Просто хотел, чтобы она вернулась в семью.
Вдвоем с Кристианом они сходили в китайский ресторан, принесли домой готовые блюда. Калиста отказалась есть.
— Ты ведь любишь жареный рис, — заметил Рид.
— Раньше любила, — сказала она и чуть улыбнулась, чтобы сгладить резкость своих слов. — Я не мучаю свой организм тем, что приготовлено неизвестно где.
— Это приготовили в «Мин-Гарден», — сообщил Рид. — Причем вкусно. Правда, мальчики?
— Да, мама. Очень вкусно, — подтвердил Кристиан.
— За меня не волнуйтесь. Я взяла с собой «Батончики Марни». — Калиста вытащила из сумочки завернутый в фольгу батончик.
— Это же глупо, Калиста. Тебе нужно нормально питаться.
Не то он ляпнул.
— На тот случай, если ты не в курсе, это сделано из солнца и моря, — сказала Калиста. — И нет ничего глупого в том, что она делает для нас.
— Марни диктует тебе, чем ты должна питаться?
— Ты извращаешь факты, Рид. Это как раз ты мне диктуешь, напоминая обо всем том, от чего я бежала, когда уехала сюда.
— Давай не будем, а? — попросил Рид, глянув на сыновей. Те перестали есть, ожидая, что сейчас станут свидетелями очередной родительской ссоры.
Как в прежние времена.
— Прекрасно. Просто, к твоему сведению, когда я говорю, что нет ничего глупого в том, что она делает для нас, я имею в виду не Марни, а Бога. Бог — женщина. Создатель всего, что есть я, и всего вокруг меня.
Калиста посмотрела на сыновей.
— Мальчики, вы доказательство Её божественной природы.
— Что? — спросил Кристиан.
Рид положил руку на плечо сына.
— Да ничего.
Калиста доела свой батончик и удалилась в комнату сыновей, где матрасы лежали на полу и всюду стояли коробки. Рид смотрел, как за ней закрывается дверь. Мальчики, поужинав, обратили на отца вопросительные взгляды. Он кивнул на дверь, за которой скрылась Калиста, словно говоря: да, конечно, идите за ней. Изображал уверенность, которой не чувствовал. Как знать, что могла выкинуть эта чужая женщина, похожая на их мать?
Она впустила детей, и дверь снова закрылась.
Через полчаса Калиста вышла.
— Я скучаю по ним.
— Им тебя не хватает.
— И по тебе скучаю, — добавила Калиста, целуя его. Одновременно нежно и страстно. Рид ответил на её поцелуй. Минутой позже они уже закрылись в другой комнате и повалились на матрас. Рид со слезами на глазах предавался с ней любви. Он сомневался, что на свете найдется другая женщина, которая могла бы сравниться с Калистой. Она вертела им как хотела: отшвыривала, словно мусор, а потом манила пальчиком, и он снова был у её ног.
Так продолжалось с месяц. Она приходила, играла с сыновьями, занималась сексом с Ридом и уходила.
Когда пришла последний раз в их съемный дом, была совсем другая. Более холодная, особенно по отношению к Риду. Он ждал, что они уединятся в спальне после того, как дети заснут, а она, взяв сумку и пиджак, собралась уходить.
— Я рада, что вы приехали в Вашингтон. Долго намерены здесь пробыть?
Рид не знал, как реагировать. Должно быть, это отразилось на его лице.
— Ой нет, — сказала она. — Ты не так меня понял.
— Что значит «не так понял»?
— Прости, Рид. Я думала…
— Что ты думала?
— Я думала, ты знаешь, что это просто визит. На несколько недель. Никак не ожидала, что ты перевезешь все наши пожитки.
На самом деле, он выбросил почти всю её одежду и сжег фотографии, когда она покинула Калифорнию и уехала на северо-западное побережье. Но да, все остальное он привез.
— Ты же попросила продать дом. И приехать сюда.
— Совершенно верно. Мне нужны деньги. Моя доля от продажи дома. Я думала, ты сам догадаешься. По законам Калифорнии всё имущество супругов считается совместно нажитым. Наш брак себя исчерпал. Я уже связалась с адвокатом.
Его очки стали запотевать, хотя в теле ни один мускул не дрогнул.
— С адвокатом? — переспросил Рид, ошеломленно глядя на жену. — Деньги? Ты все это затеяла из-за денег?
— Конечно, — ответила она, шагнув к выходу. — Зачем же еще?
— Из-за детей, например?
Калиста опустила глаза.
— Они счастливы. Видно, что о них хорошо заботятся. Рид, я знала, что ты справишься. — Тон у нее был снисходительный.
Рид снял очки, вытер стекла о рубашку. Надеялась ли она, что он закричит, отчитает её, напомнит, что их сыновей родила она и они принадлежат ей? Но он не стал устраивать скандал. Он не знал этой женщины. Это была не Калиста.
— Мне понадобится твой банковский счет, — произнес Рид.
— У меня его нет.
— Заведи. Я перечислю деньги.
Она смерила его холодным взглядом.
— Мне нужны наличные. Живые деньги.
Она открыла дверь на улицу. В соседнем дворе залаяла собака. Мальчики спали в своей комнате. Казалось бы, все как обычно, — по крайней мере, внешне. Разумеется, это было обманчивое впечатление. Он потерял жену. Жизнь его была разрушена.
