— Вполне. Завтра. Не больше пятнадцати минут.
Сара Бейкер пришла на встречу в чёрном блейзере и тёмных джинсах. Свои длинные тёмные волосы она подняла вверх и закрепила массивной деревянной заколкой. Шею её обвивала цепочка с подвеской, представлявшей собой аметист в форме сердечка.
Хизер, приветствуя журналистку в своём штабе, расположенном в центре города, не преминула вслух отметить изящество украшения.
— Мой камень по гороскопу, — объяснила Сара. — Тётя подарила, когда я поступила в университет. — Она протянула подвеску Хизер, чтобы та рассмотрела её лучше.
— Чудесная вещица, — выразила восхищение Хизер, прекрасно сознавая, что умышленное затягивание начала интервью, на которое выделено ровно пятнадцать минут, — это верный способ не наговорить лишнего. Она предложила журналистке сок, кофе или воду, продолжая занимать её светской болтовней.
Чтобы протянуть время.
— Я работаю над одной статьёй, — сказала Сара.
— Прекрасно. Что бы вы хотели узнать? Моя позиция по проблеме изменения климата бесит моего соперника от республиканцев.
— Знаю. — Сара опустилась на стул напротив Хизер, сидевшей за письменным столом из красного дерева, на котором царил идеальный порядок. — Его почти всё бесит.
— Пожалуй, — рассмеялась Хизер.
— Я хотела бы расспросить вас о том периоде вашей жизни, когда вы жили в округе Уотком.
— Это было очень давно, Сара. Что бы вы хотели узнать? — повторила свой вопрос Хизер.
Она посмотрела на часы, стоявшие на столе. Прошло семь минут.
— В частности, меня интересует период вашей работы на ферме Спеллман.
Хизер всегда знала, что когда-нибудь это всплывёт. Они со Стефани даже наметили план, как вести себя в подобной ситуации. По ролям разыграли возможный диалог. Она понимала: если станет отрицать, сама загонит себя в угол. Лучший выход: не отрицать, а придавать вопросам другую направленность.
Она дала заготовленный ответ:
— О, я там бывала наездами. Моим основным местом работы была больница, где я в качестве медсестры оказывала медицинскую помощь, что имеет более непосредственное отношение к тому, чем я занимаюсь сейчас. Область здравоохранения всегда привлекала меня больше.
Сару, однако, не так-то просто было сбить с толку.
— Ферма Спеллман тоже связана с медициной, разве нет? Империя Марни Спеллман строилась на принципе оказания помощи женщинам, чтобы их жизнь стала более полноценной и счастливой.
— Сара, это была косметическая компания, — возразила Хизер чуть более холодным тоном. — Она не ставила перед собой цель улучшать здоровье людей. Мне мало что известно про «учение» Марни Спеллман.
— Вы с ней были близки.
— Это преувеличение. Я была знакома с ней, не отрицаю. Но знала её не очень хорошо.
— В самом деле? — удивилась Сара. — Должно быть, меня ввели в заблуждение.
— Бывает.
— Не понимаю, зачем мисс Спеллман стала бы мне лгать? — сказала Сара.
Судя по часам на столе, до конца интервью оставалось ещё две минуты.
Карьеру любого человека, Хизер знала, можно было уничтожить за десять секунд.
— Я тоже.
— Вы до сих пор поддерживаете связь? Общаетесь, если встретитесь случайно, как на конференции по проблемам бездомных?
— Да, мы там перекинулись парой слов.
Осталась минута.
— Вы говорили о Калисте Салливан?
— Вовсе нет, — Хизер изобразила притворное недоумение.
Десять секунд.
В кабинет стремительно вошла Стефани.
Слава богу.
— Миссис Джарред, следующий посетитель уже здесь.
Хизер резко поднялась из-за стола и протянула руку журналистке.
— Сара, мне очень жаль, что я не могу уделить вам больше времени.
Девушка плотно сжала губы. Взгляд её вспыхнул, выражая гнев и досаду.
— Мне тоже, — сказала она. — Я буду стучаться во все двери. Как и вы, я решительно иду к своей цели.
Стефани выпроводила журналистку за дверь, и Хизер рухнула в кресло. Марни была как невидимый пар, всегда рядом. Её замечаешь только тогда, когда предпринимать что-либо поздно. Молодой журналистке Хизер не лгала — во всяком случае, по существу, — хотя желание такое имела. Она сделала глубокий вдох, так что едва не закашлялась. Протяжно выдохнула. Не исключено, что на самом деле ничего компрометирующего Сара о ней не знала — просто выуживала информацию. До выборов оставалось несколько недель. Неужели Марни настолько глупа, что поручила какой-то девчонке её попугать?
Хизер взяла себя в руки. Она надеялась, что буря пройдет стороной и не разрушит то, что, по её мнению, по праву принадлежало ей.
Надежда, как слишком хорошо знала она, это роскошь, которую могли себе позволить только избиратели и глупцы.
Стефани Хейт в избирательном штабе Хизер Джарред в Сиэтле прозвали «адмирал». Стефани руководила кампанией, будто управляла военным кораблем. Возможно, это качество у неё выработалось потому, что она выросла близ военно-морской верфи Пьюджет-Саунд.
