Снежок вдохнул воздух и с явной охотой слизнул угощение. Остатки из флакончика выпил сам. Ну все…
– Давай, Макар, может, и свидимся…
Обнялись на прощание, и уланы вскочили на коней.
Выехав из-за холма на пофыркивающем белом коне, поручик неторопливо отправился к мосту, Макар же с ходу принялся настегивать свою кобылу. Со стороны кирасир раздались невнятные воинственные возгласы, и примерно десяток всадников пришпорили коней, направляясь к мосту.
Пришпорил Снежка и князь, конь охотно пошел, и опытный наездник почувствовал, что тот буквально рвется в битву. Да и у самого воина сердце билось как сумасшедшее. Ноздри начали раздуваться, а губы растянулись в хищном оскале – бой!
– Слава! – заорал он во всю глотку, переходя в галоп. Сильные руки, держащие две пики, наклонили их почти горизонтально. Пруссаки завопили что-то неразборчиво и выставили палаши, на ходу пытаясь сомкнуть строй.
Н-на! И пики выбрасываются вперед с невероятной скоростью. Одному из кирасир пика пронзает лицо – и куска головы как не бывало, настолько силен и точен был удар. Второму усачу пика влетает в горло – и пронзает насквозь, фактически отделив голову от туловища. Сила же и скорость удара таковы, что пика устремляется дальше, и следующий прусский кирасир получает ранение в плечо.
Столкновение! Попаданец был к нему готов, должным образом привстав в стременах перед ударом. Его выбросило вперед, но и в падении поручик ухватил одного из врагов, увлекая вниз. Упавшему Игорь вырвал пальцами кадык и вытащил из висевших на поясе пруссака ножен длинный кинжал. Почти такой же вылетел из его собственных.
В дикой давке русский поручик вертелся под копытами прусских лошадей, разрезая животным животы и подпруги – нужна баррикада, чтобы кавалеристы не смогли проскочить ее с ходу. Не обошел он своим вниманием и людей…
Раз! И острие кинжала вонзается под кирасу в нижнюю часть живота худому пруссаку, сдавленному товарищами. Два! И лезвие кинжала распахивает ляжку кирасиру по соседству – почти до кости. Три! Сильные руки хватают третьего врага за пояс и сдергивают с седла вниз. Добить упавшего ударом каблука в горло…
Прыжок вверх – и Грифич оказывается в опустевшем седле одного из кирасирских коней. Два взмаха руками с зажатыми в них кинжалами – и один из врагов беззвучно сползает с коня, а второй что-то вопит, держась за торчащий из глаза клинок.
– Вжж! – вылетел из ножен клинок тульской работы, и поперек горла одного из врагов появляется кровавая полоса.
Враги достаточно далеко и тянутся к пистолетам[63] – опередить их и выхватить пистолеты первым, кобуры-то у попаданца куда более продуманные! Сабля Грифича повисает на темляке, гремят выстрелы, и один из врагов склоняется к гриве коня, второй же только оглушен. Добить! Князь одним прыжком вскакивает на седло ногами и прыгает к оглушенному кирасиру. Короткий удар эфесом сабли в висок – враг падает. Тут же поручик перерезает горло коню убитого пруссака – баррикада…
Передовой отряд уничтожен, и настолько быстро, что прославленные немецкие воины не успевают прийти на помощь товарищам. Пока они не опомнились, Игорь добивает нескольких коней и подтаскивает трупы поближе друг к другу, создавая завал. Обойти? Каменный мост шириной около трех с половиной метров, да и массивные каменные перила…
Успел – и к мосту подлетают пруссаки. Пространство перед ним небольшое, так что они толпятся, мешая друг другу. Вояки они прекрасные, но столь внезапная гибель товарищей заставила растеряться – ничем иным такую давку не объяснить. Стороны обмениваются выстрелами, но если князь целит исключительно в коней (баррикада!), то кирасиры – в поручика, который не собирается принимать грудью пули.
Попаданец как будто распараллелил свое сознание и успевает следить за всеми противниками сразу. Нацеленное в него дуло пистолета от крайнего справа кирасира он игнорирует, потому что видит его ствол немного сбоку, а это верная примета промаха.
Ветеран с жутким шрамом вдоль блекло-рыжей брови метко целится, но… в последний момент подогретый цыганским допингом попаданец просто приседает, и пуля пролетает мимо[64]. Начинаются «пляски» под пулями, но длятся они недолго, не зря поручик целил именно по лошадям. Вот одна упала – наездник успел соскочить. Вторая жалобно ржет и пытается лечь.
Пользуясь заминкой, князь перелетает баррикаду (спасибо спорту!) и врезается в строй. Это настолько дико – пеший атакует конных, что противники теряются. Ненадолго, но и этого хватает, попаданец вертится внизу и просто калечит лошадей, перерубая им ноги.
Воцаряется хаос, и… кирасиры отступают. Немного, просто чтобы перегруппироваться и спешиться. Пользуясь хаосом, Игорь нанизывает еще одного из противников на острие сабли, прыгнув вслед и ударив в спину, после чего забирает палаш из мертвой руки поверженного. С двумя клинками можно многое натворить…
Быстро обшариваются мертвые тела, кобуры и седельные сумки – пистолеты, порох, пули! Едва успел сложить их отдельно, как начинается атака спешившихся кирасир. Пытаются идти строем, в ряд по трое – больше не получается из-за ширины моста и трупов под ногами. Привычка кирасир к сомкнутому строю, примененная бездумно, на этот раз подвела, идти строем по лошадиным и человеческим трупам – идея не самая лучшая. Тем более что некоторые лошади еще живы и кирасиры отвлекаются, добивая животных.
