Вчера Лидия не приходила мучить его. Решила, наверное, сделать перерыв.
Она словно дает ему возможность собраться с силами перед очередным истязанием.
Возможно, последним истязанием.
Она лишь на несколько секунд заходила в подвал. Заходила, чтобы посмотреть на него, Бенуа. Или чтобы проверить, жив ли он еще. А также чтобы показать ему упоминавшиеся ею анонимные письма с приколотыми к ним газетными вырезками.
Их, видимо, ей и в самом деле присылали — если, конечно, она не состряпала их сама.
У ее безумия явно нет никаких граней…
Бенуа машинально прикасается кончиками пальцев к одной из ран на торсе. Эта рана, похоже, начала гноиться и теперь причиняет ему боль.
Он знает, что Лидия придет опять. Его ждут унижения, нож, электрошокер, яд… Каким истязаниям она подвергнет его сегодня?
Круглые сутки трястись от страха — таков теперь его удел. Удел всех тех, кто оказывается в полной власти другого человека.
Она теперь вряд ли будет тянуть время. Он опять в состоянии испытывать боль, не теряя при этом сознания, а потому она снова начнет его мучить. Она будет мучить его, пока он не сознается.
В унисон с его недобрыми предчувствиями раздается звук шагов, предвещающих очередную серию мучений. У Бенуа резко подскакивает артериальное давление. Его мышцы невольно напрягаются, вызывая боль.
Лидия неспешно спускается по ступенькам. Вот она уже у самой решетки.
Орудия пыток — у нее под рукой. Ей нужно всего лишь выбрать какое-нибудь из них. Выбрать в угоду своим прихотям, своему настроению. Или своим гормонам.
Это ведь, в конце концов, всего лишь игра… Игра в истребление.
— Привет, Бен… Как ты себя чувствуешь?
Она разговаривает словно бы с пустотой, но это не имеет значения. Она взяла себе привычку разглагольствовать, задавая вопросы, чтобы затем самой же на них и отвечать.
— Ты подумал? Ты готов к чистосердечному признанию?
Бенуа глубоко вздыхает. «Если я в чем-то признаюсь, мне конец», — в который уже раз думает он.
— Я никого не убивал, Лидия. Я невиновен…
— Как хочешь, — говорит Лидия, вздыхая. — Должна признать, ты оказался более стойким, чем я предполагала… Гораздо более стойким! Но у всех нас есть свои слабые места, и мне кажется, что я нашла твою ахиллесову пяту…
Его кровь начинает течь по венам с умопомрачительной скоростью — словно отчаянный гонщик, решивший наплевать на светофоры. Но Бенуа, тем не менее, умудряется сохранить невозмутимый вид: он чувствует, что Лидия смотрит на него испытующим взглядом.
— Я вчера совершила небольшую прогулку, — продолжает Лидия. — Погода стояла холодная, но прогулка получилась не такой уж и плохой… Подышать свежим воздухом — это так полезно! Ты хоть помнишь, какой он, свежий воздух?
Можно сказать, что нет. Он, к сожалению, почти забыл ощущение дуновения ветерка в лицо.
Лидия достает из кармана какой-то предмет и бросает его внутрь «клетки». Это — фотография, и она, планируя по спирали, опускается вниз. Когда фото касается пола, Бенуа протягивает руку, берет его и… чувствует, как сердце начинает бешено колотиться.
— Она и в самом деле красивая, твоя жена… А твой сын такой милый! Я подумала, что тебе будет интересно узнать, что они вполне счастливы и без тебя! Видишь, они вчера гуляли по берегу Ду.
— Ты… Ты за ними следила?.. Зачем?!
— Сама толком не знаю. Мне просто показалось, что твои жена и сын — ключ к тому, чтобы сломить твое упрямство.
Лидия садится на стул, а Бенуа медленно поднимается с пола.
— В твоем пальто я нашла связку ключей… Среди них, наверное, есть ключи и от входной двери твоего дома. Поэтому сегодня ночью я отправлюсь к тебе домой. Нанесу визит твоим домочадцам. И пойду я к ним, как ты понимаешь, не с пустыми руками! Я прихвачу с собой электрошокер и пистолет…
Она закуривает сигарету.
— Я хорошенько помучаю их. А потом… убью.
У Бенуа перехватывает дыхание. У него вдруг появляется ощущение, что его мозг кипит, а по венам течет не кровь, а расплавленный металл.
— Если, конечно, ты и дальше будешь отказываться и не скажешь мне то, что я очень хочу услышать от тебя, — добавляет Лидия.
«Если я не признаюсь, она их убьет».
Бенуа, растерявшись, не может вымолвить и слова.
— Особенно тщательно я займусь твоим сыном. Я принесу тебе что-нибудь, так сказать, на память… Что тебе принести? Его ручку? Или…
Бенуа в ярости бросается к решетке. Он уже давно не совершал таких быстрых движений. Как ни странно, у него, похоже, еще остались кое-какие силы.
— Если ты хотя бы прикоснешься к моему сыну или к моей жене, я тебя в порошок сотру! — орет он.
— Ну давай, Бен! Сделай это прямо сейчас! — Лидия ухмыляется, покачиваясь на стуле. — Может, попробуешь сломать решетку? Покажи мне, на что ты способен!
Она бросает окурок на пол.
— Скоро наступит ночь. Я подожду, когда они заснут… Так мне будет удобнее! Им что-нибудь передать от тебя? Что мне сказать Гаэль, прежде чем я отправлю ее на тот свет?..
