Дети ломали тесто и руками доставали кусочки тыквы. Все измазались, устряпали пол и радостно переговаривались друг с другом на своем особом языке. К концу завтрака Аврора освоилась настолько, что забралась ко мне на колени. Она бы и дальше там сидела, но Рэм позвал нас на выход. Время вышло, генералу пора на учения.
Пока он переодевался в военный комбинезон, Дэлия под ворчание Рэма завернула мне с собой кусок пирога.
— Будет чем перекусить, — улыбнулась она. — Вот уж кому точно нужно поправляться. Приходи к нам, Дарион. Просто так, без всякого повода. Я готовлю чуть хуже, чем Наилий, но тоже съедобно. Посидим, поболтаем.
Я помнил, какими занимательными бывают разговоры с мудрецами. В хорошем смысле, конечно. С ними интересно.
— Спасибо, постараюсь, — ответил я на приглашение и осторожно ее обнял. — А вы играете в Шу-Арлит?
— Лучше на «ты», — поправила меня Дэлия. — Играю. Здесь уже серьезно хуже, чем Наилий, однако после пяти ходов не сливаюсь. Бой могу дать.
— Прекрасно.
— Ваше Превосходство, — Рэм нетерпеливо встретил генерала в коридоре. — Десять минут.
— Понял. Ускорился.
— Возвращайся, — шепнула ему Дэлия. — Мы будем ждать.
Отец поцеловал ее в висок и ненадолго обнял. Дети махали ему рукой на прощание. Теплый аромат домашний выпечки провожал нас до лифта и только на парковке генерального штаба я решился спросить.
— Отец, а почему ты не разбудил меня, когда прилетал в горы? Мне было четыре цикла, я упал в расщелину…
— Пойдем в машину, — прервал меня отец, оглянувшись на Рэма. Он никак не отреагировал, но я догадался, что признание шло от него лично. По собственной инициативе. Почему?
Двери внедорожника нам открыл водитель и деликатно остался снаружи. Кожаное сидение по мной характерно скрипнуло. Я сложил руки на коленях и смотрел на отца.
— Ты крепко спал, — заговорил он. — У меня до сих пор рука не поднимается будить своих детей. Ты замерз, испугался, вокруг тебя было столько посторонних цзы’дарийцев и вдруг я. Нарисовался. Три цикла не появлялся и вот.
— Я был бы счастлив. Я так тебя ждал.
— Я не знал, Дарион, — тихо признался отец. — У детей короткая память. Семья для них только те, кто рядом. Пропадешь на полцикла и уже все. Я боялся, что ты меня не узнаешь. Испугаешься, как постороннего дядьку в черном комбинезоне, пропахшем отработанным топливом. Я постоял у тебя над кроватью и ушел. Попросил твою маму написать мне утром, все ли в порядке. Она прислала фотографии. Смотри.
Отец достал из кармана планшет, разблокировал экран, и как в одном из моих снов открылась папка. Вся моя жизнь в картинках и записях. От младенца на руках у матери, до фото с выпускного. Я в строю перед командованием училища, и где-то справа не вошла в кадр трибуна. Отец выступал. Впервые приехал в истории Училища. Я тайно надеялся, что только ради меня и не ошибся. Теперь знал, что не ошибся.
Слезы собрались в уголках глаз. Я моргал и боялся, что кто-нибудь их заметит.
Отец всегда был рядом. Всегда.
«Спасибо, — мысленно сказал я Вселенной. — За Улей, за васпов, за завтрак с тыквенным пирогом. За все спасибо».
Обида ушла. Рана в груди затянулась.