«Зря говорят, что нечисть должна входить только по приглашению», – невесело усмехнулась она и последовала вглубь квартиры.
Рядом с прикроватной тумбочкой возвышалась гора пилюль и склянок. Осторожно перебрав их, Рут поняла, что это снотворные, успокоительные и средства для улучшения кровообращения.
Утренний свет окрасил лицо матери пепельным цветом, и она почти слилась с серой подушкой. Девушка присела рядом и провела по ее волосам рукой со сбитыми костяшками. Плакать больше не хотелось. Было просто грустно.
Мать быстро уснула, и Рут без промедлений начала искать Альму. В блокноте с контактами имелся не только ее телефонный номер, но и адрес. Никогда она не понимала, зачем мать записывает в телефонную книжку все подряд. Возможно, ей просто нравилось быть тщательной. Но сейчас это оказалось только на руку.
Альма жила в районе Хорвайлер.
Прежде чем отправиться туда, Рут снова прошлась по квартире и замерла у зеркала в спальне. Перед ней раскинулось волшебное царство ее детства: косметика, кремы, духи. Когда она была маленькой, то только и ждала, когда мама уйдет на работу, чтобы начать ковыряться в ее флаконах. Косметика казалась магическим трофеем и атрибутом истинной женщины.
«Когда вырасту, я смогу всем этим пользоваться!» – думала она в детстве, с восторгом залезая пальцами в тени и ломая губные помады…
Рут провела рукой по пыльным крышечкам духов. Похоже, к туалетному столику не приближались уже несколько месяцев. Внезапно возникло сильное желание чем-нибудь попользоваться по детской привычке. Она выудила свои любимые Voyage d’Hermes и не глядя брызнула на шею. По комнате растекся знакомый горький аромат. Глаза закрылись в немом блаженстве.
Когда она снова их открыла, то увидела, что мама проснулась и сидит в кресле у окна. Ее взгляд блуждал по крышам домов, и в нем витала задумчивость…
– Мне кажется, ты тут, девочка моя, – вдруг сказала она, и Рут хотелось вопить от счастья. – Ты позвонила, и я открыла. Пусть я тебя не вижу, но ты дома.
По квартире гулял терпкий запах Voyage d’Hermes. Рут ушла, оставив след.
Хорвайлер казался типичным безликим районом с кучей новостроек и неплохой инфраструктурой, но репутация у здешних мест все равно сложилась сомнительная. В каждом городе есть свое гетто, и Хорвайлер был чем-то вроде него. Впрочем, что еще могла себе позволить Альма: она была бедна как церковная мышь.
Хаблов, криминальная душонка, научил Рут вскрывать несложные замки, хотя она все равно продолжала ломать двери из вредности. Это стало ее отдушиной. Но навык был с ней, как и пара булавок. Да и в этот раз не хотелось привлекать внимания. Этот замок оказался очень простым и сдался почти сразу.
В квартире стоял запах жареного и царила пустота: видно, все разбежались по делам. Судя по горе обуви разных фасонов, здесь обитали только женщины: Альма и две ее дочери, чуть младше Рут.
В помещениях присутствовал лоскутный уют, но витало и что-то затхлое.
В спальне Альмы обнаружилась любопытная находка: маленький столик с оплывшими свечами и подвешенными сверху травами. Магический алтарь.
Сомнений не было: она практикует, в курсе некоторых ритуалов. Но далеко не профи в отличие от Клариссы. Об этом говорило огромное количество разномастных несовместимых атрибутов вроде пентаграмм, четок и даже икон… Альма, похоже, старалась верить во все и сразу, на всякий случай. Пристрастие к бутафории выдает дилетанта.
Над кроватью в ряд висели фотографии Альмы и ее дочерей во всех фазах взросления.
Сумасшедшая наседка, смертоносная мамаша, из тех, кто душит, убивает своею любовью.
Альма, не женщина, а собирательный образ. Сколько таких теток на этой планете, которые любят своих близких настолько, что счастье других людей кажется им угрозой? Сколько таких не может мириться с чужим достатком и жизнерадостностью? Да таких как она – миллионы.
Альмы.
Они живут в своих тесных, дешевых квартирах, на которые так и не заработали, хотя костьми ложатся за свою работу, аренду и быт. Они готовят вонючую еду и не проветривают комнат, верят во все и сразу, потому что никогда не знаешь, что из этого окажется правдой. Альмы обожают все потустороннее, ведь только в этом им видится защита от жизненных невзгод.
Альмам всегда кажется, что жизнь их обделила и дала меньше, чем другим. Отсюда их злоба. Альмы верят в справедливость того, что делают. Но они сеют разрушение и должны получить по заслугам. И если некому в этом мире наводить порядок, то пусть каждый прибирает за своей Альмой сам.
В прихожей раздался шум открывающейся входной двери. Рут живо скрылась за ширмой для переодевания. Если эта женщина – медиум, то она увидит ее. Сквозь прорези было видно, как та прошла в комнату.
В последний раз Рут видела ее лет шесть назад. Она постарела. Темные волосы серебрились проседью, а морщины под глазами сделали ее взгляд пронзительнее. Возраст выдавал и тяжеловатый шаг.
Альма казалась слегка встревоженной. Ей было не по себе. Зачем-то она заглянула под кровать, а потом и за ширму. Рут была готова, что ее увидят, но Альма только обвела пространство взволнованным взором и присела на кровать.
