Он выглянул в витражное окно. Сквозь те стёклышки, что были прозрачными, было видно, как кружатся в свете окна снежные хлопья и духи ветра, а на холмах вдоль горизонта разлёгся долговязый, сине-серый и пушистый дух тишины.
Кразг отпил ещё мёда и почувствовал, как по его астральному телу разливается новая, странная привязанность – привязанность к миру. Было так необычно смотреть на вещи, виденные многие тысячи раз – просто снег, просто ночное небо, просто холмы вдалеке, но при этом чувствовать к ним невыразимую, щемящую любовь, как будто одновременно хотеть обхватить всё это и впитать в себя, и в то же время понимать, что это нельзя унести с собой или оставить на потом, что это не принадлежит ему, да и никому, а только этой ночи, с которой и уйдёт в небытие. Но придёт что-то другое, не менее прекрасное, и каждый вдох и каждый взгляд будет наполнен колющим наслаждением, желанием сохранить всё это в себе и поделиться с другими…
Дверь распахнулась настежь не только с визгом грешных душ, но и с грохотом, от которого Тедди подскочила, а потом едва не свалилась за кровать.
– Теодора!!! – взвыл профессор, одетый в утренний домашний костюм. – Что ты сделала с моим стихийным духом?!
Тедди булькнула что-то неопределённое, слишком перепуганная, чтобы сообразить, с какого места начинать отмазываться.
– И не думай врать, – помог ей профессор. – Я прекрасно знаю, кто ты такая и зачем ты здесь! И что ты пыталась меня подпоить, тоже знаю! И проект ты мне будешь пересдавать осенью, а не весной! А теперь говори толком, какого демона ты сотворила с моим духом?!
– Я-я вовсе не пыталась вас подпоить, – обрела неверный голос Тедди. – Я экспериментировала как раз-таки над стихийным духом. И это и есть мой новый проект. Вот, – она протянула возмущённому старику исписанную тетрадь.
Он нахмурился, наколдовал себе очки и пробежался взглядом по разнокалиберным кривым рунам. По мере чтения, впрочем, возмущение уступило место любопытству, а затем и изумлению.
– Эмотивная функция, – бормотал он, сверяя написанное с чем-то у себя в голове, – Соки земли… Раскрепощающее свойство алкоголя… Конечно, нужен был дух, призванный сильным магом, иначе не у него бы не… мгм, угу, но как же… Ах да, действительно… Теодора! Проклятая девчонка! Я не могу тебе это засчитать за проект!
– Почему?! – взъерепенилась Тедди, сжимая кулаки, – она хорошо смотрелась, стоя на коленях в ночнушке на расхристанной кровати.
– Потому что это исследование уровня дипломной работы, а ты только на втором курсе! Это во-первых. А во-вторых, потому что дух, которого я вообще-то призвал, чтобы заниматься своими экспериментами, теперь во дворе играет в снежки с кухаркиными детьми, смеётся и заявляет, что он ни мне, ни кому ещё ничего не должен и вообще абсолютно счастлив! Иди усмиряй, вот тебе будет семестровый проект!
– Но на духов не действуют заговоры эмоционального состояния! – взвыла Тедди. – Как я его усмирю?!
Профессор плотоядно ухмыльнулся.
– Вот поэтому делать чудеса учат только на последнем курсе, когда есть хотя бы надежда, что студент задумается о последствиях.
– Что же вы, предлагаете мне ещё одно чудо совершить? – вытаращилась Тедди, до сих пор не подозревавшая за собой таких вундеркиндских способностей.
– Пфф, ещё чего, – фыркнул профессор. – Два чуда за одни сутки – это ты себя переоцениваешь. Нет уж, чудо теперь совершу я: я беру тебя на работу своим ассистентом. Справилась же ты с этим заговором, а он уж точно не уровня второго курса, вот и держи планку, чтобы мне потом не краснеть перед учёным советом, как это я тебе разрешил совмещать с учёбой. С завтрашнего дня заступаешь.
– А сегодня? – моргнула Тедди, не веря в своё счастье.
– А сегодня иди в снежки играй со своим чудом, – вздохнул профессор. – Новый Год всё-таки.
декабрь 2018 г.
Ваканйеска
Размешала специи в чашке. Под Новый Год ужасно тянет на корицу – хоть в чай, хоть в кофе, а уж в глинтвейн сам бог велел. Даже в зелья тянет добавить, но это ни к чему. Зелье должно пахнуть необычно, так клиенты легче верят в его действенность. То есть, если человеку просто валерьяночки от нервов предложить, на тебя посмотрят скептически, мол, я ж не дебил, было бы всё так просто – давно бы сам принял, но у меня же особый случай, меня валерьянкой не возьмёшь!
А вот если зелье из копчёной водяники с квашеным плауном, да ещё и не на какой-нибудь магазинной водке, а на загадочном буроватом продукте собственного производства, вот на это люди ведутся. Хотя эффект там всё равно даёт валерьянка.
Кейси отхлебнула из чашки с намерением взбодриться. Когда много лет варишь и пробуешь зелья, никакой кофеин уже не действует, но запах кофе способствует самовнушению. Говоришь себе: вот выпью чашечку и сразу придёт рабочий настрой. И вроде как уже не отмажешься, когда чашка кончилась. Хочешь – не хочешь, а ощущай прилив сил.
