— Это что?
Лицо Стефани приняло выражение, с каким она обычно выходила к журналистам. Выражение, свойственное одновременно игрокам в покер и людям с проблемами слуха.
— Не знаю, Альберт, — ответила она.
— Это же Хизер. Что она делает?
Стефани убрала фотографию в конверт, конверт сунула в сумку.
— Фотошоп, состряпанный каким-нибудь ненавистником, — сказала она. — Мы постоянно получаем подобные фальшивки.
Лгунья.
Позже, той же ночью, Альберт услышал, как его жена разговаривает в ванной. Странно, подумал он. Полоска света из-под закрытой двери не пробивалась.
Стефани в темноте беседовала с кем-то по телефону.
Из того, что она говорила, ему удавалось разобрать только своё имя, которое она повторила не один раз, причем презрительно-досадливым тоном.
На следующее утро, пока его жена принимала душ. Альберт вытащил фото из её сумки, принес на кухню, где освещение было более яркое, и сфотографировал его на свой телефон.
И опять, как и тогда, когда он первый раз залез в конверт, Альберт толком не знал, зачем он сделал копию. Но четко понимал, что им двигало не простое любопытство. Что-то другое. Желание иметь страховку? Козырную карту, чтобы разыграть её в войне с женой, в которую вскоре обещал перерасти их брак?
Глава 57
В среду вечером, на следующий день после интервью с Сарой Бейкер, Хизер просматривала свой календарь на четверг, и ей нравилось то, что она видела.
Стефани расписывала по минутам каждый её день, за исключением четвергов и воскресений. Четверги она посвящала личным делам — ими было проще заниматься в будний день, поскольку в дневные часы дороги были куда свободнее, — хотя нередко вечерами ей приходилось выполнять обязательства, связанные с её деятельностью как политика. Вечерние мероприятия, что она посещала в середине недели, почти всегда проводились в её округе. Собираясь почтить их своим присутствием, Хизер одевалась попроще. Выбирала такой наряд, чтобы люди, кто бы они ни были, сразу чувствовали: она одна из них. Братство «лосей», Ротарианский клуб, какая-нибудь благотворительная организация по проблемам кожи. Обычно её просили сказать несколько слов, но она в своей речи делала акцент не на предвыборную кампанию и не призывала голосовать за неё. Она говорила только о них, своих потенциальных избирателях, и о том, что всегда готова оказать им поддержку.
Для меня нет ничего важнее, чем [дополнить сообразно случаю, в зависимости от аудитории]. Я безумно рада, что вместе с вами [дополнить сообразно случаю, в зависимости от аудитории].
Хизер понимала, что она превратилась в циника. Надеялась, что после того, как её изберут в Сенат, она сумеет возродиться, стать такой, какой когда-то была — не игроком на политическом поле, ведущим борьбу за голоса избирателей, а женщиной, для которой смысл жизни состоит в том, чтобы помогать людям. Именно стремление помогать окружающим определило выбор её профессии, когда она решила выучиться на медсестру, и затем привело на ферму Спеллман.
Этот четверг оказался ничем не занят. Абсолютно ничем. Невероятно, но факт. Хизер сказала Стефани, что намерена свободное время посвятить тому, чтобы переосмыслить свою позицию по проблеме бездомных в Сиэтле, где этот вопрос стоял остро. Её вдохновила конференция, в которой она участвовала на предыдущей неделе.
— Стеф, нужно что-то предпринять, — заявила она. — Я не уверена, что мы зрим в корень проблемы.
— Говоришь, как республиканка, — заметила Стефани.
— Нет, — с жаром возразила Хизер. — Вовсе нет. Я просто хочу добиться того, чтобы именно моя позиция легла в основу урегулирования проблемы, изменила ситуацию в лучшую сторону, а не способствовала умножению количества бомжей на улицах Сиэтла.
— Отлично сказано, — похвалила Стефани. — Возьми эту фразу на вооружение.
Хизер записала её.
— Телефон я отключу, поэтому не жди, что я тебе отвечу. При необходимости отправлю SMS-сообщение. Это ясно?
Поутру дорога до округа Уотком занимала два часа; обратная — с учетом того, что она будет возвращаться днем, — вероятно, три. Это значит, что у Хизер останется в лучшем случае пара часов на то, чтобы осуществить намеченное. В Конгрессе она имела репутацию депутата, который, не тратя попусту время, сразу вгрызается в суть проблемы.
Муж крепко спал, когда она, встав в половине пятого утра, тронулась в путь. Бензобак был полный, и Хизер планировала сделать лишь одну остановку, чтобы купить то, что она считала необходимостью.
В «Старбаксе», стоявшем близ шоссе I-5, она заказала большой стакан черного кофе.
Под классическую музыку подзарядившись кофеином, который теперь гудел в её напряженном теле, она была готова приняться за дела.
Для любых звонков, что ей предстояло сделать, она собиралась использовать так называемый «горящий» телефон, «одноразовый», с «левой» SIM-картой. Такие телефоны использовали многие участники современных предвыборных кампаний. Никаких следов. Никаких электронных отметок. Никаких данных с вышек сотовой связи, доказывающих, что тот или иной человек точно находился в определённом месте в неудачное время. Использование одноразовых телефонов — наиболее тщательно скрываемый секрет политики. К тому же, он прекрасно умещался в её клатче.
Сидя за рулем, Хизер обдумывала своё положение. Какие могут всплыть доказательства, изобличающие её? К северу от Мэрисвилла скорость движения повысилась. Слушая музыку, Хизер прокручивала в голове те давние события.
Преступления она не совершала. Как такового. Калиста умерла при родах. Ужасная трагедия, но в этом никто не виноват. Хизер согласилась, что надо оттащить труп подальше: в условиях возникшего хаоса это было целесообразно. После она сожалела об этом, но объясняла всё страхом и волнением — эмоциями, которые, она знала, являются обратной стороной большинства добрых намерений.
Другое дело, что она промолчала, когда за смерть Калисты судили Рида Салливана, и этому было одно объяснение — трусость. Снежок, спровоцировавший сход огромной лавины, которую она не знала, как остановить. Из-под ногтей Калисты извлекли образец ДНК Рида, и Хизер убедила себя, что он и впрямь убийца. Каким-то образом проник в амбар, убил жену и так же незаметно исчез, будто призрак. Она не решилась ни у кого спросить, возможно ли обнаружить ДНК на трупе, долго пролежавшем в солёной воде. Задать такой вопрос, — значит, привлечь внимание к тому, что Марни (как всегда, опережая свое время) позиционировала как «альтернативную правду». Адвокатам Рида пришлось немало потрудиться, чтобы оспорить эту улику и добиться его освобождения. Но её заслуги в том не было.
Теперь, спустя годы, с ростом числа своих сторонников Хизер знала, что находится на пути к победе. Она собиралась вершить великие дела, отстаивая интересы людей, чьи лица она видела в каждой толпе, — лица мужчин и женщин, которые, как и она сама, были выходцами из простого народа и нуждались в поддержке, чтобы получить то, на что имели полное право.
Если общественности станет известно что-нибудь о той поре её безрассудной молодости, она лишит надежды своих избирателей.
В районе города Маунт-Вернон начал моросить дождь. Далее автострада потянулась мимо вспаханных под пар тюльпановых полей, пересекая сонную реку Скагит. Хизер включила дворники в прерывистом режиме. Каждый раз, когда резиновые щетки скребли по ветровому стеклу её «мерседеса», ей слышалось: «Будь осторожна. Будь осторожна. Будь осторожна».
И магическое мышление тут было вовсе ни при чем. Она действительно слышала эти слова. Это было предупреждение.
Хизер внезапно перестроилась в другой ряд и съехала на Чаканут-драйв, выбрав более спокойную, но потрясающе живописную дорогу, которая вела к дому Греты.
Будучи женщиной, которая ненавидит сюрпризы, о чем она всегда напоминала своей помощнице, Хизер Джарред теперь сама собиралась устроить сюрприз.
Неожиданный визит. И, скорей всего, крайне нежеланный.
Глава 58
В листве деревьев вокруг стеклянного куба Греты плясали солнечные блики. Хизер не бывала здесь прежде, но слышала, что дом стоит недалеко от бухты Тедди-Бэр. Однажды Грета, Триш и Хизер, решив продемонстрировать свободу нравов, отправились на нудистский пляж в укромной бухте. Это было излюбленное местечко, как они почти сразу определили, совсем юных студентов, ну и, разумеется, старых развратников, которые собирались там в солнечные дни.
Грета оставалась с Марни дольше остальных членов «Улья». Возможно, этим объяснялось её желание поселиться неподалеку от острова Ламми. После исчезновения Калисты первой покинула ферму Триш, затем — Хизер. По какой-то причине — из верности Марни или из ложного чувства, что она является частью чего-то значимого — Грета задержалась ещё на несколько лет. Хизер её мотивы были неясны, но, впрочем, Грета всегда была для неё загадкой. С Гретой она никогда не была близка так, как с Триш и Калистой. Умная женщина, Грета во всем руководствовалась разумом, а не чувствами. Некоторые воспринимали её прагматизм как фасад, за которым она прятала свою сущность. И они не ошибались. Грета умело распознавала желания и потребности других.
В этом смысле, всегда думала Хизер, она была совсем как Марни.
Хизер отвернулась от залива и посмотрела на дом. Такой дворец не купишь на зарплату больничного администратора, а именно эту должность занимала Грета после того, как оставила сестринское дело и «Улей». Вне сомнения, чтобы рассеять подозрения на эту тему — как-никак больница, в которой она работала, была государственным учреждением, — автору статьи о её доме, напечатанной в воскресном журнале «Сиэтл таймс», Грета объяснила, что тётя ей завещала богатое наследство, и она, отдавая дань памяти своей благодетельницы, вложила деньги в строительство своего жилища («Тетя Дора собрала чудесную коллекцию стеклянных статуэток; я знаю, что мой дом ей бы понравился»). С Триш и Диной Хизер это не обсуждала, но догадывалась, что они разделяют её подозрения относительно свалившегося с неба наследства, на которое Грета отгрохала себе столь дорогостоящий дом. Более разумно было бы предположить, что деньги ей принесло сотрудничество с Марни.