— Перчатки надевать не обязательно, — сказал Тедд. — Это вам не Декларация независимости. Я принесу первые две коробки.
— Сколько их всего?
— Две с материалами судебного процесса и две с материалами непосредственно о Марни Спеллман.
— Помочь?
— Здесь есть тележка. Дайте мне минуту, и потом можете начинать.
Тедд привез ей на тележке документы и пошел наверх. Линдси принялась перебирать содержимое коробок с материалами о Марни. Видеозаписи, газетные вырезки, журналы, брошюры, даже один из первых каталогов её продукции.
В печатных изданиях содержались обрывки информации о её жизни и философии. Кое-что вызывало восхищение. Как Линдси уже выяснила, Марни была Мартой Стюарт[19] своего времени или даже, может быть, Гвинет Пэлтроу до того, как та учредила компанию «GOOP».
— И что вы думаете о нашей девочке?
К Линдси обращался Тедд, вернувшийся в подвал с двумя чашками кофе. Она уже изучала документы чуть более часа.
— О Марни? Трудно сказать, — ответила Линдси, беря кофе. — В принципе, мне понятно, почему к ней такое разное отношение.
— Ну да. Она из тех личностей, которых либо любят, либо ненавидят. Правда, философия, которой она «сдабривает» свою продукцию, мне кажется примитивной. Лозунг «выглядеть лучше, чтобы чувствовать себя лучше» ещё более или менее понятен, но дальше её заносит в какие-то невразумительные дебри.
— Ну да, — согласилась Линдси. — Во всяком случае, погружаться в философию Марни Спеллман желания у меня нет.
— Почему?
— Просто любопытная болтовня. Ничего конкретного. — Она пожала плечами. — Занятная мистика.
Большего Линдси сказать ему не могла, даже если б хотела.
С журналистской карьерой Тедд давно покончил. И вместе с тем, по-видимому, утратил склонность задавать острые напористые наводящие вопросы.
— У меня есть один экземпляр её автобиографии. И кое-какие компакт-диски. Можете взять их с собой. Это такая смесь советов по самоусовершенствованию, научной фантастики и поваренной книги, поданные под соусом её биографии. Первое издание с её автографом — большая редкость. Видел, как один экземпляр на онлайн-аукционе продали за штуку с лишним. Я бы поместил её в категорию беллетристики, но это лишь моё мнение.
Линдси поблагодарила его за кофе и книгу и продолжала знакомиться с документами, фотографируя страницы, которые планировала потом прочитать.
Затем она бегло просмотрела материалы судебного разбирательства — расшифровки стенограмм, заявления, свидетельские показания, письма в поддержку Рида Салливана. Охватить все это было невозможно, особенно если учесть, что судебный процесс завершился оправдательным приговором. Очевидно, сама Марни или её приспешники развернули кампанию в её поддержку: обратились к её поклонникам, чтобы те присылали в суд хвалебные письма. В одной коробке содержалось более сотни таких посланий в защиту Марни, с негативными заявлениями в адрес Рида Салливана. На судебных заседаниях Марни не присутствовала, но — судя по письмам некоторых из её сторонников — источником гнева была не вера в виновность Рида.
Их возмущало, что имя Марни очернили, связав его с преступлением.
Линдси сфотографировала письма, включая те, что в своё время не были даже распечатаны.
Когда она собралась уходить, Тедд дал ей книгу «Неуёмное сердце».
— Наличие ДНК было весьма сомнительной уликой, — сказала Линдси, беря книгу. — Если Рид находился в лагере, как он мог оставить свою ДНК на теле жены? И даже если б сумел, как, черт побери, его ДНК могла сохраниться в воде?
Тедд не отвечал, глядя на Линдси. Оценивал её, решая, стоит ли сказать ей то, о чем он никогда не писал, но что всегда подозревал.
— Улику подбросили, — наконец произнес он. — Не иначе. Другого объяснения нет.
— Выходит, что так. Полагаю, поэтому его и освободили. А кто подбросил?
— Не знаю. Мне больше не платят за то, чтобы я строил предположения. Черт, да и тогда платили мизер. К тому же, двадцать лет прошло. — Лицо его немного порозовело. — В ту пору о ДНК было известно гораздо меньше, чем теперь.
Тедд был смущен, оправдывался.
Вот и хорошо. Ему должно быть стыдно. Своими статьями он настроил общественное мнение против невиновного. Что ж, теперь работает в этом музее. Довольно суровое наказание для человека, который мечтал купаться в лучах славы.
— Доступ в морг имели только полицейские и патологоанатомы, — в конце концов сообщил Тедд. — Их всех допросили, и судья признал эти улики приемлемыми. Бред.
— Почему вы не написали об этом? В ваших статьях ничего такого я не видела.
— Послушайте, — сказал он, — в этом деле нельзя выдавать источники информации. Иначе тебе суждено целыми днями пялиться на пустой экран компьютера.
