Ревность, как выясняется, могучая движущая сила. Марни и без их помощи очень скоро потеряла бы ко мне интерес, тем более что моя звезда неуклонно закатывалась. Однако мои подруги по „Улью“, безусловно, поспособствовали ускорению этого процесса. Одно меня утешает: они недолго праздновали победу после моего ухода».
Глава 39
В домашней библиотеке Греты Свенсен имелась книга «Неуёмное сердце» с автографом Марни. Она уже много лет была свободна от «мира Марни», и вдруг внезапно, сама того не сознавая, снова оказалась в том месте и в то время, которые, она думала, навсегда канули в вечность. О том, что она тогда совершила, никто не мог бы узнать. А детектив Джекман? Достаточно ли глубоко она копает? Сумеет ли установить, какие тайны связывают всех членов «Улья»? Грета взяла книгу и пошла к письменному столу. Это был антикварный предмет мебели XVII века, который она смогла позволить себе благодаря соглашению, заключенному с Марни.
Пообещала молчать о том, чем они занимались на ферме Спеллман, в обмен на полмиллиона долларов.
Марни была недовольна, назвала её требование вымогательством, но Грета так не считала. На её взгляд, это была вполне разумная цена за молчание.
Справедливая цена.
Грета села за стол и принялась листать пожелтевшие страницы. Взгляд упал на один отрывок, и она стала читать про себя.
«На смертном одре отец сообщил, что мне отойдет ферма Спеллман наряду со значительной суммой денег. О Кейси он тоже позаботился: на его имя в доверительное управление был помещен солидный денежный капитал, и наличные ему полагались при условии, что он сумеет воздерживаться от алкоголя на протяжении определенного периода времени. Меня, разумеется, это устраивало. Я часто размышляла о брате, молилась в надежде, что он найдет путь к выздоровлению. А до тех пор я намеревалась жить „в режиме Марни“, как выражались мои первые работницы. Передо мной стояла высокая цель: моя косметика на основе пчелиных продуктов будет питать души миллионов людей.
Моя философия „от внешнего к внутреннему“ поначалу была встречена скептически. К этому я была готова. В голове снова и снова звучали слова отца, что он произнёс на смертном одре:
— Измени мир.
Это была труднейшая задача, которую многие сочли бы невыполнимой. Но не я. Тогда я поняла — и понимаю это сейчас, — что изменить мир можно при одном условии: если заставить людей — ожесточённых, озлобленных — отказаться от своих заблуждений, за которые они крепко цепляются. А держатся они только за то, что им знакомо, потому как они не имеют представления о подлинных возможностях.
Пришло время обратиться с посланием к миру.
И я обратилась.
— Придавая первейшее значение внешности человека, мы сводим на нет всё, что он готов предложить, — заметила первая журналистка, которую прислали взять у меня интервью. Я к тому времени вела свой бизнес уже восемь месяцев. Но даже за такое короткое время успела разозлить многих.
Звали журналистку Дарья. Она работала в „Сиэтл таймс“.
— Скажем так, — отвечала я. — Что вы чувствуете, когда хвалят ваш новый наряд?
Дарье на вид было лет тридцать пять. Милое лицо, шелковистые каштановые волосы, которые она собирала в „конский хвостик“.
— Мне приятно, — сказала она и снова ринулась в наступление. — Но это не значит, что внешность превыше всего, мисс Спеллман.
— Так вам приятно получать комплименты? Да или нет?
— Да. Разумеется. Это свойственно человеческой природе.
— Свойственно человеческой природе. Совершенно верно. Если вы довольны собой, вам делают комплименты чаще или реже?
— Чаще, пожалуй.
— Вот именно. И это важно. Чем лучше вы выглядите, тем больше вы довольны собой. А высокая самооценка производит преобразующий эффект. Чем более вы привлекательны, тем больше позитивных факторов притягиваете к себе.
— „Позитивных факторов“?
— Таких, как похвала. Приглашения принять участие в чем-то. Свидания. Более высокий доход. Более благополучная жизнь.
— Вы слишком большие надежды возлагаете на свои мыла и лосьоны.
— Я так не думаю, Дарья, — возразила я. — И мои покупатели тоже. Они искренне верят в их чудодейственную силу. И они правы. А верят они в меня и в мою продукцию потому, что она действительно помогает».
Грета закрыла книгу Марни. Заново перечитав всё это по прошествии многих лет, она теперь удивлялась, как могла купиться на её бред. Скомпрометировала себя, отреклась от родных, а потом ещё, сделав поворот на сто восемьдесят градусов, безжалостно потребовала денег — фактически, опустилась до откровенного вымогательства, если уж называть вещи свои именами. Поразительно то, думала она теперь, что Марни согласилась на её условия, но в ту пору Грета была уверена в своих расчётах.
И не ошиблась. Она не оставила Марни выбора.
Хотя сильно рисковала.