Поручику же… Рраз! И следует прыжок на высокие каменные перила по правую руку. Затем короткая пробежка по ним – и прыжок на ближайшего к нему пруссака. Тот хороший воин и успевает отбить чудовищный по силе и скорости удар палашом. Но не успевает отбить удар второго клинка и падает с рассеченной головой.
Затем стремительное падение-выпад, и капрал со свежей раной на лбу и оспинами на лице не успевает отбить стремительный выпад палашом (действует цыганский «допинг»!) и валится под ноги, хрипя пронзенным горлом и суча ногами. Последний пятится и падает – во многом из-за инфернального вида попаданца, который вывозился в лошадиных кишках. Игорь рубит упавшего саблей по ногам, а когда тот непроизвольно скорчился от боли, добивает острием палаша в шею.
Заминка… Улан спешно собирает и перезаряжает оружие. Пусть он скептически относится к огнестрелу восемнадцатого века, но владеть им умеет – и отменно! В том числе и перезаряжать, офицер мог бы дать фору любому из ветеранов Фридриха, способных сделать шесть выстрелов в минуту, перекрыв этот рекорд почти вдвое, все-таки пистолет заряжается чуточку быстрее. А уж когда не нужно стрелять, а только перезарядить… Пруссаки не успели и опомниться, как перед князем лежали полтора десятка заряженных пистолетов, а сам он спешно затаскивал тяжеленную тушу убитой лошади поверх другой, создавая достаточно надежную защиту от пуль.
Вперед вышел один из кирасирских офицеров, держа в руке зеленую ветвь. Грифич встал во весь рост – для пуль, особенно пистолетных, было далековато.
– Мы есть… кирасиры великаго Фридриха… – на ломаном русском начал он.
– Я знаю немецкий, – ответил ему Игорь на немецком же, – не стоит коверкать язык.
Благодарно поклонившись, немец продолжил:
– Мы уже сталкивались с русскими уланами и признаем, что они воины, ничем не уступающие нам.
Ответный поклон кирасиру, и тот продолжает:
– Может, пропустишь нас? Вестовой с пакетом уже ускакал, и тебе нет нужды умирать.
«Какой пакет?» – пронеслось в голове у попаданца, но почти тут же он понял – пруссаки решили, что наткнулись на гонцов, один из которых ускакал, а второй остался прикрывать отход. Хорошо… Похоже, конкретно эти вояки не подозревают о русском обозе. Но если пропустить – это ненадолго…
– Мне нравится это место, – скаля зубы, ответил поручик, – здесь хорошо умирать.
– Но ты ранен, а мы обещаем тебе приемлемое содержание в плену, – попытался вразумить его кирасир.
«Верить им? Они дадут слово, а вот вышестоящее командование такого слова не давало…»
– Это не моя кровь, – оскалил зубы князь, – а ваша.
Он прекрасно знал, что после того, как вспорол животы нескольким лошадям, покрылся кровью буквально с ног до головы.
Разговоры поручику надоели, пруссакам он не слишком верил – были уже прецеденты как в этой, так и в минувших войнах, да и… Если уж погибать (а в этом попаданец уже не сомневался), то красиво.
– И скот падет… – негромко продекламировал он. А затем начал повышать голос с каждой новой строчкой: – И близкие умрут. Все люди смертны! Лишь одно бессмертно! Слава великих дел!!!
Отсалютовав клинком, кирасир Фридриха ушел, и начался планомерный бой, без всяких наскоков и попыток взять одиночку с голыми клинками. Два-три (а больше не получалось из-за ширины моста и наваленных трупов) фехтовальщика шли вперед, прикрываемые стрелками. Грифич, подстегнутый допингом, отстреливался, прыгал пардусом и убивал, убивал… Непонятно было, почему они не хотят дождаться пикинеров или артиллерию… Может, скорость важнее всего? Или профессиональная гордость – та, что превыше разума…
Убивал, но и сам получал раны. Раны неопасные по отдельности, но многочисленные – зацепила пуля на излете или задел слегка вражеский клинок. Его изматывали, и атака шла за атакой. Поручик понял, что вот он конец – даже его железная выносливость начала подводить.
Он едва держался на ногах, но старательно изображал не знающего усталости берсерка. Во время редкого перерыва увидел обломок собственной пики и упер острие между трупов, привалившись к древку спиной. Стало намного легче стоять, и выстрелы снова стали меткими.
Постепенно в ушах стало звенеть, предметы теряли четкость, но фигуры врагов он видел хорошо и стрелял…
Тотлебен взглянул в подзорную трубу на берлинцев, строящих укрепления в предместьях, и приподнял уголки губ в злой улыбке. Командующий русским авангардом обладал авантюрным характером и, вместо того чтобы «связать» гарнизон прусской столицы и начать правильную осаду, решил начать штурм. Риск, но зато вся слава достанется ему!