– Пошли уже отсюда, – помотал головой Саид. – Вдруг нас найдут.
– Похоже, многое нужно обсудить, – заметил Винсент.
Третий велосипед они взяли с собой. Рут села с Винсентом, а Саид с Фидель уселись каждый на свой. Медленно, но верно они удалялись от колдовских мест, где мучились и умирали боги.
До Пфорцхайма Данила добрался без приключений. За семь с лишним часов он достиг знакомых мест на той самой машине. Ступы с помелом не было, но, кажется, даже в колдовском мире это не мужской транспорт. Иногда его самого поражало, насколько органично будничные ситуации сосуществуют с его новой паранормальной жизнью.
Пфорцхайм никогда не был ему родным, хотя он провел здесь семнадцать лет. Этому городу подходило слово «гаденький». Уродливая послевоенная архитектура, сквозь которую нет-нет, да и проглядывают нарядные старинные домики. До бомбежки, говорили, город походил на золотистый Аугсбург. Но Данила сравнивать не мог: то было не его время. Сейчас Пфорцхайм стал обиталищем прорвы русских, турок и арабов, которые вносили в город так называемый гетто-колорит. Возможно, только в таком месте и могут прижиться сорняки вроде него. И сейчас он был рад вернуться. Плохой дом – тоже дом.
Хаблов вырулил на знакомую улицу пригорода, где обитала ведьма. Было почти девять вечера. В душе неожиданно воцарился покой. Осталась последняя часть ритуала, и он валит куда подальше. Пусть только тронут его после: проклянет всех.
Закрыв машину, Данила заспешил к подъезду и открыл своим ключом дверь. Лифт, полный скабрезных анатомических граффити, довез наверх, где его уже ждали. Кларисса привычно застыла в проеме, и свет из кухни подсвечивал ее белую ночнушку-колокол. Данила приблизился и увидел, что она облысела. Только у висков еще лохматились какие-то пергидрольные перья…
– Куда волосы дела? – спросил он без приветствия.
– Вылезли, – шамкнула она и прошаркала в комнату. – Но мы успеваем.
Вскоре оба сидели в устланной коврами гостиной и взирали друг на друга, как много раз до этого. Из ведьмы не просто уходила энергия. Время высасывало ее с противоестественной скоростью. Даже силы Господ не могут поддерживать в ком-то жизнь вечно.
– Я в начале карьеры тоже думала, что магия всесильна, – посмеялась Кларисса, как обычно, угадывая его мысли. – Обману жизнь. Обману смерть. Свое заберу. Чужое тоже заберу. А потом вот оно что: уметь можешь многое, но больше отведенных физических ресурсов у тебя не будет. Значит, и магия конечна.
Данила слушал, неотрывно отслеживая, как по ней бегут последние искорки жизни. Как долго она продлевала себе существование? В каком-то смысле бабка была мертвее Рут уж точно.
– Ты изменился, – прокомментировала она с улыбочкой. – Тяжесть появилась.
– Убей человека, я на тебя посмотрю, – вяло огрызнулся он.
– Да я-то убивала, – махнула она ладонью, шаря выгоревшим взглядом по стенам и потолку. – Какие только жертвы не приносила, чтобы клиенту угодить… или себе времени урвать. Сначала тяжело, потом привыкаешь. А ты так… пальчик мальчику уколол. Дальше Королева сама все сделала. Хочешь – вини себя. Хочешь – забудь. Но ты молодец. Тряпка тряпкой, а когда тебе что-то надо, пойдешь далеко. Я вижу, в тебе начинает формироваться стержень. Может, тяжело тебе со мной было, зато узнал, чего стоишь, к чему пригоден. А так бы жил как былинка в поле… днем одним.
Кларисса была им горда. Вот такой поворот. Прямо шутить про реверсивный стокгольмский синдром хотелось. Данила подпер подбородок рукой, чувствуя, что голова сейчас отвалится и покатится по столу, так он устал от дороги.
