Так Алан заставил мертвую Калисту лгать.
Не он один. Все они.
Днём Рид Салливан приходил в больницу, чтобы опознать труп жены. Хизер ждала его в вестибюле. Именно она сообщила следователю, который занимался делом Калисты, что Рид является ближайшим родственником её подруги.
Рида Хизер заметила сразу. Из всех, кого она когда-либо видела, только он выглядел столь подтянутым и загорелым и в то же время печальным.
— Рид? — окликнула она.
Он глянул в её сторону, неуверенно кивнул.
— Меня зовут Хизер. Я работала с вашей женой на ферме Спеллман. Она рассказывала о вас и ваших сыновьях. Я очень вам сочувствую.
Хизер прильнула к нему, заплакала.
Обнимая его долговязую фигуру, она выдернула пару волосков у него из затылка. Выдернула быстро, издав пронизанный болью вскрик. Вряд ли он заметил.
Он не заметил, но бережно отстранил её от себя.
— Мне так жаль. Так жаль, что она сбежала, — причитала Хизер. — Что всё это случилось.
— Она и прежде сбегала.
— Последний раз, — сказала ему Хизер, волей-неволей вынужденная коснуться темы фермы Спеллман, — она сбежала не просто так. Её что-то влекло. Она бежала не прочь от чего-то. Она бежала к чему-то.
— Вы и все ваши остальные пчеловоды можете думать что хотите. Калиста уже какое-то время была неуравновешенна.
— Неуравновешенна подразумевает, что она просто не соответствовала общепринятым нормам. По её словам, вы человек властный, но добрый. А сейчас я начинаю в этом сомневаться.
— Что заставило вас искать встречи со мной? — осведомился Рид.
— Я сделала это ради Калисты. Потому что любила её. Мы все её любили.
Зажимая волосы в ладони, Хизер поспешила в уборную, где с предельной аккуратностью поместила свою добычу в бумажный конверт, который она запечатала и убрала в сумочку. Два волоса. Более легкого груза вообразить невозможно, но она согнулась под его гнетом. Будто держала слитки свинца. Цементные башмаки. Тяжесть, от которой ломается спина.
Позже, как и обещала, она оставила конверт в уголке на медсестринском посту Триш Эпплтон.
В ту дождливую ночь это была первая остановка Алана на пути в морг, куда он шёл, чтобы сфабриковать обвинение против человека, которого вообще не было в районе места преступления.
27 сентября 2019 г., пятница
Дина много лет лгала самой себе. Её вранье никогда не было направлено на то, чтобы навредить кому-то — только угодить. Марни она вознесла на недоступный пьедестал, считала, что та превосходит её во всём — умом, красотой, силой веры. Всю жизнь вращаясь в среде актеров, Дина умела распознавать неискренность, и ей казалось, что в её наставнице нет ни единой фальшивой ноты. Когда Марни говорила о пчелином рое и послании, сообщённом природой, Дина ловила каждое её слово.
Когда были установлены некоторые обстоятельства гибели Калисты и речь пошла о сокрытии улик, она наконец-то обрела голос:
— Про пчелиный рой ты выдумала, так ведь, Марни?
Та накрыла её ладонь своей рукой.
Дина отдернула руку.
— Нет. Я больше не верю в тебя. Я всю свою жизнь положила на твою дребедень. Совершила то, что уже нельзя изменить.
Пэтти, клацая цепями, подалась вперед за столом.
— Дина, ты о чем? В тот вечер ты ничего такого не совершала. Делала вид, что ничего не замечаешь.
Дина долго не отвечала. Все смотрели на неё, а она сидела, уткнувшись взглядом в стол.
Как актриса, Дина была мастер выдерживать многозначительную паузу.
— Это была я, — наконец произнесла она. — Аннетт видела. Она всё видела.
Линдси упивалась каждой минутой этой очной ставки.
— Продолжайте, Дина, — попросила она. — Рассказывайте.
— Это нелегко. Безобразная история. Вы отвернётесь от меня.
Марни повела глазами и посмотрела на Линдси.
— Видите, с чем мне приходится мириться? Большинство людей такие, как она. Жаждут любви.
— Да, Марни, это так. Не стану отрицать. И ещё, к твоему сведению, сейчас говорю я сама, и я расскажу всё. Марни что-то вкалывала Калисте, и в тот день, когда у неё начались схватки, она всё еще была немного не в себе, как в дурмане.
5 марта 2000 г., воскресенье
Остров Ламми, штат Вашингтон
Калиста на протяжении многих недель жаловалась Дине на инъекции, которые ей вкалывала Марни — соляной раствор в смеси с капелькой маточного молочка из улья № 6. Несмотря на увещевания Марни, каждый укол причинял нестерпимую боль. И вызывал странное состояние. Головокружение. Слабость. Последний укол Марни сделала ей уже прямо во время родов.
После рождения малыша Дина пришла в амбар навестить Калисту. У той вид был очень нездоровый. Она с трудом поднимала отяжелевшие веки.
— Дина, они забрали его. Моего ребёнка.
— Кто забрал?
— Триш… и остальные.
— Что ты такое говоришь?
— Марни разозлилась, что родился мальчик. Она была уверена, что я вынашиваю девочку. Набросилась на меня с обвинениями. Что я не сумела произвести на свет девочку, будущую матку. Она сумасшедшая. Неужели и впрямь думала, что, родись у меня дочь, я отдала бы ей своего ребёнка? Ни за что. Она помешалась на своем маточном молочке и стволовых клетках. — Калиста схватила Дину за руку. — Ты должна помочь мне. Принеси моего ребёнка, прямо сейчас. Принеси, иначе я всем расскажу всё, что мне известно. Это безумие, Дина. Помоги.
Дина позвала Марни и Хизер.
— Я расскажу, — повторяла Калиста слабеющим голосом, бледнея, пока кожа её не обрела оттенок мертвенной белизны.
— Что ты расскажешь? — спросила Дина.
— Расскажу полиции, чем мы тут занимаемся, — прохрипела Калиста. — Про ваши опыты с маточным молочком и стволовыми клетками. Как ты и Марни поступили с её подругой детства, которая нелестно отзывалась о ней в Интернете. С СиСи и её семьей, что жили по другую сторону гор.
— Не посмеешь.
В эту минуту вернулась Марни в забрызганных кровью белых брюках.
— Ты забрала моего ребёнка, — выдавила из себя Калиста. Слова застревали в её пересохшем горле. — Верни мне его. Дина, скажи ей.
Марни и Дина переглянулись.
— Она грозится всё рассказать, — сообщила Дина. — Всё как есть.
— Черта с два, — процедила сквозь зубы Марни. — Действуй.
Дине пояснения не требовались. Она даже глазом не моргнула. С тележки, что стояла у кровати, взяла подушку и прижала её к лицу Калисты. Та сопротивлялась, и Марни пришла на помощь Дине. Калиста извивалась. Из неё хлестала кровь, стекавшая на пол. Через минуту она затихла. Дина схватила её за плечи и встряхнула изо всех сил. С её губ сорвалось лишь бульканье.
Дина бегом кинулась в дом и заперлась в гостевой спальне на верхнем этаже.
На том всё и кончилось. История жизни Калисты завершилась.
Но ребёнок остался.
27 сентября 2019 г. пятница
У Линдси от ужаса заходилось сердце, но она, скрывая свои эмоции, продолжала вести допрос. Пожалуй, скоро придётся записывать на листочке показания, так как женщины по обе стороны стола стали обвинять друг друга и отрицать обвинения.
— Пэтти, что произошло с Сарой и Аннетт? — спросила Линдси.
Та словно одеревенела. Лишь едва заметно водила глазами, глядя на остальных членов «Улья», наблюдавших за ней.
— Сару убил Алан, как тебе известно.
— Да. А Аннетт тоже он убил?
Пэтти долго-долго не отвечала. Потом:
— Да, боюсь что так.
Глава 82
Март 2000 г.
Беллингем, штат Вашингтон
Покинув ферму Спеллман, Аннетт Рипкен «замкнулась в себе». О дочерях, родной Калифорнии, где прошло её детство, и своей прежней жизни, что она вела до переезда на северо-западное побережье Тихого океана, Аннетт старалась не думать. Она купила небольшой домик к северу от Беллингема и попыталась наладить свою жизнь, новую жизнь. Стены дома перекрасила в кремово-желтый цвет с бирюзовой окантовкой, причем всем говорила, что пожалела о своем выборе такой цветовой гаммы с первым же мазком кисти. Но ни покраска, ни ремонт дома не способствовали восстановлению душевного равновесия. Она испытывала невыразимое унижение и страх. В основном — страх. Аннетт смотрела по телевизору репортажи о задержании Рида Салливана и боялась, что её вечное беспокойство из-за того, что ей известно, приведет к инсульту. Или к онкологии. Вечерами она работала в баре мясного ресторана «Блэк Ангус» в районе Сэмиш-Уэй, где имелась танцплощадка с полом из нержавеющей стали и по пятницам и субботам собиралось много народу. В глазах сослуживцев Аннетт была несчастной одинокой женщиной, которой никак не удаётся сбросить с себя бремя того, что её гнетет.
Однажды Аннетт, как всегда, вернулась домой с работы поздно ночью. Заезжая в гараж на своём «фольксвагене-жуке», она заметила на улице «Тойоту Камри» серебристого цвета, которая, как ей было известно, принадлежала Триш. Аннетт заглушила мотор и увидела, как в «тойоте» зажегся потолочный светильник, а затем из автомобиля вышли Триш и Алан.
Аннетт продолжала сидеть в тёмной машине, окутанной ещё более густым мраком гаража, и ей хотелось остаться здесь навеки.
Прячась от воспоминаний. От людей, которые направлялись к ней.
Она нажала на кнопку, и ворота гаража резко опустились, словно подъёмный мост. В ту же секунду в ворота постучали, сначала негромко, потом более решительно, поскольку Аннетт не отзывалась. Она выбралась из машины, вошла в дом и распахнула входную дверь. Фонарь на крыльце включать не стала: не хотела оказаться на свету, впрочем, как и её гости.
Супруги Шарп ждали её на темных ступеньках. Триш держала на руках младенца.
— Аннетт, нам надо поговорить, — начал Алан, даже не поприветствовав её. — Нас беспокоят Марни и Дина.
Алан Аннетт никогда не нравился: он напоминал ей одного из её бывших мужей. Она повернулась к Триш.