«Ты чувствуешь что-то. Но пока не знаешь, что».
Зазвонил телефон.
– Алло, да, милая. Привет, – мелодично ответила она кому-то.
Такой тонкий голос, почти вибрирует в воздухе.
Кровь в венах закипела. Должно быть, так чувствовал себя Волк из «Красной Шапочки», когда готовился сожрать бабушку. В Рут нарастал незнакомый кровожадный азарт.
– Да вот, вернулась из булочной… Как ты там? Отдыхаете?
«С дочкой болтает», – поняла Рут.
– Тревожно мне за вас. Не знаю, почему. С утра сердце не на месте. Или же дома что-то… – невнятно бормотала она и зачем-то оглянулась.
Рут вышла из-за ширмы.
– Чужим духом пахнет, мертвым, – пробормотала Альма. – Нет, я не спятила, как ты вообще с матерью разговариваешь?! Ладно, позвоню еще.
Жалюзи задернулись, и комната погрузилась в полумрак. Альма зажгла свечи и с отрешенным лицом присела перед алтарем. Раздался нечленораздельный шепот, после чего она подожгла пучок травы, и по комнате пополз удушливый смрад. Рут внезапно стало некомфортно. Она ощутила легкое покалывание во всем теле, и очень захотелось попрыгать, почесаться и даже вывернуть себя наизнанку. Альма выкуривала «мертвый дух».
Это только разозлило еще больше: какая-то мелкая сошка, даже не настоящая ведьма, пытается указывать ей через свои травки, что делать. Со всего маха Рут опрокинула на ее чадящий пучок графин с водой.
Альма вскрикнула и принялась шептать что-то с еще большей отдачей. Глаза закатились, и мелькнули белки. Рут в любом случае уже было не остановить. Токсичная обида, питавшая ее все это время, превратилась в нешуточную злость. При жизни она всего боялась, но сейчас терять нечего.
Твори что хочешь.
Она резко дернула Альму за волосы, наматывая их на кулак. Та завопила дурным голосом, но упорно продолжила что-то шептать. Какая упрямая… Ее левый зрачок вылез и безумно запрыгал туда-сюда, а губы повторяли уже только одно:
– Покажись. Покажись. Покажись.
Несмотря на боль и мертвую хватку Рут, она дотянулась до зеркала на алтаре, подняла его на уровень глаз и завопила еще более дурным голосом, увидев в отражении лицо.
– А ну замолкни, – прошипела Рут и резко развернула ее лицом к себе. – Ну так смотри, Альма. Смотри же! И только попробуй не признать.
Взгляд мутно сфокусировался, и Альма по-рыбьи открывала рот, не в силах справиться со сбившимся дыханием. Но зеркало сделало ее на мгновение зрячей. Рут обрела свой облик перед ней.
– Теперь скажи мне, похожа я на черта? – отчетливо спросила девушка.
На лице Альмы мелькнула гримаса узнавания.
– Ты же… – с недоумением выдавила она.
– Верно, дочь Патриции, та самая Рут, которая умерла.
Альма молчала. Постепенно ее взор становился более осмысленным.
Полноценным медиумом она не была, но какие-то способности имелись. Кларисса называла такую разновидность людей «мусором». Они могли заниматься мелкими магическими ритуалами, но настоящим даром владели очень редко.
Когда Альма снова заговорила, то голос зазвучал даже ласково:
– Я понимаю, деточка. Ты – неупокоенная душа… Только ко мне зачем пришла? Я помочь не могу.
Без церемоний Рут отвесила женщине тяжелую затрещину. В ответ раздался очередной комариный вопль. Рут нравилось бить по живому. Она ощущала, как удары отзываются в Альме взрывом капилляров.
– Знаешь, зачем я здесь? Я хочу, чтобы ты сдохла. Потому что знаю все, что ты сделала с мамой и со мной.
– Я… я ничего…
– Ты нас прокляла, – тихо сказала Рут, нависнув над ней, а ее волосы утекли вниз, почти касаясь пола. – Ты воруешь у других ради себя и своих детей. Но ты занимаешься дерьмовой арифметикой. Отняв у них, получаешь не плюс, а дважды минус. Ты влезаешь в долги. Но в конце платят все, даже мертвые вроде меня.
Складной нож из кармана сам прыгнул в руку, и она резко ударила им по запястью Альмы. Женщина издала очередной тонкий крик, похожий на звон стекла. Кровь брызнула на обеих, и Рут обмазала ею обе ладони, а затем взяла ее за руку. Белки глаз почернели, и Альму парализовало.
Рут могла бы безвкусно ее замочить, но это не единственное, что ей было доступно. Она использовала свое главное оружие – способность заключать договоры.
– Да что ты такое… – с трудом прошептала Альма, глядя на Рут как кролик на удава. – Со мной делай что хочешь, только не тронь моих девочек!
Мир вокруг них темнел, и издали послышался вой: ветер на Перекрестке… Рут едва слушала ее, пребывая в особом энергетическом потоке. Внутренним зрением она видела ту искаженную картину фальшивых координат, которые эта женщина выстраивала через свои обряды. Они походили на паутину, и в нее она намеревалась швырнуть Альму.
– Сейчас мы все вернем на свои места, – дрожащим от ярости голосом выдавила она. – Ты когда-то взяла у меня и не вернула, следовательно, ты обокрала меня. Я заключаю с тобой контракт о возвращении. Это моя особая способность – стряпать договоры с кем угодно.