— Я рада, что вы приехали, — сказала Калиста. — Искренне рада.
С этими словами она закрыла за собой дверь и снова исчезла.
16 сентября 2019 г., понедельник
Линдси поставила на стол чашку с кофе и протяжно выдохнула.
— И что вы обо всем этом думали?
— Я понял, что она для нас потеряна. Четко это осознал, как и то, что увела её из семьи Марни Спеллман. Теперь я понимаю, что моя жена была искательницей. Только до того вечера я не знал, что она ищет.
— И что же она искала? Чего хотела?
— Свой путь. Жизнь, не обременённую мною и сыновьями. И нашла себя на острове Ламми. Нашла дом, который ей нравился. Просто в нем не оказалось места для нас. Если б не моя гордыня, я понял бы это раньше. Когда ко мне пришла Карен Рипкен.
— А это кто? — спросила Линдси, записав новое имя.
Не отвечая, Рид внезапно поднялся и удалился на кухню. Линдси услышала, как открывается дверца шкафа, затем — с хлопком крышечка склянки с таблетками, потом — шум полившейся воды.
— Пора принимать лекарства, — объяснил Рид, вернувшись в гостиную. Он пододвинул развалившуюся в кресле кошку и снова сел. — Я чувствовал себя полным идиотом, — добавил он, остановив взгляд на письмах.
— Неудивительно, когда на вас сразу столько всего навалилось.
— Да, вы правы. Мне было бы легче пережить уход жены, если б я послушался Карен. Она знала, что говорила. Сама через это прошла.
— Расскажите о ней. Кто она такая?
— Я с ней познакомился по объявлению, которое она повесила в «Ральфсе», в одном из гастрономов в Калифорнии. Оно гласило: «Если Марни Спеллман отняла у вас кого-то из близких, вступайте в мою группу поддержки». Нижний край объявления был разрезан на полоски с её номером телефона. Я оторвал одну полоску, сунул в бумажник. Придя домой, прилепил полоску на холодильник и несколько дней смотрел на неё. Собирался с духом, чтобы позвонить.
Глава 16
Мать Карен Рипкен, Аннет, бросила свою семью в Калифорнии и уехала на ферму Марни Спеллман в 1998 году, за год до Калисты Салливан. Аннет оставила своего второго мужа и двух дочерей — Карен, которая тогда была подростком, и двухлетнюю Сару.
Карен училась в выпускном классе средней школы и была непосредственной свидетельницей того, как мать на её глазах превращалась в фанатичную последовательницу Марни. Сначала, подобно Калисте Салливан, она скупала всю продукцию Марни, которую та рекламировала на телеканале «Магазин на диване», затем присоединилась к её «движению», по выражению матери Карен. Тридцать лет миновало с бурных 1960-х, ознаменованных чередой кровавых революций и беспорядков, а Марни, в восприятии её матери, все еще боролась за правое дело. Для неё и других женщин, попавших под влияние Марни Спеллман, эпоха революций по-прежнему продолжалась.
Северо-западное побережье страны для них было идеальным домом. По непонятной причине обитатели этого края упорнее, чем население других регионов, льнули к эстетике шестидесятых. Там многие по-прежнему с восходом солнца взбирались на скалы или уединялись в «потельнях»[12], чтобы войти в более тесный контакт с собственной душой. Магические кристаллы, пирамидки, связки сушеного шалфея были традиционным товаром на уличных базарах с атрибутикой хиппи, которые устраивались на каждом шагу. Все это создавало благодатную почву для процветания всякого рода групп, занятых духовными исканиями. Непосвященные такие сообщества презрительно называли сектами или культами, особенно если их лидеры обладали мало-мальской харизмой (или хотя бы имели бороды, кося под пророков).
Впрочем, Марни Спеллман харизмой похвастать не могла. Даже юная Карен это видела. Внешне она была типичная мещанка, обывательница. На взгляд Карен, Марни больше походила на лощеную белокурую домохозяйку из пригорода — или на актрису, исполняющую роль такой домохозяйки в телесериале, — но никак не на мессию. Карен она приводила в недоумение.
— Что в Марни такого уж особенного? — спросила она мать.
— А ты посмотри на неё. — Аннет протянула ей компакт-диск Марни. — Неужели не видишь?
Карен взяла компакт-диск. Портрет Марни буквально светился под прозрачным пластиком. Глаза цвета сапфира. Кожа безупречно гладкая. Сияющий ореол волос на голове — эффект, достигнутый с помощью задней подсветки и мастерства фотографа.
— Ну да, пожалуй, красивая женщина. — По крайней мере, по канонам красоты её матери.
— Красивая? И это всё, что ты видишь?
— А что ещё?
Аннет постучала пальцем по пластиковой коробочке компакт-диска.
— Посмотри, какие мудрые у неё глаза. Какая аура исходит от портрета. Карен, неужели не видишь?
Она не видела. Ни мудрости, ни ауры.
— Ну да, пожалуй, — согласилась Карен — из вежливости, чтобы не обидеть мать. Та тяжело пережила уход первого мужа, отца Карен, страдала от одиночества. Потом ей все же удалось снова выйти замуж, за вполне приличного человека, и родить ещё одну дочь, сестренку Карен… но в ней произошел надлом. У Карен сердце сжималось от жалости к матери.