Работы же предстояло прилично. За долгие годы успешного труда Кейси немного разбаловалась, уверенная в надёжности своего заработка, и поэтому частенько дневные часы, особенно в хорошую погоду, посвящала прогулкам или вылазкам на рынок, да даже к врачу съездить посветлу гораздо приятнее. Витамин D, опять же, вырабатывается. А посидеть над бумажками можно и вечерком.
С другой стороны, по вечерам как раз и приходят клиенты. Даже не потому, что не могут отлучиться с работы посреди дня – гости павильончика Кейси в основном не работают пятидневку. Просто вечером не так палевно зайти к гадалке, да и атмосфера более располагает к мандражу: при свете дня совесть крепче спит, а вот драматичная ночная подсветка её будит и приглашает к управлению нервами.
Кейси разложила карты и анкеты так, чтобы всё было на виду, но вместо работы уставилась в зеркало. Надо же проверить, не покосился ли парик, не смазалась ли густая подводка на глазах, совпадает ли положение наклеенной мушки с эталоном образа – фотокарточкой, заткнутой за раму. Вспомнила, что теперь мушку надо двигать выше, чтобы поверх маски было видно. Очнулась через полчаса с маникюрной пилкой в руках. В кофейной чашке было пусто, рядом валялись две обёртки от конфет. Вот так, в моменты бессознательной прокрастинации, и набираются сто двадцать килограмм. Кейси вздохнула, спрятала улики и вперила хмурый взгляд в карту звёздного неба. Работать всё-таки было надо.
Итак, на этой неделе она наконец погадала третьему члену банды, заодно выяснив, что предречённая кончина первого уже наступила. С одной стороны, это было хорошо, потому что приближало некоторые события, которые эта смерть за собой должна была повлечь. С другой, это обнуляло кучу сведений, полученных от того первого. А поскольку подстрелили его вот буквально только что, на момент гадания третьему его обязанности ещё не успели перераспределить, так что в деловых процессах банды наблюдался застой. И с одной стороны, это означало, что их труднее поймать за руку, а с другой – что новые исполнители могут напортачить и выдать себя. Вот в этом направлении и надо копать.
Кейси взяла чистый лист миллиметровки с заранее напечатанными на принтере концентрическими кругами и принялась вписывать сакральные символы.
Заглушив мотор, Нед вышел из машины и несколько громковато хлопнул дверью. Перед ним лежала длинная улица-колодец, вытесанная между двумя рядами небоскрёбов. На стёклах офисных зданий, превращённых в огромные экраны, мелькала реклама. Ниже мерцали и переливались вывески магазинов. Запруженная траффиком улица гудела и перемигивалась. От всего этого мельтешения Неду хотелось что-нибудь пнуть. В голове было тупо и глухо, как будто даже слух ухудшился: мысли перемешивались, не слыша друг друга, и не складывались вместе.
В таком состоянии тащиться в машине сквозь пробки было особенно опасно – с досады втопишь педаль, вмажешься в кого-нибудь, а денег и так – одни долги.
С долгами была надежда расстаться, если бы удалось пробиться на новый уровень. Нед работал над этим днями и ночами. Это был шанс, такой шанс! Он умудрился случайно заинтересовать самого настоящего мафиози! Тот мужик ворочал баблом, какое Неду и не снилось. Нед, конечно, поначалу соблюдал почтительную дистанцию, но голодный до зелени взгляд скрыть не смог, и скоро ему предложили принять участие в операции. Всё шло так гладко, он поверить не мог, как это просто! И вот, когда он был уже готов совершить прыжок в новую жизнь, того мужика убили.
Потеряв одновременно всякий шанс повысить свой доход, какую-либо протекцию и желание вставать по утрам, Нед продолжил таскаться на работу, уговаривая себя дотянуть хотя бы до праздников. Хоть это и всего несколько дней, но от них веяло перезагрузкой, новым витком спирали, каким-то энергетическим пинком, который бы позволил начать строить новые планы.
Однако сейчас всё ещё тянулся конец предыдущего витка, и Нед тащился вдоль него, одновременно стараясь убедить себя, что пройтись пешком полезно, и преисполняясь жалости к себе, что после тяжёлого трудового дня посреди зимы он не может даже доехать домой с комфортом. По-хорошему, надо было бы перекусить, но все попадавшиеся на вид забегаловки обнаруживали недостатки: то слишком людно, то слишком пафосно, то слишком шумная музыка, а то наверняка адски переперчено всё. Желудок скулил, но он дурной голове не противник.
Наконец аллея небоскрёбов кончилась, и Нед выпал практически за пределы цивилизации – всего через какой-то короткий переулок лежало царство тишины и синего снега, лишь изредка подсвеченного окошками салонов красоты, магазинчиков и ещё какой-то лабуды. Парадные ботинки захрустели по нечищеной дорожке. Пройдя пару домов, Нед сделал очередной вдох и понял, что никакая сила в мире не заставит его пройти мимо этой кондитерской. Где-то на задворках сознания трепыхнулась мысль, что булки – это не еда, но надпись в окне «Суп дня» тут же её заткнула.
Нед устроился за столиком в ожидании своего комплексного ужина, и уставился на дверь напротив.