Она никогда не забудет холодный блеск в глазах Марни в тот день. Ее ледяной взгляд выморозил душу даже той молодой, более стойкой Греты. У неё и теперь от одного только воспоминания мороз по коже пробегал.
— Стоит одной из нас спалиться, — сказала Марни, когда Грета назвала ей счет в офшорном банке, — и мы все пойдем на дно.
Грета бросила книгу в камин и облила её жидкостью для розжига.
Пламя тотчас же принялось лизать суперобложку, постепенно пожирая лицо Марни.
Всё, чего она когда-либо желала — деньги, красивый дом, авторитет, который даровала ей должность старшего администратора больницы, — могло быть отнято у неё безвозвратно.
Грета была рада, что Сара Бейкер мертва.
Глава 40
Линдси ждала, когда «Ютуб» позволит ей пропустить рекламу. Десять секунд тянулись целую вечность. Наконец на экране появилось зернистое изображение записанной передачи.
Эту запись разместил в Интернете разгневанный муж какой-то женщины из Кливленда, который в одиночку неустанно вел кампанию против Марни, пытаясь её разоблачить. Впрочем, кампания — это громко сказано. У Гордона Карлтона насчитывалось не более трехсот подписчиков.
И все равно для Марни он был как бельмо на глазу.
Правда, что бы Карлтон ни предпринимал — писал письма, выкладывал посты, устраивал пресс-конференции, — его усилия ни к чему не приводили. Марни Спеллман была неуязвима как тефлон и столь же образцово смертоносна, говорил он.
Однако этот видеоролик был просмотрен тридцать тысяч раз.
Линдси отметила, что в студии торгового канала Марни выглядела одновременно эффектно и по-свойски. Волосы подняты наверх, лицо с каждой стороны обрамляет по одному мягко ниспадающему завитку, уши украшают цитриновые ромбики — серьги её любимого желтого цвета. Она была прекрасна и безмятежна. Яркий студийный свет не лишал её черты выразительности, чего не скажешь о лице ведущего. Бретт Фриман, худой как щепка мужчина с сильно выпирающим кадыком, хоть шарф на него вешай, казалось, был влюблён в Марни. Он утверждал, что Марни — его открытие и потому, кроме него, никакой другой тележурналист, будь то мужчина или женщина, не вправе вести передачу с её участием.
Правда, Марни открыла Конни, но об этом уже никто не вспоминал. Ее почему-то «перебросили» на передачи, которые шли в период июльского рождества[32] с полуночи до четырех часов утра.
К тому времени Марни и ещё одна предпринимательница, предлагавшая на продажу причудливые ювелирные украшения в виде ангелочков и сердечек, фактически самостоятельно блистали в отведённые каждой периоды времени. Ведущие вмешивались лишь тогда, когда возникали заминки в беседе или, что более важно, стопорились продажи. В случае Марни и фермы Спеллман подобных проблем ни с тем, ни с другим обычно не возникало.
Конец её успеху положила одна «неудачная оговорка», как после будет утверждать сама Марни, хотя она, разумеется, никого не хотела обидеть.
Бретт: Марни, ты выглядишь потрясающе.
Марни: Бретт, ты говоришь мне это каждый раз, когда мы встречаемся здесь. Кстати, я безумно рада, что сегодня опять участвую в твоей передаче.
Бретт: Я прекрасно помню твое первое появление в телеэфире.
Марни (смеясь): Только ради бога не рассказывай про тот нелепый пиджак, что был на мне! Господи, ты, должно быть, подумал, что перед тобой явилась деревенщина из Хутервиля[33]!
Бретт (потупив взор): Ну-у… тебе виднее. Расскажи, что ты приготовила для нас сегодня.
Марни: Сегодня, вне сомнения, мы будем творить историю. Сегодня мы представляем наш первый комплексный набор. Это значит, что вы приобретёте четыре вида продукции фермы Спеллман, которые кардинальным образом изменят ваш внешний вид и, как я не устаю повторять, ваше внутреннее «я».
Бретт: Внутреннее «я». Это то, что вы делаете, Марни. Помогаете людям стать совершеннее внешне и внутренне.
Марни: Да. Это мой бесплатный подарок. Я дарю людям возможность стать прекрасными во всех отношениях. Разве не этого желает каждый человек?
[Не дожидаясь реплики Бретта, Марни начинает представлять каждое средство, входящее в набор: очищающий гель, скраб, тоник и крем-эликсир].
Марни: Каждое средство — это исключительно натуральный продукт. На все сто процентов. Бурые водоросли взяты прямо из моря, что омывает остров Ламми в штате Вашингтон, где находится мой дом. Лесной орех — из Орегона. Пчелиная пыльца и мед, разумеется, с пасеки на моей ферме или закуплены у достойных надежных пасечников со всего северо-западного побережья.
Бретт: Да, северо-западное побережье — ключевой регион. Насколько я понимаю, многие из ваших поклонников переехали туда. Чем, по-вашему, этот район притягивает их?
Марни: