— Грета, — сказала она, — было время, я ловила каждое твое слово. Думаю, тогда я отчасти потеряла себя. Ты поглотила меня. Как Марни. Как Дина. Все вы и ваши безумные амбиции.
— Не спорю, — согласилась Грета. — Мне жаль. Правда. Но что сделано, то сделано. Никто из нас не в силах повернуть время вспять. — Она смущенно теребила свои волосы. — Но мы должны поговорить. Выслушай меня.
Триш медлила.
— Ладно, входи, — наконец пригласила она. — Я только что сварила кофе. Выпьешь одну чашку и уйдешь. Больше я не выдержу, хотя ты и этого не заслуживаешь.
Грета проследовала за Триш в кухню. Она обратила внимание на набор из шести ножей. Их лезвия утопали в подставке из янтарного дерева, из которой рукоятки торчали, словно иглы дикобраза. Выше висела полка со сковородками и ковшиками.
— У тебя очаровательная кухня, — похвалила Грета.
— Сразу за своё.
— Ты о чем?
— Ты высказываешься о моей кухне, словно я — оригинальная простолюдинка, а ты — герцогиня Уоткома.
— Извини, — внезапно смутилась Грета. — Я не хотела тебя обидеть.
— Я знаю, как ты живешь, Грета, — сказала Триш. — Надеюсь, ты счастлива в своем прекрасном доме.
Грета снова обвела взглядом кухню, примечая всё, что в первую минуту ускользнуло от её внимания. У неё самой дом был чудесный — на зависть многим. Его стиль и стать словно во весь голос сообщали, что здесь живут люди особенные.
У Триш домик был обжитой и уютный. Люди здесь действительно жили. И любили.
— Я одинока, — наконец произнесла Грета. — Слишком долго торчала у Марни, а устроить собственную жизнь так и не смогла.
— Вряд ли ты очень уж об этом сожалеешь, Грета. Денег у тебя полно. Тебе удалось как-то их выудить у Марни. Как — не знаю. Да и не хочу знать. Это не важно. Думаю, по ночам ты спишь спокойно.
Взгляд Греты снова обратился на набор ножей.
— Деньги — это ещё не все, что нужно в жизни, — промолвила она. — Уж это точно.
— Ты всегда могла бы вернуться к работе медсестры. Сделать что-то полезное для людей. Впрочем, это так… безумная идея.
— Этот вариант я никогда не рассматривала.
— А я рассмотрела.
— Да, знаю. Триш, и надолго тебя хватило? Нелегко вернуться к прежней жизни, особенно когда знаешь, что мы натворили.
Триш все-таки решила не угощать незваную гостью кофе. Ничего хорошего этот визит ей не сулил. Прогулка по тропе воспоминаний с бывшей подругой не должна вызывать такие чувства. А её всю воротило изнутри. От этих общих воспоминаний хотелось зажмуриться.
— Ладно, хватит лирики, — предложила Триш. — Зачем приехала?
— Хорошо, — отвечала Грета. — Я приехала как подруга.
— Так. — Триш сразу почувствовала ложь. — Мы же, вроде, договорились, что мы с тобой не подруги.
— Ладно, как хочешь, — продолжала Грета. — Я приехала сообщить, что некая сотрудница полиции, следователь, расспрашивает про Калисту.
— Это было сто лет назад.
— И одна журналистка тоже про неё расспрашивала.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Журналистка — та самая девушка, которую нашли мертвой у водопада Мейпл. Следователь пытается установить связь между тем, что произошло с Калистой, и гибелью этой девушки.
— А что — есть какая-то связь?
— Я просто тебя предупреждаю. Нам лучше держаться вместе. Возможно, назревает что-то малоприятное.
Набор зловещих труднопостижимых фраз. Будто с одного из старых компакт-дисков с лекциями Марни.
— Если это все… — Триш показала на дверь.
— Ну, как хочешь, Триш. Выпутывайся сама.
Грета направилась к выходу. Триш заметила, что из шва на её дорогой блузке торчит длинная нитка. Она с трудом сдержалась, чтобы не выдернуть её.
— Прощай, Грета. И никогда больше не приезжай. Никогда.
Триш захлопнула за гостьей дверь, заперла её на замок и на цепочку. Грете всегда удавалось её переиграть. Она забыла, какой коварной была Грета: всадит нож в спину, да ещё и провернет его. Триш вернулась на кухню и налила себе бокал вина, зная, что допьет всю бутылку.
В одном Грета была права.
Выпутываться придется самой.
И когда начнет штормить, уцелеет только она, Триш.
Глава 26
19 сентября 2019 г., четверг
Беллингем, штат Вашингтон
Марни Спеллман была лакомой «приманкой», как любили выражаться телевизионщики.
И в пору судебного процесса над Салливаном, заполучить её не представлялось возможным.
На тот период она скрылась от глаз общества. Её видели в Беллингеме, но очень редко. Статью о ней Тедда Макгроу вряд ли можно было назвать выдающейся, и, знай он, думала Линдси, что это будет последнее интервью, которое Марни даст после того, как её «измордовали» в телепрограмме «60 минут», то написал бы более фундаментальный очерк, который, возможно, продал бы другому изданию, если б в «Сиэтл таймс» не согласились на его условия.
Линдси второй раз перечитала его статью, сидя у музея округа Уотком — внушительного сооружения из красного кирпича и песчаника, которое прежде занимал муниципалитет, а ныне — хранилище предметов, документов и прочих материалов, рассказывающих историю самого северного округа западной части штата Вашингтон: лесозаготовки, целлюлозно-бумажное производство, рыболовство, консервирование, сельское хозяйство.
Тедд Макгроу теперь работал в музее. Его мечты прославиться на ниве журналистики рухнули вместе с лесной промышленностью. «Таймс» закрыла своё отделение в Беллингеме после двух лет попыток наладить его работу. Тедд скакал с одного места работы на другое — был и рекламщиком, и продавцом — и наконец приземлился на ноги — по крайней мере, на колени — в качестве директора музея. Должность эта была не столь хорошо оплачиваемая, как ему хотелось бы, но к тому времени он уже усвоил реалии жизни.
Никому не платят столько, сколько, по их мнению, они заслуживают.
В случае с журналистами эта истина была справедлива вдвойне.
И даже втройне.
Линдси не пришлось долго высматривать бывшего репортёра, когда она вошла в музей. В зале он был один. В белой рубашке, дутом жилете кирпичного цвета и черных джинсах. Линдси отметила, что выбранный им наряд похож на униформу — имитировал по расцветке цветовую гамму здания музея или даже форменную одежду сотрудников магазина «Таргет».
— Можно обращаться к вам по имени? — спросила Линдси, следуя за ним в его кабинет.
— Конечно, — разрешил он. — Только помните, что в имени Тедд две «д».
Она с удивлением посмотрела на него.
— Тедд. Две «д» на конце. Две согласные. Шутка. Когда-то вызывала смех.
Линдси остановила восхищенный взгляд на огромном постере во всю стену, как панно, в его кабинете. На нем изображалась группа из десяти мужчин, дровосеков давних времен, вокруг гигантской вековой туи.
— Отпечатано с одного из негативов на стекле Дариуса Кинзи, — объяснил Тедд. — Это тот фотограф, что любил бродить по лесу со своим братом Кларком. Фантастическая зарисовка из жизни лесорубов северо-западного побережья давних времен.
— Четкость потрясающая, видны мельчайшие детали, — отметила Линдси.
— Великолепный негатив, сканнер и принтер еще лучше. Последнее приличное приобретение нашего музея. Подарок «Майкрософта».
На письменном столе стояла старинная пишущая машинка «Ундервуд», заслонявшая от него посетительницу. Тедд поднатужился, силясь приподнять машинку, чтобы переставить её в сторону.
— Тяжелая, — прокомментировала Линдси.
— Должно быть, из чугуна.
Бессодержательная болтовня. Из тех, что раскрепощают собеседников.
— В прошлом году мышцу плеча порвал, — пожаловался он. — А страховка за производственную травму на этой работе не предусмотрена. У нас их десять штук. — Он сдвинул машинку к краю стола. — Все разных поколений и предназначений. Эта стояла в офисе мэра. Секретарша, сто лет там работавшая, еще пять лет назад печатала на ней письма. Сотрудники мэрии передали нам эту машинку на следующий день после её похорон.
— Понятно, — промолвила Линдси. — Люди уходят. Каждый в своё время.
Тедд внимательно смотрел на неё, словно пытался решить, к кому относится её замечание: к нему или к почившей секретарше. Линдси и сама не знала точного ответа. Может, она имела в виду своего мужа.
Бывшего.
— В окружном архиве мне сказали, — заговорила Линдси о цели своего визита, — что у вас здесь хранятся материалы по судебному делу Рида Салливана.
Тедд откинулся на спинку стула.
— Ну да, хранятся. Я был абсолютно уверен в его виновности.
— Я читала ваши статьи, — сказала Линдси.
— Да, они тоже там. И в них я показал себя полным дураком. Перестал полагаться на своё чутье. Хотел стать очередным Вудвортом и Бернстайном[18]. Не обоими сразу, конечно. Тем или другим.
— Я уверена, в своем расследовании вы старались быть объективным.
— Это, конечно, приятно слышать, но, увы, нет. Не совсем. Теперь, когда я, бывает, встречаю Салливана в городе и ловлю на себе его взгляд, мне каждый раз хочется отвернуться. Так мне и надо. Нечего было разжигать страсти.
— Можно взглянуть на то, что у вас есть?
— Конечно. Пойдемте. — Тедд встал. — У меня есть всё. И это хорошо: округ уничтожает подлинники документов через десять лет. А микропленка, на мой взгляд, это не то.
— На мой — тоже, — согласилась с ним Линдси.
Тедд повел её по лестнице в подвал.
— Здесь мы храним материалы, которые периодически меняем в экспозиции, и самые старые, самые ценные документы. Как вам, должно быть, известно, здесь была первая ратуша округа Уотком. Здание построено в 1892 году.
Он отпер дверь и потянул за шнурок выключателя, засветив старые трескучие флуоресцентные лампы. Одна из них несколько секунд помигала и погасла.
По периметру помещения высились металлические стеллажи, снизу доверху забитые коробками с документами. В центре — пустой дубовый библиотечный стол. В круге света, отбрасываемом лампой с зеленым стеклянным абажуром, лежала пара белых перчаток.