тавшие ей ненавистными. К ее удивлению, в дверях погруженной в зловещий полумрак комнаты появляется Эрик Торез.
Гаэль бросается ему навстречу и в отчаянии прижимается к его груди. Она надеется, что он станет ее спасителем.
Лейтенант молча гладит Гаэль ладонью по голове, пытаясь утешить.
— Ты вытащишь меня отсюда? — хнычет женщина.
Эрик аккуратно отстраняет Гаэль от себя, а затем усаживает ее на стул.
— Гаэль… Они подозревают тебя в том, что ты заплатила кому-то, чтобы он убил Бенуа…
— Я знаю! Но это же просто смешно! Ты ведь им не веришь, правда?
— Нет, не верю… Я не верю, что ты на такое способна. Но тебе в данном случае необходимо объяснить, куда ты подевала те три тысячи евро. И если это можно будет проверить, тебя отпустят.
Гаэль снова погружается в молчание.
— Почему ты не хочешь рассказать нам об этом, а? — спрашивает ее Эрик тихим голосом.
Гаэль бросает на него гневный взгляд.
— Они прислали тебя, чтобы ты выполнил для них грязную работу?! Ведь так? А тебе не кажется, что вам всем лучше заняться поисками Бена?
Эрик опускает глаза.
— Я подчиняюсь приказам, — объясняет он. — Тебе необходимо рассказать, на что ты потратила эти деньги…
— Нет. Это мое личное дело.
— Гаэль, будь благоразумной, прошу тебя…
— Иди к черту! Если ты считаешь, что я могла убить Бенуа, то ты, значит, на их стороне!
— Успокойся, — просит Эрик уже более твердым голосом. — Мне вполне понятна их логика. Они ведь тебя толком не знают, и им стало известно…
— Что Бенуа наставлял мне рога, да?
Эрик качает головой.
— А тебе? Тебе об этом было известно? — Гаэль впивается в Эрика взглядом.
Эрик, ничего не отвечая, вздыхает.
— Тебе об этом было известно?.. Отвечай!
— Ну, я… скажем так… знал Бенуа довольно хорошо… В общем, он… Да, я знал о его шалостях…
— Потому что он хвастал о них у себя на работе? Ты это имеешь в виду?
— Нет… Просто мы с ним — близкие друзья. И он иногда изливал мне душу.
Гаэль встает и становится лицом к Эрику.
— Ну и о чем мой муж с тобой откровенничал? — бормочет она срывающимся голосом. — О чем-то вроде того, что «она симпатичная, ты мог бы попытаться к ней подкатить…» Да, Эрик?
Потупившись, он смотрит на носки своих ботинок, затем — на дверь. У него вдруг возникает огромное желание убежать отсюда.
— А что он рассказывал тебе про меня?
— Он тебя любит, Гаэль… Он не раз говорил мне об этом. Когда я напоминал Бену, что он ведет себя по отношению к тебе не очень хорошо, он отвечал, что любит жену больше всех на свете!
— Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? Почему ты думаешь, что я его убила?
— Я так не думаю, — отвечает Эрик, — но я допускаю, что другие вполне могут так думать. Особенно в связи с этими тремя тысячами евро…
— Эти деньги — мои собственные, — заявляет Гаэль. — И я не обязана отчитываться за них перед подчиненными своего мужа… Отведите меня в камеру, лейтенант.
Бенуа требуется немало времени на то, чтобы вернуться в мир живых.
Лидии надоедает ждать, и она решает немного помочь ему. Подойдя к умывальнику, она сводит ладони ковшиком, набирает в них воду и затем разбрызгивает ее, стараясь попасть в лицо Бенуа… Наконец его веки медленно приподнимаются, но затем он снова закрывает глаза. Лидия начинает злиться.
— Ку-ку, Бен…
Бенуа, еще толком не придя в себя, слышит этот ненавистный голос. После кошмарных видений, терзавших его, когда он пребывал в состоянии забытья, действительность обрушивается на него с отнюдь не меньшей жестокостью. Его снова ждет бич, от которого невозможно спастись.
Бенуа, приоткрыв глаза, видит, что Лидия находится в «клетке», а раз так, то он, конечно же, пристегнут наручниками к решетке.
— Ну и как ты себя чувствуешь?.. Выглядишь ты, откровенно говоря, не очень… Столько электричества — и как это ты не сгорел?!
Очень смешно… Она, наверное, считает себя остроумной.
Бенуа находит для своего тела более удобное положение и прислоняется правым — уже почти парализованным — плечом к решетке. Ему сейчас хочется только одного — закрыть глаза. Он предпочел бы вернуться к кошмарным снам, лишь бы только не видеть эту женщину. Он чувствует, что дрожит от холода, и, взглянув на себя, замечает, что его рубашка расстегнута.
— Я воспользовалась твоим сном, чтобы поправить на тебе повязку, — усмехнувшись, поясняет Лидия.
Бенуа открывает рот и неожиданно для себя обнаруживает, что не может произнести ни одного слова. Даже ни одного звука. Он изо всех сил напрягается.
— Скорее… ты… воспользовалась моим сном… чтобы… меня… потискать…
Лидия разражается смехом.
— Не переживай, Бен, я тебя не насиловала… В отличие от тебя я не насилую людей. Тем более подростков…
Как она может так легко перескакивать с ненависти на смех?
Бенуа вспоминает о своей последней надежде на спасение.
— Ты… подумала… над моими словами, Лидия?
