— Да не может быть!
— Да-да, вот увидите, как-нибудь, когда пойдете развлекаться, позовите меня, пойдем вместе. Договорились?
— Конечно, договорились. В первый же день, как пойду туда, дам вам знать.
Зовут старьевщика Хосе Сане Мадрид. У него две лавчонки, в которых он покупает и продает поношенную одежду и «предметы искусства», дает напрокат смокинги студентам и фраки бедным женихам.
— Заходите, померяйте, выбор большой.
Выбор действительно большой: на сотнях вешалок сотни костюмов висят и ждут клиента, который вытащит их на свет божий.
Лавочки находятся одна на улице Де Лос Эстудиос, другая, основная, на улице Магдалины, почти на ее середине.
После завтрака сеньор Хосе ведет Пуриту в кино, он любит подурачиться с девушкой, прежде чем ложиться в постель. Они отправляются в кинотеатр «Идеал», что напротив кинотеатра «Кальдерон», — там идут «Его брат и он» Антонио Вико и «Семейная ссора» Мерседес Висино, оба фильма «одобренные».
Кинотеатр «Идеал» имеет то преимущество, что вход там в любое время и зал очень большой, всегда есть места.
Служитель светит им фонариком.
— Куда?
— Ну, хотя бы сюда. Да, здесь нам будет удобно.
Пурита и сеньор Хосе садятся в последнем ряду. Сеньор Хосе гладит шею девушки.
— Ну, что скажешь?
— Да ничего, как видишь.
Пурита смотрит па экран. Сеньор Хосе берет ее руки.
— Ты озябла.
— Да, очень холодно.
Несколько минут они молчат. Сеньор Хосе все усаживается поудобней, беспрерывно вертится в кресле.
— Слушай.
— Что?
— О чем ты думаешь?
— Да так…
— Перестань об этом тревожиться, дело с Пакито я улажу, у меня есть друг, очень влиятельный в Социальной помощи, он кузен гражданского губернатора, уж не знаю, из каких мест.
Сеньор Хосе засовывает руку в декольте девушки.
— Ай, какая холодная!
— Не волнуйся, сейчас я ее согрею.
Сеньор Хосе кладет руку Пурите под мышку, греет ее через блузку.
— Как жарко у тебя под мышкой!
— Да.
У Пуриты под мышкой очень горячо, как будто она в лихорадке.
— И ты думаешь, что Пакито примут?
— Я уверен, такую-то малость мой друг сумеет сделать.
— А захочет он это сделать?
Другая рука сеньора Хосе лежит на подвязке Пуриты. Зимой Пурита носит пояс, круглые подвязки плохо держат, потому что она слишком худа. Летом она ходит без чулок — думаете, мелочь, а экономишь на этом ого как!
— Мой друг сделает все, что я скажу, он мне многим обязан.
— Дай-то Бог, чтобы так было!
— Вот увидишь, так и будет.
Девушка размышляет, взгляд у нее грустный, отсутствующий. Сеньор Хосе слегка раздвигает ей бедра, пощипывает их.
— Если бы Пакито взяли в приют, было бы совсем другое дело!
Пакито — младший брат девушки. Всего их пятеро, с нею — шесть: старшему, Рамону, двадцать два года, он служит в армии в Африке; Мариана, бедняжка, очень больная, не встает с постели, ей восемнадцать: Хулио работает учеником в типографии, ему около четырнадцати; Росите одиннадцать, а Пакито, самому маленькому, девять. Пурита вторая по старшинству, ей двадцать лет, но на вид, пожалуй, можно дать и больше.
Они сироты. Отца расстреляли, когда была вся эта заваруха, мать умерла от чахотки и истощения в 1941 году.
Хулио платят в типографии четыре песеты. Остальное, хоть кровь из носу, должна заработать Пурита, вот и шляется она по улицам весь день, а после ужина бросает якорь в номерах доньи Хесусы.
Вся семья живет в подвале на улице Тернеры. Но Пурита снимает комнату в пансионе, там ей посвободней, она может принимать приглашения по телефону. Пурита ходит навещать своих по утрам, часов в двенадцать или в час. Иногда, если не занята, и поест с ними — обед в пансионе ей оставляют, и она, если хочет, может его съесть на ужин.
Сеньор Хосе уже довольно долго держит руку у девушки за пазухой.
— Хочешь, пойдем?
— Как хочешь!
Сеньор Хосе помогает Пурите надеть легкое пальтецо.
— Только на минутку, а? Моя свояченица уже, кажется, что-то пронюхала.
— Как хочешь.
…
— Возьми, это тебе.
Сеньор Хосе кладет пять дуро в сумочку Пуриты, сумочку, окрашенную синей краской, которая немного пачкает руки.
— Бог тебя вознаградит.
У дверей квартиры парочка прощается.
— Послушай, как тебя звать?
— Меня зовут Хосе Санс Мадрид. А тебя на самом деле зовут Пурита?
— Да. К чему мне врать? Меня зовут Пурита Бартоломе Алонсо.
Оба секунду смотрят на стойку для зонтиков.
— Ладно, я пошел.
— До свидания, Пепе. Ты поцелуешь меня?
— Ну конечно.
— Слушай, когда что-нибудь выяснится насчет Пакито, ты мне позвонишь?
— Да, не беспокойся. Позвоню по этому телефону.
Донья Матильда громко зовет своих постояльцев:
— Дон Теси! Дон Вентура! Ужинать!
Когда дон Тесифонте входит в столовую, она говорит:
— Назавтра я велела приготовить печенку, посмотрим, как она вам покажется.