Глава 27
Книга «Неуёмное сердце», что дал ей Тедд Макгроу, манила Линдси с пассажирского кресла её автомобиля. Она уже один раз пролистала её, на музейной парковке. От изумления у Линдси глаза на лоб лезли, аж зрачки заболели. Но, как ни странно, было нечто притягательное в этой смеси дешевого словоблудия и рекомендаций, сулящих исцеление, которое Марни обещала своим приверженцам. История Спеллман, представлявшая собой диковинное сочетание мистики и лекции о самоусовершенствовании, была написана в то время, когда ряды движения «нью-эйдж» пополняли новообращенные. Люди носили амулеты в виде пирамидок. Собирали целебные камни. Марни Спеллман, судя по всему, используя идеи религий «нового века», апеллировала к надеждам и чаяниям целого поколения женщин, недовольных своим существованием.
Фантастическое Линдси категорически отвергала. В ней это было просто не заложено. Она выросла в семье, где религию уважали, но без фанатизма, хотя сама она всегда жалела, что не способна верить столь же глубоко, как её родные. Ей это было не дано. Она не любила фильмы в жанре «фэнтези», отдавая предпочтение документалистике и, конечно, криминальным триллерам. Магглы, магия и сказочные существа не вписывались в её представления о системе мироздания.
Верить в это глупо. Нелепо. И, пожалуй, опасно.
В автокафе «Тако Белл» Линдси купила напиток «Доктор Пеппер» и буррито, затем нашла на парковке тенистое местечко и остановилась, чтобы перекусить.
И начала читать:
«Скептики постоянно меня спрашивают, почему я уверена, что мой метод врачевания души и тела лучше тех, что предлагает западная медицина. Я привожу в пример случаи, когда пациенты перестают чувствовать боль в результате процедур иглоукалывания. Объясняю: допустим, в данный момент вы испытываете жуткую боль. Позволите вы мне воткнуть иглу вам в глаз, если я пообещаю, что боль пройдет? Позволите, если боль нестерпимая. Несмотря на то, что игла, пронзающая глаз, не имеет ничего общего ни с одним лечебным средством — ни с западным, ни с восточным. Отчаяние заставляет людей хвататься за соломинку, дабы найти то, что уже есть в них самих.
Любовь — это единственный ответ.
Единственное лекарство.
Много лет назад, работая медсестрой, я своими глазами наблюдала, как малейшее улучшение во внешности человека воздействует на конечный результат. Одна женщина, за которой я ухаживала, отказывалась подниматься с постели. Она довольно давно лежала в больнице, но никак не хотела перейти ту грань, за которой её ждала бы свобода.
Да, больница в моем восприятии — это своего рода тюрьма. Более подробно об этом мы поговорим в следующей главе.
В то время я работала над созданием крема для лица на основе маточного молочка — к огромному неудовольствию старшей медсестры, которую эта моя деятельность постоянно раздражала. Я опробовала своё снадобье на пациентах, изъявлявших желание испытать на себе его чудесное воздействие, и результаты были изумительные, волшебные. Пациентку, что отказывалась встать с постели, звали Венди. В больнице она лечилась от целого букета болезней, но самой серьёзной из них была перфорация матки. Я рассказала ей про свой крем, объяснив, что, по моему мнению, красота привлекает возможности, вызывает восхищение. Даже любовь. Я сказала ей: то, как нас воспринимают окружающие, передает нам реальную энергию. Если ты знаешь, что внешне красива, тебя это вдохновляет. Ты способна смело смотреть на мир и на всё, что в нём есть. Более того, красота прибавляет тебе сил.
После моего объяснения она взяла мой крем, но пользоваться им не стала. Я попросила вернуть его, она отказалась. Я была абсолютно уверена, что она донесёт на меня, позвонит в полицию или даже в Администрацию по контролю за продуктами питания и лекарствами. А она расплакалась. Никогда не забуду то, что она сказала мне тогда.
— Сегодня о стекло окна в моей палате билась пчела. Летала вверх-вниз, а я за ней наблюдала. И, честное слово, мне показалось, она следит за мной.
Венди умолкла и взглянула на баночку, что я ей дала.
— Если в этом есть нечто такое, что вернет мне то, что я утратила…
— Есть.
Она отвинтила крышку, и я помогла ей нанести на лицо тонкий слой крема.
Если вы верующий и знаете, сколь велика сила Её любви, значит, вы догадываетесь, что было потом. Венди исцелилась. Это правда. Если вы не верите, то вряд ли когда-нибудь поверите. А правда заключается в следующем: содержимое этой баночки явилось для Венди началом нового пути. И для меня тоже стало отправной точкой».
Линдси дочитала главу до конца. Венди, женщина, что использовала тот крем, покинула больницу на следующий же день. Марни объясняла это так: женщина, потерявшая себя, возродилась благодаря не крему как таковому, а той истине, что была в нем заключена. Данный случай стал поворотным моментом в жизни Марни. С точки зрения Линдси, история эта очень уж походила на сказку. Не имела под собой реальной основы. А Линдси как следователь была научена ничего не принимать на веру.