После совершенного Бенуа резкого движения его сознание затуманилось. Он молчит.
Лидия встает и, подойдя к лестнице, начинает подниматься по ней.
— Ты уверен, что не хочешь им ничего передать? Ты вроде бы делал вид, что очень сильно любишь жену и сына, а сам…
— Подожди! — умоляет Бенуа. — Подожди…
Лидия все еще поднимается по лестнице, но уже медленнее.
— Да, это я! — вдруг кричит Бенуа.
Лидия останавливается и оборачивается.
— Это я убил твою сестру!
Лицо Лидии искажается: в ее душе борются радость от долгожданного признания и ненависть к убийце. Она быстро спускается по лестнице и подходит вплотную к решетке.
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне обо всем подробно. А если нет, то…
Бенуа делает несколько шагов назад и, упершись спиной в стену, сползает на пол. Вот он уже сидит на своем привычном месте — на одеяле.
— Орелия стояла на обочине. Было уже темно. Я… я ехал слишком быстро… Я увидел ее в самый последний момент и не успел избежать столкновения…
От такой несусветной наглости лицо Лидии становится каменным. Затем она взрывается яростью, словно внезапно начавший извергаться гейзер.
— Да ты надо мной издеваешься, дерьмо вонючее!
— Нет, я говорю правду!
— Ты пытаешься убедить меня, что это был несчастный случай, да?
— Я клянусь тебе, что…
— Заткнись! Ты лжешь! Ты опять лжешь! Если бы это был несчастный случай, ты не стал бы хранить у себя ее медальон! Медальон и все те предметы, которые я у тебя нашла! Твои охотничьи трофеи!
Бенуа закрывает глаза: похоже, он опять угодил в тупик.
— Раз ты продолжаешь мне врать, я привезу сюда твоего сынишку и зарежу его прямо здесь, на твоих глазах… Ты слышишь, Бен? Ты этого хочешь? Я заставлю тебя сожрать его кишки, пока они еще будут тепленькими!!!
У Лидии начинается самая настоящая истерика. Еще немного — и у нее изо рта забрызжет пена.
— Не делай этого, умоляю тебя…
— Я даю тебе десять секунд на то, чтобы ты сказал мне правду! Десять — и ни секунды больше!
Бенуа думает, что Лидия сейчас, судя по всему, не блефует. Эта женщина с самого начала была готова на что угодно. Она действительно чокнутая, а потому и в самом деле может совершить нечто ужасное. Ужасное и непоправимое.
— Хорошо. Это был не несчастный случай. Я… я увидел твою сестру на обочине. Я остановил машину…
Лидия настолько разгорячилась, что едва себя сдерживает. Однако она очень долго ждала этого момента и находит в себе силы успокоиться… Она медленно садится на стул.
— Я сказал ей, что неразумно шагать по шоссе одной, почти ночью и в таком пустынном месте… Я сказал, что могу ее подвезти. Она согласилась и села ко мне в машину. Она… она была очень красивой. Такой же красивой, как и ты… Я не знаю, что на меня тогда нашло… Я свернул на дорогу, ведущую в лес, и остановился в двухстах метрах от шоссе…
У Лидии на глаза наворачиваются слезы, губы начинают дрожать.
— Продолжай, — приказывает она тихим голосом. — Продолжай, гнида!
— Я… я заставил ее…
Бенуа замолкает: к его горлу подкатывает ком. Он опускает голову, чтобы не чувствовать на себе ненавидящий взгляд его судьи. Однако выбора у него уже нет: ему придется — шаг за шагом — подняться на эшафот.
— Я изнасиловал ее, — произносит он на одном дыхании. — А затем… затем я ее убил.
— Как?
— Я… я задушил ее. Ты… ты можешь меня убить, если хочешь… Но только не причиняй никакого вреда жене и сыну… пожалуйста… Они ни в чем не виноваты…
Лидия встает со стула и прижимается к решетке.
— Где она? Где тело Орелии?
Мозг Бенуа лихорадочно работает, но явно пробуксовывает.
Ему нужно срочно придумать такой ответ, который бы ее устроил. И вдруг, когда Бенуа уже начинает приходить в отчаяние, у него рождается неожиданная идея.
— Я… я закопал ее в лесу…
— Где именно?
— Я… я не очень хорошо помню… Это не так-то просто объяснить на словах…
— Рассказывай, а не то…
— Я мог бы показать тебе, как туда проехать, но…
— Скажи мне, где она!
— В лесном массиве Шо. Неподалеку от деревушки Эклан… Но я не знаю точно, где именно! Мне нужно вернуться туда, чтобы вспомнить!
— Ты что, мерзавец, и в самом деле хочешь, чтобы я занялась твоим сыном?
Ее голос становится похожим на звериный рев.
— Лидия, умоляю, поверь мне! Как, по-твоему, я могу объяснить, где именно я ее закопал?! Прошло уже пятнадцать лет! Кроме того… кроме того, это произошло ночью, посреди леса… Отвези меня туда. Когда мы окажемся в том месте, я наверняка вспомню…
— Ты что, замышляешь удрать, да?
— Нет… Как я удеру от тебя, если едва могу ходить?..
От сильного душевного волнения Лидия и сама уже чувствует дрожь в коленях. Даже бушующая в ней ненависть, и та не в силах удержать ее на ногах. Она отступает назад, садится на стул и, приоткрыв рот, опускает сведенные вместе руки между колен. Она сидит так в течение нескольких бесконечно долгих минут. Сидит, словно окаменев от ужаса, вызванного жуткой правдой, которую она наконец услышала.