— Я? Нет, я ни о чем не думала. Я просто смотрела, как ты спишь…
— Я не спал, я был в бессознательном состоянии…
— А какая разница? Ты в любом состоянии очень милый…
— Я уверен, Лидия, что ты — женщина с незаурядным умом…
— Продолжай! — восклицает она. — Я обожаю, когда мне льстят!
— Я и в самом деле так думаю. Выдающиеся преступники обычно очень умны. Я понял это, работая в полиции…
— Ты забываешь, что единственный преступник среди нас двоих — это ты!
— Нет. Я никого не убивал. И ты в глубине души сама это знаешь…
— Хочешь еще немного пообщаться с электрошокером, Бен?
— Можешь делать со мной… что угодно, но… но ничего другого ты от меня не услышишь, Лидия… Ничего другого, потому что я говорю правду… В общем, решай сама… Или ты погубишь невинного человека, или ты поступишь так, как тебе подсказывает здравый смысл.
Ее глаза сердито сощуриваются. Бенуа думает, что она сейчас снова возьмется за электрошокер. Однако Лидия вдруг почему-то расплывается в улыбке. У Бенуа мелькает мысль, что его, наверное, ждет нечто действительно ужасное… Лидия выходит из «клетки», закрывает дверь на замок, кладет ключи в карман и присаживается на корточки как раз за спиной Бенуа.
— Кстати, Бен, с прискорбием сообщаю тебе, что твою милую супругу задержали по подозрению в совершении преступления!
Бенуа резко поворачивается, отчего наручники больно впиваются в запястье, и пристально смотрит прямо в глаза Лидии.
— Твои дружки-полицейские забрали ее из дома сегодня утром… Твою жену допрашивают. Ее, по всей вероятности, подозревают в том, что она приложила руку к таинственному исчезновению майора Лорана!
— Ты лжешь! — кричит Бенуа.
— Вовсе нет! Об этом недавно объявили по радио… Какая будет шумиха! Все журналисты — на ногах! Еще бы — примерная жена вдруг решает избавиться от своего мужа!..
— Ты лжешь! — снова кричит Бенуа. — Ты лжешь…
— Если хочешь, я дам тебе послушать следующий выпуск местных новостей… Мне кажется, что сейчас твой сын чувствует себя очень одиноким! Я обещаю, что завтра куплю утреннюю газету, чтобы ты сам мог прочесть статью обо всем этом. А пока желаю тебе приятно провести вечер, мой дорогой Бенуа!
Лидия с самодовольным видом направляется в сторону лестницы.
— Лидия! Я никого не убивал! Ты должна мне поверить!.. Пожалуйста, выслушай меня!
Свет гаснет, слышится звук закрываемой двери.
Еще один тупик. И новые неприятности.
Гаэль… Нет, его коллеги не могли решиться на такое!
Хотя почему не могли? Он очень хорошо знает свою бригаду. Если они допрашивали Гаэль, значит, у них имелись какие-то улики, какие-то обоснованные подозрения…
Нет, этого не может быть! Гаэль на такое не способна.
У Бенуа вновь текут слезы — словно капли дождя, падающие на высушенную почву его души.
Ничего не поделаешь, ему придется смириться с этой мыслью.
Он подохнет в этой гнусной конуре. Подохнет в полном одиночестве, брошенный всеми на произвол судьбы.
Покаранный за преступление, которого он никогда не совершал.
А если это правда? Если Гаэль и в самом деле…
Отчаяние впивается своими острыми клыками в его сердце.
Самое худшее — это жажда.
Бенуа кажется, что его горло заполнено сухим песком.
Кран умывальника закрыт не до конца, и из него в раковину капает вода. Она — очень близко, но он не может до нее добраться. Изощренная пытка.
Бенуа время от времени машинально тянет на себя пристегнутую к решетке руку — как будто он может сломать этот металлический браслет, не позволяющий ему подойти к крану и утолить жажду.
Пуля, застрявшая в плече, причиняет Бенуа ни на секунду не стихающую боль. Если ему и удастся выбраться отсюда, его правая рука, наверное, на всю жизнь останется парализованной.
«Но ты никогда не выберешься отсюда, Бен… — с горечью говорит он сам себе. — Никогда…»
Уж лучше ему перестать сопротивляться и позволить жизни потихоньку покинуть его тело.
Перед мысленным взором Бенуа появляется лицо Жереми, и это ставит все на свои места.
Нет! Ему нужно бороться. До самого конца. До самой смерти. Ему нельзя сдаваться.
Нужно бороться до тех пор, пока сердце бьется и кровь течет по венам. До тех пор, пока глаза способны открываться. До тех пор, пока он может видеть солнечный свет…
До тех пор, пока он чувствует, что все еще жив.
А ведь он и в самом деле еще жив. Он помнит, как его зовут. А вот какой сегодня день — этого он не помнит. То, чего Бенуа так боялся, все-таки произошло: он потерял счет времени.
Сегодня среда? Или четверг? А может, пятница?.. Все еще тот же год или уже следующий?
Неизвестно. Бенуа старается напрячь свой полусонный мозг, но так и не находит ответа.
Он почти полностью потерял ориентацию во времени и в тех событиях, которые происходят в его жизни. Он словно бы блуждает по темному лабиринту между ледяными сталактитами и каждый раз, когда ему кажется, что путь к освобождению наконец-то найден, с размаху наталкивается на невидимую ледяную стену.