можно чуть-чуть расслабиться. Когда можно вот так вот спокойно лежать и вспоминать, как все произошло. И знать при этом: все было сделано не только правильно, но и профессионально.
Единственное, что нарушает идиллию — толстая книга одиннадцатого формата в темно-сером картонном переплете. Ее притащил вчера Сапсанов и очень просил сегодня к вечеру подписать. Потому что комиссия, видите ли, сидит на чемоданах и ждет не дождется, когда я подмахну отчет, чтобы со спокойной совестью разъехаться по домам.
Сейчас дочитаю, подпишу — и тогда идиллия станет полной.
«… По-видимому, цели, преследуемые НЛО, потребовали длительной бесперебойной работы ВК «Тригон». Поэтому на протяжении данного периода времени (около семи с половиной суток) все попытки проникновения в корпус № 7 для оказания помощи потерпевшим оказались безуспешными (действия команды спасателей отражены в приложении № 2). Аналогичным образом были блокированы попытки прервать работу вычислительного комплекса «Тригон» путем отключения электропитания. Более того, начиная с 13°° 27 января с.г. даже сама мысль об отключении или другом нарушении работы ВК «Тригон» начала вызывать тяжелые эмоционально-физиологические реакции. После того, как Председатель и некоторые члены комиссии вследствие упомянутых превентивных акций НЛО попали в больницу, работу комиссии негласно возглавил представитель Агентства Федеральной Безопасности г-н Андрюхин Л.Е. Благодаря…»
Откинувшись на подушки, я еще раз читаю: «г-н Андрюхин Л.Е.» Это, конечно, молчаливый молодой человек в строгом темно-синем костюме, хмурый хмырь. Как ответственность на себя взвалить — все в кусты, а как об успехах рапортовать — сразу находится тайный мудрый руководитель, приведший всех к победе. Ну, а я, как всегда, последний в очереди. Хорошо, что хоть Элли понимает, кто в действительности спас ее мужа.
«… Благодаря его острому и отчетливому пониманию проблемы для ее решения был использован наиболее адекватный в данном случае способ. А именно: обратившись по команде, г-н Андрюхин Л.Е. добился присылки на объект подразделения национальной гвардии. Была поставлена задача: не входя в непосредственное соприкосновение с НЛО, отключить электрический кабель, питающий корпус 7.
Предполагалось, что, поскольку гвардейцам ничего не сообщили ни об НЛО, ни о «Тригоне», то и отрицательного эмоционально-физиологического воздействия на них НЛО оказать не сможет. Частично это предположение оправдалось. Мысли о поставленной боевой задаче действительно не приводили к нежелательным реакциям. Но выполнить ее, однако, не удалось, т. к. проникший в подразделение НГ г-н Полиномов П.А., руководствуясь совершенно непонятными мотивами и пользуясь авторитетом главного эксперта комиссии, сумел убедить майора Метляева в том, что выполнять приказ не следует. Более того, в 14 ч. 37 м., воспользовавшись тем, что НЛО был отогнан (или уничтожен) взрывом объемного заряда, осуществленным над корпусом № 7, бывший главный эксперт Комиссии проник в машзал ВК «Тригон» и путем подрыва похищенной гранаты уничтожил его важнейшие узлы…»
Закрыв отчет, я пристраиваю его у себя на животе.
Так вот что так бабахнуло. Я еще тогда удивился: не могут от гранаты стены ходуном ходить. Хорошо, что вояки не взорвали свою вакуумную бомбу чуть пониже. А то оседал бы я до сих пор вместе с останками Пеночкина и «Тригона» мелкодисперсной пылью…
В палату заглядывает медсестра Ниночка. Черные брови вразлет под ослепительно белым накрахмаленным колпачком смотрятся очень и очень. Или это необычный рисунок губ делает ее лицо таким привлекательным?