Лавируя между волонтёрами, принимавшими поздние вечерние звонки, она направлялась в свой кабинет — маленькую комнатушку без окон. Засигналил её телефон. Глянув на дисплей, она прибавила шаг и ответила, лишь когда закрыла за собой дверь.
Звонил её муж.
— Зачем ты звонишь, Альберт? Не понял, что я сказала?
— Послушай, ты мне не безразлична.
— Ты опять за своё? Это была ошибка. Ну вот что ты всё названиваешь? Только накручиваешь и себя, и меня.
— Я мог бы слить это в прессу.
— Не посмеешь.
— Почему это?
— Потому что проку тебе от этого никакого.
— Чтобы отомстить.
— За что? Это ведь ты меня бросил. Или забыл?
— Тебе так хочется думать, Стефани. Но ты ошибаешься. Я ушёл, потому что утром ты сама собиралась меня бросить. Я увидел это в твоем списке намеченных дел.
— Глупости.
— Вот увидишь, я расскажу.
— Зачем?
— Из-за денег.
— Сейчас нельзя. Предвыборная кампания идет полным ходом. Тебе придётся подождать до окончания выборов.
— Не уверен. А если твоя девочка проиграет?
— Не проиграет. Ей сам Бог велел быть в Сенате. Она нужна Америке.
— Боже, как пафосно! У тебя язык не позеленел от таких напыщенных слов, а, Стефани?
Стефани задумалась. Что можно сказать или сделать, чтобы донести до него свою мысль? Ничего. Во всяком случае, сказать ей нечего. Словами Альберта Хейта не пронять. Он воспринимал их как препятствия, которые нужно обходить. Или же они отскакивали от его головы и рикошетили в её нутро. Били по самому больному месту.
— Не надо, — наконец попросила она. — Ты всё разрушишь.
— Я тебя люблю.
Было время, Альберт Хейт любил Стефани. Однако его жена всё глубже погружалась во вселенную Хизер Джарред, и ему стало ясно: мало надежды на то, что она ответит ему взаимностью из своей галактики.
Там слишком холодно, всё живое умирает.
Он вышел в теплую ночь и сел на улице. Телефон в руке молчал. Небо усеивали звезды, тускло мерцая — большая редкость в Сиэтле. Стефани удалялась из его жизни, как улетающий спутник. Он мог бы назвать основные моменты, когда она всё больше отдалялась от него, но не представлял, что отчуждение будет таким стремительным. Просто понимал, что разрыв неминуем и нужно что-то с этим делать.
Одной такой важной вехой стало обнаружение фотографии.
Однажды Стефани поздно вернулась домой и бросила на столик у входной двери свою черную сумочку от Кейт Спейд. Она была выжата как лимон, выглядела ужасно.
— Бокал вина? — предложил он.
Она прошаркала мимо него, рухнула на диван и пробормотала:
— Спасибо, милый.
Пока она не связалась с Хизер, они жили душа в душу. Он для неё был «любимый» и «милый». А теперь? Помощник помощника, пустое место, муж пресс-секретаря будущего сенатора США от штата Вашингтон. Разберись с этим, велел он себе. Насладись победой. Другие мужья наверняка так и сделали. Иначе и быть не может. Потом у него возник вопрос: много ли женщин на ключевых постах в аппарате сенаторов имеют мужей? Если судить по предвыборной кампании, эта работа поглощала человека целиком. А первый помощник сенатора — это такая должность, по сравнению с которой работа главного помощника депутата Палаты представителей Конгресса — все равно что работа вице-президента Ассоциации родителей и учителей. Черт, а у женщин-сенаторов вообще есть мужья? Наверняка. Хотя он не мог представить супругов Элизабет[34], Эми[35] или Кирстен[36]. Их оттеснили на задворки? Пусть себе играют в гольф? Или торчат на конюшнях где-нибудь на ранчо в Виргинии?
— Малыш, принеси, пожалуйста, мою сумочку? — попросила Стефани, когда он подал ей полный бокал с почти черным «Ширазом».
Альберт вернулся в холл, взял сумку за одну ручку, она открылась, и её содержимое вывалилось на пол.
Проклятье!
Альберт принялся быстро подбирать выпавшие вещи. Среди косметики, ключей и визиток он увидел конверт. Позже, размышляя об этом, он не мог даже себе самому вразумительно объяснить, почему он сделал то, что сделал. Наверно, из праздного любопытства. Подозрения закрались гораздо, гораздо позже.
Он открыл конверт на имя Хизер. Обратный адрес принадлежал некоей Саре Бейкер, о которой он никогда не слышал. В конверте лежала черно-белая фотография, относительно четкая.
Снимок был сделан ночью. На нём две женщины загружали какой-то тяжелый громоздкий предмет в кузов пикапа с надписью «Ферма Спеллман» на бортике. Странно. Альберт надел очки, чтобы лучше рассмотреть фото. В одной из женщин он узнал Хизер Джарред. Вторая была ему незнакома.
Тяжелым громоздким предметом оказалось тело. Тело женщины. Судя по свисающей тонкой руке.
Альберт вернулся в комнату и, протянув жене снимок, спросил: