Создавалось впечатление, что её дочь пытается слиться с прекрасной средой, как хамелеон. Пытается спрятаться среди гибискусов, чтобы из своего укрытия поймать муху, выстрелив в неё длинным липким языком.
Кейт просунула голову в большую просторную хозяйскую спальню. Огромная старинная кровать — Марии-Антуанетты? — с дорогим постельным бельем была не заправлена. Кейт провела рукой по развешенной в несколько рядов дизайнерской одежде в гардеробной. На многих нарядах еще висели ценники.
Она имеет всё и ничего из этого не ценит, думала Кейт. Как же я воспитала такое чудовище?
Кейт распахнула дверь в комнату, которую Марни занимала в детстве.
В первую минуту ей показалось, что здесь ничего не изменилось, как это бывает в комнатах погибших или пропавших детей, которые их матери стараются сохранить в неприкосновенности. Кейт замерла на месте, обводя взглядом спальню. И все-таки что-то было не так. Что-то изменилось. Это был улучшенный вариант комнаты, в которой Марни спала в детстве. На полке стояли красивые антикварные куклы, а не замызганные Энн и Энди, которые Марни всюду таскала с собой на ферме. Вместо обоев с рисунком из вьющихся розочек стену украшала роспись с изображением пчёл и бабочек. У окна в углу стояла кровать, на которой Марни спала в детстве и юности, — кровать на четырех столбиках с навершиями в форме ананасов, застеленная старинным покрывалом из синели лавандового цвета.
То самое окно.
Из всех окон в доме только это не заменили, не освежили краской и даже не мыли. Оно оставалось таким, каким было всегда, не считая одного дополнения — желтой бархатной веревочки, которой окно было отгорожено от остального пространства.
Кейт подошла ближе, читая выгравированную надпись на маленькой латунной пластинке, что крепилась под оконным переплетом.
ВПЕРВЫЕ ПЧЕЛЫ ВСТУПИЛИ В КОНТАКТ С МАРНИ СПЕЛЛМАН ЧЕРЕЗ ЭТО ОКНО. ТАК ЗАРОДИЛАСЬ ВЗАИМОСВЯЗЬ МЕЖДУ ЖЕНЩИНАМИ И ПРИРОДОЙ, КОТОРОЙ СУЖДЕНО ИЗМЕНИТЬ МИР.
Кейт увидела достаточно. Некогда она верила в сказку про пчелиный рой. Думала, что её дочь наделена великим даром. А это что? В этой комнате все кричало о непомерном самомнении. Ложное святилище, созданное в подкрепление её истории.
Любопытство Кейт сменилось горечью и ожесточением.
Значит, её тоже облапошили?
Она быстро вышла из детской спальни дочери и вернулась в гостиную. Пикассо манил её. Не колеблясь, она сняла картину со стены. В её автофургоне не было подушек под цвет картины, но Марни вряд ли заметит пропажу.
А когда заметит, все равно не приедет.
Трогая фургон с места, Кейт мельком глянула на картину, лежавшую на пассажирском сиденье. Она и сама не верила тому, что забрала её. Не понимала, зачем это сделала. Полотно Пикассо стоило миллионы.
Покидая ферму, она на мгновение еще раз увидела дочь. Та стояла у крыльца, провожая ее хмурым взглядом.
В голове у Кейт роилось множество мыслей, но лишь одна не давала ей покоя.
Марни не спросила, как зовут журналистку, которая сует нос в её прошлое.
Автофургон, проезжая по дороге к паромной пристани, миновал то место, где туристы обнаружили труп Калисты.
Марни не спросила имени журналистки, потому как уже знала, что это была Сара Бейкер.
Глава 30
20 сентября 2019 г., пятница
Алджер, штат Вашингтон
Линдси катила по автостраде I-5 на юг, направляясь к кемпингу близ Алджера — небольшому местечку чуть в стороне от шоссе в округе Скагит, неподалеку от озера Самиш, где стоял домик, принадлежавший её семье. Там жила и работала мать Марни, Кейт Спеллман. Она являлась сотрудником компании, владевшей сетью кемпингов, где останавливались путешественники на колесах — те, кто ошибочно полагал, что, купив за сто тысяч долларов жилой автофургон, они нашли удачный способ во время отдыха сэкономить на гостиницах и кафе. От многих Линдси слышала, что для женской половины туристических пар отпуск на колесах далек от идеального отдыха. Им приходилось стряпать на походных плитках и отмывать после еды столы, которые затем трансформировались в кровати. Мужчины же в основном просто сидели, пили пиво и жарили на костре маршмеллоу или сосиски.
Линдси затормозила на обочине у въезда в кемпинг, где стояла женщина, в которой она мгновенно узнала мать Марни. У Кейт Спеллман было такое же широкоскулое лицо с красивыми чертами, как и у её знаменитой дочери.
Она стала ждать, когда Кейт освободится. Та объясняла владельцам трейлера, как проехать к месту их стоянки.
— На втором повороте направо, ваша площадка в середине кольца. Выезд с противоположной стороны, так что проблем у вас быть не должно.
Новенький «Эйрстрим» напомнил Линдси контейнер для обедов, что отец обычно брал с собой на целлюлозно-бумажный комбинат, где он работал.
Она вышла из машины. Кейт повернулась и смерила её внимательным взглядом.
— На туристку вы не похожи.
— А я не туристка, — отвечала Линдси, подходя к Кейт. — Следователь из департамента полиции Ферндейла. Расследую убийство.
— Здесь никто не погибал. Были только буйные туристы из Марисвиля, по которым я плакать не стала бы. Но на то он и кемпинг.
— Я расследую гибель Сары Бейкер.
Кейт пробежала глазами список на планшете.
— Никаких Бейкеров здесь не было и нет, — заявила она, поднимая на Линдси глаза.
— Я приехала поговорить с вами.
— Со мной? Мне ничего не известно ни про какую гибель. Впервые слышу это имя.
Кейт приблизилась к ней на шаг. У нее были седые шелковистые волосы и глаза тусклого голубого цвета. Она старалась держать голову высоко, так меньше заметно, что спина у неё чуть сгорбленная. На Кейт были коричневые брюки, черные ботинки и хлопчатобумажная рубашка. На пришитом к карману бейджике — ее имя и должность: «Администратор кемпинга». В мягких складках морщинистой шеи сверкала золотая цепочка. И Линдси снова поразило её сходство с Марни: Кейт была точной копией — разве что более старой и огрубелой — своей знаменитой дочери.
— Смерть — убийство, — что я расследую, по обстоятельствам аналогично гибели женщины на Ламми, о которой вам, возможно, что-то известно, — объяснила Линдси. — Вас тогда допрашивала полиция.
В лице Кейт отразилось понимание.
— Калиста, — произнесла она. — Много лет назад. Хорошая была женщина. Ужасная смерть. Я думала, её убил муж. Но, очевидно, ошибалась. Его оправдали.
— Мы можем где-нибудь поговорить, мисс Спеллман?
— Кейт. Фамилию свою я стараюсь не упоминать. Здесь до сих пор шастает слишком много любопытных. И потом, я занята. Скоро прибудут три трейлера и четыре автофургона. Я должна проверить уборные.
Линдси окинула взглядом кемпинг. Большинство площадок пустовало.
— Но пока-то у вас постояльцев немного.
— Пока, да, — согласилась Кейт. — Но с началом учебного года здесь будет не приткнуться, вы уж поверьте. Причем, заметьте, народ будет приезжать без предварительного бронирования. Так уж тут бывает.
— Я пройдусь с вами. По дороге побеседуем.
— Как вам будет угодно.
Линдси последовала за Кейт, а та, по любым меркам, ходила очень быстро. Туристы махали ей, окликали её, приглашая выпить кофе или поиграть вечером в карты.
— На самом деле вас ведь интересует моя дочь, верно? — тихо спросила Кейт, глядя на гравийную дорогу.
— Да.
— Сделайте одолжение, детектив. Никому здесь не говорите, кто я или, точнее, кто она. Не хочу неприятностей. Я в этом кемпинге заправляю давно, и мне здесь нравится. Не хочу, чтобы меня выследил кто-нибудь из её разочарованных поклонников. Одно время я жила в Блейне, держала сувенирную лавку, торговала восковыми свечами, что изготавливала Марни. Однажды ко мне заявляется какая-то женщина, устраивает скандал. Кричит, что меня в тюрьму надо упрятать за то, что моя дочь сотворила с её матерью, и все в таком духе. Я не стала ругаться. И её не осуждала. Просто отказалась от фамилии, что досталась мне по мужу. Теперь всем представляюсь под своей девичьей фамилией. Страттон.
— Вам, должно быть, дается это нелегко.
— Нелегко — это когда по той или иной причине не имеешь возможности общаться со своими детьми. Вот это нелегко. Хотя, если честно, мне плевать, что она не общается со мной. Я тоскую по сыну. И всегда буду тосковать. Мне не удалось его уберечь. Это я виновата, я знаю.
— В чем же ваша вина?
— Зачем вам это знать? Вы же приехали не о Кейси разговаривать. Он умер. А вас интересуют Калиста и то, что произошло на острове.
— Вы сами о нем заговорили.
— По глупости. — Кейт отворила дверь в женскую уборную. Санузел был маленький — две душевые кабинки и два туалета. Линдси наблюдала за Кейт. Та скорчила гримасу отвращения и носком ботинка нажала на педаль, смывая один из унитазов.
— Свиньи, а не люди, — прокомментировала Линдси, выражая Кейт сочувствие.
— Порой иначе и не скажешь, — кивнула Кейт. — Погодите, вы еще мужской туалет не видели. Там в десять раз хуже.
Кейт расписалась на карточке, приклеенной скотчем к внутренней стороне двери, и рядом указала время.
Линдси заглянула через её плечо.
— Вы строго придерживаетесь графика.
— Вы о чём?
— Вы бываете здесь каждый час в одно и то же время в течение дня.
— Пунктуальность — большое дело. Как и выполнение обязательств. Без этого жизнь — не жизнь.
Линдси промолчала. Эта мысль была выражена в книге Марни «Неуёмное сердце». Они перешли в мужскую уборную. Кейт не преувеличивала: здесь было ещё грязнее. Помимо проблем санитарно-гигиенического характера, которые Кейт быстро устранила с помощью средств, что хранились под замком в шкафу, были еще и эстетические: стену над тремя писсуарами украшали похабные граффити.
Кейт, заметив, что Линдси смотрит на рисунки, покачала головой.
— Эти придурки все на «виагре» сидят, вот и возомнили себя сексуальными гигантами. Меня просто воротит от того, что эти увядающие мужичонки приезжают сюда посношаться.