С этими словами Хизер встала, порывшись в кошельке, вытащила две купюры — десятку и двадцатку — и положила деньги на стол. Губы ее были плотно сжаты, и Марни заметила, как на её лице из-под макияжа проступает испарина — косметика того и гляди расплывётся.
— Не смей больше тревожить меня и угрожать мне, Марни. Я — член Палаты представителей, скоро стану сенатором. Не думай, будто я не смогу или постесняюсь раздавить тебя, как жука.
Марни осталась одна в кабинке. Посетители в баре галдели, рассказывая о том, как они живут, чего добились в жизни. Хвастались. За каждым столиком проводился своего рода конкурс. Кто лучше устроил свою судьбу? Чьи дети умнее? У кого из их компании грудь больше?
Она уткнулась взглядом в свою тарелку. Салат потерял свежесть, бокал опустел. Официант заметил, что она смотрит на грязную посуду, и кинулся к ней. Взмахом руки отсылая его прочь, Марни поймала своё отражение в серебряной ложке. Обычно саморефлексия была ей не свойственна, но сейчас она задалась вопросом, что Хизер увидела в ней такого особенного, чего сама она в себе не способна разглядеть. Если, конечно, она не лгала. В своей жизни Марни совершала ужасные ошибки, делала то, о чем теперь сожалела, но она знала: обратного пути нет. Жизнь нельзя остановить и заново запустить, как мотор. Жизнь идет по кругу, всегда движется, вращается, меняется. Хизер жестока и неумолима. Она строит свою собственную империю, свой собственный «Улей» на политическом поприще.
Марни не готова была смириться с тем, что её отвергли, проигнорировали.
Она искренне не понимала, почему женщины, с которыми она была наиболее близка, ушли от неё. Она же старалась, чтобы у них было всё самое лучшее. Они вместе боролись. Несли просвещение в массы. А теперь все они отвернулись от неё.
В Марни закипала злость.
Ей были известны их секреты.
И, если придется, эти секреты она предаст огласке.
Той ночью в своем номере отеля Ричард Джарред предавался плотским утехам с женой под дорогими сатиновыми простынями. Их близость не была овеяна страстью: так, секс ради секса, который обычно не доставляет истинного наслаждения. Охлаждение между ними наступило давно. Слишком давно. Ночь в Сиэтле выдалась безоблачная. Они лежали, глядя на огни города, и оба думали об одном.
О Марни Спеллман.
Ричард, несмотря на то, что он сказал жене, с давних пор был убежден, что её с Марни связывали интимные отношения. Правда, с того времени много воды утекло, и оттого он не любил жену меньше. Тем не менее, порой это не давало ему покоя. Он не раз задавался вопросом, не является ли их брак для неё просто средством к достижению цели. Испытывала ли она когда-нибудь жгучую страсть к нему? Удалось ли ей расстаться со своим прошлым? Его бесило, что тень Марни постоянно омрачала их жизнь. Он ненавидел себя за то, что думает, будто между ним и женой нет страсти из-за того, что она лесбиянка. Или бисексуалка. Возможно, она не испытывала к нему влечения из-за того, что с головой ушла в политику. С этим он еще мог жить, но не хотел мириться с мыслью, что она до сих пор сохнет по Марни Спеллман. Это было унизительно. И грозило потерей рассудка.
Он наблюдал, как Хизер копается в своем телефоне. Наверно, она изучала свое расписание или, быть может, проверяла, сколько «лайков» собрала её кампания на страничке «Фейсбука». Она глянула в сторону мужа и затем бережно поправила на нем одеяло, укрыв его до самых плеч.
И пока Ричард размышлял о Хизер, та думала о Марни.
Глава 55
Завершился второй день конференции по проблемам бездомных. У Хизер от бесконечных улыбок ныла челюсть и от многочисленных рукопожатий болела правая ладонь. А завтра утром ей опять предстояло бесконечно улыбаться и пожимать руки. И почему организаторы подобных мероприятий планируют программу на воскресный завтрак, когда всем участникам хочется одного — поскорее уползти домой?
Джарреды сидели в баре отеля, заняв столик в тускло освещенном углу.
— Хизер, ты слишком много пьешь.
— Ричард, ты несколько субъективен, как выражается наша дочь.
Не дожидаясь ответной реплики мужа, она сменила тему разговора.
— Я вот все думаю, — заявила Хизер.
Ричард жестом подозвал бармена.
— Это, в принципе, твоя работа, — заметил он и затем заказал содовую с лимоном, а не с лаймом.
— Нет, дай мне закончить, — продолжала Хизер, поднося ко рту бокал с виски. — Ну хорошо. Возможно, я обеспокоена. Озабочена.
Ричард оглядел бар. Оформлен со вкусом, но скучный. Никакого движения в этот вечерний час. Мужчины и женщины традиционной и нетрадиционной ориентации, познакомившиеся на сайтах «Match.com» и «Grindr», уже встретились здесь и ушли. Черт, да они вообще здесь одни. Он не будет пытаться остановить жену. Пусть напивается. Может, ей действительно необходимо полностью расслабиться, до потери пульса, чтоб потом проснуться с раскалывающейся головой, с ощущением, что между ушами строчит АК-47. Сам он более десяти лет вел трезвый образ жизни. Ради Хизер был готов на всё, но признавался себе, что не в восторге от отведенной ему роли постоянного личного водителя. Потому как роль эта неблагодарная.
