— Не могу знать, господин тренер, — поправил меня сержант и с размаха заехал в челюсть. Ладно, это было за дело. А впечатлил его Тезон. Боец. Надо же.
— Группа крови у тебя какая? — спросил Грут, повязав жгут и рассматривая надувающуюся кровью вену.
Проклятье, какая еще группа? Компоненты крови не солдаты, чтобы группами ходить. В животе от страха заныло так, словно сержант уже наматывал мои внутренности на прут. Лучше промолчать и еще раз получить в морду, чем дать заведомо неверный ответ.
Грут взял кровь, убрал шприц и с любопытством, несвойственным его грубому, как топором рубленому, лицу посмотрел на меня. Я постарался изобразить заспанный взгляд с легкой придурью.
— Группа крови у тебя какая? — повторил вопрос сержант.
Я молчал.
— Личный номер!
— Три, Е, двести тридцать, пятнадцать, три плюс, — живо оттараторил я.
Грут замер и уставился на меня с еще большим любопытством. Что-то нехорошее сейчас происходило. Я почувствовал, как по спине между лопатками стекла капля пота, хотя теплее в допросной не стало.
— Ты еще и тупой, слизняк, — вздохнул Грут. — У тебя третья положительная группа крови. На клейме. А в анализах пусто. «Не определяется». Гемоглобин ненормальный, остальное тоже. Ребус.
А решали ребусы сержанты васпов единственным способом. Выколачивали верные ответы из неофитов. Но сегодня Грут удовлетворился анализами. Врезал мне всего дважды, услышал в ответ «не знаю» и отпустил. Очередной день в Улье начался как всегда прекрасно.
Третья положительная, значит. А я, дурак, думал, что три плюс — это очередь в столовой или любой другой не слишком важный показатель. Хотя, раз его поместили в номер на клейме, то смысл он имел. Догадаться бы еще какой. И желательно до того, как сержант поднимет шум из-за анализов.
Потревоженные командой подъем, васпы спешно одевались и бежали в душевую. Я заметил лейтенанта-разведчика, выходящего из ячейки, хотел привлечь его внимание, но остановился, услышав окрик Грута:
— Сто пятьдесят шестой! Ко мне!
Проклятье, это номер Тезона. Разведчик развернулся и прошел мимо меня, как мимо пустого места, мельком взглянув на следы свежих побоев. Если Грут собрался и у него анализы взять, а потом сравнить с моими, то подозрения только усилятся. А кроме того появятся зацепки и первые косвенные доказательства того, что мы — неправильные васпы. Жаль, что подслушивать под дверью допросной никто не даст. Любой проходящий мимо дежурный тут же вытолкает меня взашей. Я был вынужден оставить Тезона и следовать распорядку Улья.
К Дину сегодня никак не удавалось подойти, то васпа отвлекался, то сержанты рядом терлись. Время тратилось впустую. Я так и не узнал нечего о преторианцах. Тезон не пришел на завтрак в столовую, не заступил в наряд на мытье посуды. Грут тоже не объявлялся, и я начал тихо паниковать. Если брошусь искать разведчика, то могу натворить еще больших бед. Спокойно, Дарион, может быть, Тезона отправили чистить душ? День в Улье шел, как по нотам, ничего сверхъестественного не происходило. Следующее гарантированное место встречи — тренировочный зал.
Туда сегодня согнали чуть ли не всех неофитов и заставили бегать по кругу легкой трусцой. Сержанты периодически забирали своих воспитанников из круга бегущих и отводили в сторону, чтобы погонять по индивидуальной программе. Наконец, я смог незаметно приблизиться к Дину.
— Тура нет, — прошептал он.
— Да, — кивнул я, еще раз оглядывая зал. — Сержант забрал и не вернул.
— Готовь сахар, — усмехнулся Дин, не оборачиваясь ко мне. — Туру понадобится.
— Зачем?
— Чтоб кости быстрее срастались. Не знал? Мне сержант сказал.
Я вспомнил, как васпа принес мне в подарок кусочек сахара после первого допроса у Грута, и стало сильно не по себе. Что этот садист сейчас делал с Тезоном? Кости ломал? Разведчик жив или уже нет?
От шока я сбился с ритма бега и чуть не упал в ноги другим неофитам. Дин поймал за шиворот.
— Испугался? — шепнул он. По бесстрастному тону васпы было невозможно понять, веселится он или переживает. — Зря. Наши сержанты еще ничего. Слышал про другие Ульи. Что любят сержанты своих. Не только бить.
— Любят? — переспросил я, а Дин в ответ как-то странно поиграл бровями и посмотрел на мои брюки.
— Не знаю. Может, брехня. Как про господ преторианцев.
Только этого не хватало. Улей слухами полнился, и я не знал, чему верить и чего бояться сильнее. Дополнительные анализы еще сделать нужно, проверить несколько раз. А сержант Тезону кости прямо сейчас ломал. Если покалечит так, что разведчик встать не сможет, то как мы сбежим? С тяжелой ношей на плечах я далеко не уйду, нас догонят. Кхантор бэй! Я все больше чувствовал себя не осой в Улье, а мухой в паутине.
— Рядовые трепали языками в ангаре. Забыл? — Дин толкнул меня локтем.
— Помню. Конечно, брехня. Забудь. Господа преторианцы лучше нас живут, вот им и завидуют.
— Да, — мечтательно зажмурился Дин. — Выше казарм живут. Над ангарами. Рядом с коконами и королевой. В претории.