Капитан даже не глядит на нее, он думает о другом: «Да, возможно, парень прав. Будешь сидеть сиднем как дурак, ничего не успеешь, это правда».
У доньи Монсеррат украли сумочку в церкви Хранения. Какое безобразие! Теперь даже в церквах воры шныряют! Было в сумочке всего три песеты с мелочью, но сама-то сумочка еще совсем неплохая, совсем приличный вид имеет.
Служба шла к концу, уже запели «Tantum ergo» [25] — молитву, которую этот нечестивец Хосе-Мария, племянник доньи Монсеррат, поет на мотив немецкого гимна, — на скамьях сидели лишь несколько женщин, которые задержались подольше и молились каждая про себя.
Донья Монсеррат стала размышлять над прочитанным текстом: «Сей четверг приносит душе аромат лилий и сладостный привкус слез истинного сокрушения. По невинности он был ангел, а в покаяниях соперничал с умерщвлявшим плоть в Фиваиде…»
Тут донья Монсеррат чуть обернула голову, а сумочки-то уж нет.
Сперва донья Монсеррат даже не сообразила, что случилось, — мысли ее были еще полны всяких превращений, явлений и исчезновений.
Придя домой, Хулита снова вытаскивает и прячет свою тетрадь, а затем, как и постояльцы доньи Матильды, садится ужинать.
Мать ласково щиплет ее за щеку.
— Ты что, плакала? Глаза как будто покраснели.
Хулита делает гримаску.
— Нет, мама, я просто долго думала. Донья Виси с лукавым видом улыбается.
— О нем?
— Да.
Обе женщины берутся за руки.
— Послушай, как его зовут?
— Вентура.
— Ах ты, проказница! Потому ты окрестила китайчонка Вентурой?
Девушка прикрывает глаза. — Да.
— Стало быть, ты с ним знакома уже порядочно?
— Да, мы встречаемся уже месяца полтора или два.
Мать старается принять строгий вид.
— Как же это ты мне ничего не сказала?
— А зачем было тебе говорить, пока он не объяснился?
— И это верно. Ах, я глупая! Ты очень правильно поступила, дочка, никогда не надо говорить, пока дело не выяснится окончательно. Нам, женщинам, надо уметь хранить тайну.
У Хулиты пробегает по ногам судорога, в груди она ощущает легкий жар.
— Да, мама, хорошенько хранить!
Донья Виси снова улыбается и спрашивает:
— Слушай, а чем он занимается?
— Изучает нотариальное дело.
— Если бы он получил хорошее место!
— Посмотрим, мама, как ему повезет. Я дала обет поставить две свечки, если он получит работу в перворазрядной конторе, и одну — если всего лишь во второразрядной.
— Очень разумно, дочь моя, на Бога надейся, а сам не плошай. Я тоже даю такой обет. Слушай, а как его фамилия?
— Агуадо.
— Неплохо звучит — Вентура Агуадо.
Донья Виси взволнованно хихикает.
— Ой доченька, что мне померещилось! Хулита Моисес де Агуадо — ты понимаешь?
Девушка смотрит в пространство
— Да, мама, да.
Вдруг испугавшись, как бы все это не оказалось сном, который сейчас разлетится вдребезги, как электрическая лампочка, мать начинает торопливо мечтать вслух, подобно пресловутой молочнице:
— А первого твоего ребеночка, если это будет мальчик, мы назовем Роке, как дедушку, — Роке Агуадо Моисес. Какое счастье! Ах, если бы об этом знал твой отец! Какая радость!
Хулита уже перешла рубеж, она уже на другом берегу, она уже говорит о самой себе, как о ком-то постороннем, для нее уже ничто не имеет значения, кроме спокойствия матери.
— А если девочка, я назову ее твоим именем, мама. Виситасьон Агуадо Моисее — тоже звучит очень приятно.
— Спасибо, дочка, большое спасибо, ты меня прямо растрогала. Но давай будем просить Бога, чтобы был мальчик, в семье всегда так нужен мужчина.
У девушки снова задрожали ноги.
— Да, мама, очень нужен.
Сложа руки на животе, мать продолжает:
— Ты смотри, может быть, Бог ниспошлет ему призвание!
— Может быть!
Донья Виси возводит очи горе. На беленом потолке комнаты пятна сырости.
— Мечта всей моей жизни — сын-священнослужитель!
В эти минуты донья Виси счастливейшая женщина в Мадриде. Она обнимает дочь за талию — почти так же, как это делает Вентура в номерах доньи Селии, — и тихонько раскачивает ее, как малого ребенка.
— Ну, если не сын, так внучек, душечка ты моя, так внучек!
Обе женщины смеются, обнимаясь и милуясь.
— Ах, как мне теперь хочется жить!
Хулита спешит представить все в наилучшем свете:
— Да, мама, в жизни есть столько радостей!
Хулита понижает голос, теперь он звучит бархатисто-переливчато:
— Я думаю, что знакомство с Вентурой (в ушах у девушки раздается легкий звон) было для меня большой удачей.
Мать находит уместным проявить благоразумие:
— Посмотрим, дочка, посмотрим. Дай-то Бог! Будем надеяться! Да почему бы и нет! Вырастет у меня внучек-священник, его добродетель будет всем нам примером. Знаменитый церковный проповедник! Гляди, сейчас мы с тобой пошучиваем, а в один прекрасный день появятся афиши — там-то состоятся духовные бдения под руководством преподобного отца Роке Агуадо Моисеса! Я буду уже старушкой, доченька моя, но сердце у меня преисполнится гордости.