— Моей ахиллесовой пятой всегда будет Марни, — сказала Хизер, поднимая глаза от бокала.
Неужели, подумал Ричард, а вслух произнес:
— Никто ничего не знает о Марни и о той поре твоей жизни. Это не то что теперь, когда каждая фраза, каждый жест фиксируются и рассылаются по Интернету. Господи, радуйся, что тогда мы жили не так, как сегодня, опасаясь каждой записи в сети, каждого прохожего с фотокамерой и неутолимой потребностью привлечь к себе внимание.
— То есть практически всех людей. — Хизер снова глотнула виски. Кубики льда подкатили к её губам и снова упали на дно хрустального бокала.
— Нет, правда, детка? Что именно тебя тревожит?
— Этого я не могу сказать даже тебе.
Ричард с минуту молчал, потом протянул к ней руку.
— Я — твой муж. Должно быть, это и впрямь страшная тайна, если ты боишься доверить её даже мне.
— Страшная, — не стала отрицать Хизер. — Но дело не в том, что я тебе не доверяю. Просто если скажу, тайна перестанет быть тайной. Все равно что я выдала бы её всему белому свету. Мне придется давать правдивые ответы о том, что случилось. Ты же знаешь, лгать я не умею. И никогда не лгу.
— Просто иногда не договариваешь. Ведь умолчание — это тоже ложь?
— В каком-то смысле, да. Пожалуй. Если это когда-нибудь и станет известно, то не от меня. Я потеряю всё.
— А мне ты расскажешь? — спросил Ричард.
— Моего молчания недостаточно? Произнести это вслух равносильно преданию огласке.
— Если твоя тайна настолько ужасна, возможно, тебе нужен адвокат.
— Сейчас у меня их два. Впрочем, это неважно. Речь не обязательно идет о правовых вопросах. Под сомнение будут поставлены мои человеческие качества, путь, который я избрала вопреки здравому смыслу.
— Ты была молода, — возразил Ричард. — Что бы тогда ни случилось, вряд ли это исключительно твоя вина.
Хизер знала, что муж безмерно её любит и простит ей всё, что бы она ни совершила. Но, даже зная это на клеточном уровне, она все равно не могла ему рассказать.
— Я люблю тебя, — промолвила Хизер.
— Знаю.
В тот вечер, когда они вернулись в номер, Хизер разделась и прошла в ванную. Долго стояла под душем. Её покачивало от выпитого спиртного. Чтобы не упасть, она расставила ноги и руками упёрлась в облицованную кафелем стену. Вода, почти нестерпимо горячая, текла по её спине. Она была благодарна судьбе за то, что у неё есть Ричард, что она пользуется поддержкой партии и по-прежнему может вершить великие дела. Делать мир лучше. Безопаснее. Создавать возможности для тех, кто лишен привилегий, которые есть у неё.
Пар клубился, оседал на запотевающем стекле, воздвигая вокруг неё завесу уединения. По прошествии стольких лет она по-прежнему сожалела, что подчинилась воле группы и её лидера, хотя знала, что могла сделать другой выбор.
Выбор, который спас бы жизнь.
Хизер вытерлась полотенцем и, надев ночную сорочку, поймала свое отражение в зеркале. Её великолепная кожа, ясные синие глаза, властная манера держаться, от которой, однако, не исходило угрозы, вызывали всеобщее восхищение. Говорили, что ей бы участвовать в конкурсе «мисс Америка», а не баллотироваться в Конгресс США. Ей скоро шестьдесят, и она тщательно следит за собой, чтобы выглядеть так блестяще, как она выглядела. Удивительно, как много до сих пор значила её внешность. По мнению её помощников и советников, она была самой стильной и эффектной женщиной на любом мероприятии.
А Хизер в то мимолетное мгновение видела в воображении только уродство того, что творилось в амбаре фермы Спеллман.
Остров Ламми она покинула, когда роль любимицы Марни закрепила за собой Дина Марлоу. До того времени Хизер считала себя заместителем Марни, но никак не второй скрипкой. Дина узурпировала её положение безо всяких усилий со своей стороны. Хизер по глупости сразу этого не поняла. Марни была сродни вампиру — высасывала жизненные соки из своих самых сильных поборников. Использовала их, баловала, оскорбляла и любила. Нельзя было предвидеть, что она выкинет в следующий момент. Те из её сторонников, которые оставались с ней дольше других, не только искренне верили в её миссию, им постоянно требовалось возбуждение. Марни для них была своего рода наркотиком, без которого они не могли нормально функционировать.
Правда, большинство из них позже придут к выводу, что это была игра в одни ворота.
Ричард сразу уснул, но Хизер, хоть была уже полночь, уснуть не могла. Она оделась и, взяв под мышку ноутбук, вернулась в бар. Встреча с Марни воскресила в памяти то самое ужасное, что она когда-либо совершала. На это Марни и рассчитывала. Хотела напомнить Хизер, что она имеет над ней власть и та должна заплатить ей за молчание.
— Денег хочешь? — спросила Хизер.