— А ты был там? — с надеждой спросил я. — Наверняка пробирался, с твоими — то талантами. Вон как с грузовым лифтом хорошо придумал.
— Нет, — смутился васпа. — В преторию не зайдешь просто так. Нужно, чтобы господин офицер позвал.
Я скривился и цокнул языком. Классическая зона ограниченного доступа. Только в присутствии члена подразделения. Фокус с дерзким ночным проникновением не пройдет.
— А неофитов когда-нибудь туда звали? — удивился я. Дин посмотрел настороженно через плечо и промолчал. Пришлось уговаривать. — Ну, расскажи. Интересно же. Не было в моем Улье преторианцев. А вам везет здесь, в головном. Королева.
Васпа просиял улыбкой.
— Да. Нам хорошо. А господам офицерам еще лучше. Стать преторианцем — большая честь. Королева милостью своей выбирает достойного. Он перерождается еще раз. Говорят, это долго и тяжело. Много яда. Не каждый выдержит. Болеют офицеры. Тогда берут неофита и переливают кровь. Чтоб легче стало. Иначе как служить?
Дикость какая. Прямое донорство! У нас давно во время сложных операций собирали кровь пациента, очищали ее специальным аппаратом и вливали потом обратно. На крайний случай, пользовались препаратами искусственной крови. А в Улье ерундой страдали. Чужая кровь не лечит. Она еще и навредить может.
— Я видел, как забирали троих, — продолжил Дин. — Вернулся один. Самый крепкий. Хвастался, что самому советнику кровь отдал.
— Советнику?
Информация сыпалась, как наряды вне очереди за залет. Я не успевал вникать.
— Совет десяти, — пояснил васпа. — Лучшие из лучших. Всегда десять. Ближе них к Королеве никого нет. Тому неофиту повезло, что группа крови совпала. Я бы тоже хотел.
У меня в голове словно тумблер щелкнул. Группа крови! Я мечтал вцепиться в Дина, утащить его в ячейку казармы и не выпускать, пока он все не расскажет. Все дороги к тайнам вели в преторию. Донорство — шикарная зацепка. Прямой доступ к преторианцам. Но мне категорически не нравилось замечание Дина, что из трех неофитов вернулся только один. Слухи или не слухи, а исключать вероятность смерти донора от потери крови нельзя. У васп с их уровнем медицины вообще ни одного худшего варианта исключать нельзя. За здоровьем личного состава никто не следил. Неофитов били, ломали, доводили голодом и тренировками до полного истощения, а потом кровь брали. Сразу много. Вот и умирали неофиты.
Но не только из-за этого я не спешил уговаривать Тезона записаться в доноры. Проклятые странности в анализах заставляли шарахаться от шприцов с пробирками, как от огня. Каждый лишний анализ перед переливанием — шаг к провалу. Должен быть другой способ попасть к преторианцам. Нутром чую — крайне непростые в Улье офицеры. Я одно перерождение представить не мог, а Дин про второе рассказывал.
Остаток дня я провел в раздумьях, поставив тело в режим автопилота и откликаясь только на прямые команды. Выглядывал в толпе Тезона, пока не стало когда казалось, что каждый светлый и худой неофит вот-вот обернется и позовет по имени. Но лейтенант-разведчик сгинул в допросной у сержанта, как в цзы’дарийской бездне. И я не знал, как его оттуда спасти.
Тишина и неизвестность пытали жестче, чем сержанты Улья. Пустое, холодное ничто издевалось надо мной. Я пересчитал все лампочки дежурного освещения по часовой стрелке, потом против часовой, по диагонали, по вертикали и спиральной разверткой. Я узнавал в скоплениях огоньков на темном потолке любимые созвездия, я мысленно бороздил просторы маленькой галактики. Мне казалось, я сошел с ума, но все-таки услышал тяжелую поступь шагов по коридору и еще один звук. Тихий, шаркающий. Вообразить можно было, что угодно, но в Улье, в казарме неофитов по полу могли волочить только чье-то бездыханное тело. Я подскочил, но снова рухнул на лежанку. Нужно дождаться, пока сержант уйдет. Куда он бросил Тезона? Там вообще разведчик или другой неофит? Так, спокойно, сейчас должен появиться дежурный. Прошел. Вперед!
Лейтенант Тур лежал ничком, а его голое, разрисованное синяками, ранами и ожогами тело, будто специально выставили на всеобщее обозрение. Смертельно бледный, неподвижный цзы’дариец. Разбитая фарфоровая кукла.
— Тур, — позвал я и не узнал собственный голос. — Тур?
Разведчик не услышал, не вздохнул, не пошевелился. Я встал рядом с ним на колени, не в силах протянуть руку к шее, чтобы прощупать пульс. Проснись, Тезон! Я не уйду без тебя в лагерь. Мы еще Королеву не видели! Проснись. Пожалуйста.
Был один способ. Старый, как все цзы’дарийские училища. Я наклонился к уху Тезона и четко сказал:
— Встать, кадет!
Его тело скрутило судорогой на вдохе, а на выдохе я услышал короткое «Тьер». Жив, проклятый! Жив! Что ж ты матом меня цзы’дарийским кроешь, разведка? Я же к тебе со всей душой.
Тезон открыл глаза и еще раз выругался. Длинно, смачно, витиевато. Я уселся рядом и обнял руками колени. Я должен сказать эту фразу. Причем тем же тоном. Иначе прямо сейчас от избытка чувств обниматься полезу.