– С Рут тоже все гладко вышло, – промурлыкала бабка и повертела перед ним ладонью. – Глянь как следует… Видишь печать контракта с ней? Нет? Вот и я не вижу… Значит, свое я выполнила.
Смех Клариссы походил на шелест серебра. Всех в итоге переиграла. Вышло ведь так, как она давно сказала взбунтовавшейся Мирре: «Мала ты еще со мной тягаться. Старуха – глава шабаша, и сей порядок заведен давно и не тобой!». И что в итоге? Мирра умерла от собственной гордости и самоуверенности, раз ее прирезала их младшая. Но и в ее дело Старуха вмешалась, доведя до ума, потому что Фидель еще зеленая и глупая. Кто всему голова? Старуха.
Ее мысли прервал вопрос Хаблова:
– Где сейчас Королева?
– Где-то… ранки зализывает свои, – последовал слегка злорадный ответ. – Она – тоже не наша забота, за ней пусть Господа приходят, раз она их царица. Ну что, Хабловушка мой? За дело беремся?
Она тяжело поднялась с места и достала знакомые пчелиные соты из комода. Разложила в нужном порядке, а Данила тем временем сходил на кухню и принес большую стеклянную банку, в которой плескалась смешанная кровь всех неинициированных медиумов. Пятьдесят с лишним человек, которых Кларисса собрала по всей стране.
Молодец, Рут. Знали бы они с ней еще, для чего это нужно.
Ведьма и ее подмастерье сделали своими ритуальными ножами по надрезу на запястьях и синхронно выставили руки, позволяя крови литься на разложенные под ними пчелиные соты.
Данила нащупал ее пальцы, сжал и отправил их обоих на Перекресток.
Комната расплылась, а пол под ногами обернулся золотой пылью. Над ними навис обелиск Стража, и тело сковала знакомая изморозь, словно напоминающая, что живым здесь не место.
Оба открыли глаза, вслушиваясь в царящие вокруг звуки. Гул, шелест, шепот. И наконец…
Жужжание. Господа приближались. В этот раз Данила увидел их в истинном обличье. Они перестали скрываться за странными оптическими иллюзиями.
В первый миг его глаза закрылись.
Слишком яркий свет.
Оказывается, во мраке миров бродят дети солнца…
Но вот напряжение сошло, и он поднял голову. А бабка даже не опускала веки. Она уставилась в золотой поток перед ними, жутковато улыбаясь и выжидая.
Господа были подобны своей Королеве. Армия сияющих неземных существ. Золото было их кожей. Золото струилось с кончиков их пальцев. Оно плавилось в их глазах. Данила сделал глубокий вдох, ему хотелось заплакать, ибо они – самое прекрасное, что когда-либо видели его глаза.
По строению Господа напоминали человека, но у них имелись тонкие, полупрозрачные крылья, а у ушей трепетали маленькие мембраны, издавая ровный треск. Их можно было назвать странным симбиозом человека и насекомого.
Господа. Нет, боги.
– Первая часть договора выполнена, – проскрежетала Кларисса. – Ваша Королева на свободе. Мы сделали даже больше. Принесли жертву за вашу нерадивую Фиделис.
Один из их ряда выступил вперед. Ростом он едва доставал Даниле до груди, но его облик был как филигранная работа ювелира, придавшего золоту ту форму, которой заслуживал роскошный металл. Кто их сотворил? Или они сами создали себя по собственному же замыслу?
– Мы знаем. Мы наблюдаем, – беззвучно ответил он.
Слова растекались по венам янтарными шариками…
Данила глядел в искрящиеся, нейтральные глаза существа и видел себя, каким он был: Хаблов, подловатый, упрямый, умный, шаткий. Но под взглядом Господина он словно становился целостнее, со всеми своими достоинствами и недостатками. Они благодарили его: по-своему, молча, одним взглядом.
– Деву избрала сама Королева. Мы старались помочь ей. Ибо она единственная из вашей троицы, кто был нам верен, – заметил Господин. – Но мы ценим, что вы способствовали свершению нашего дела.
– Платите, – выдохнула Кларисса с пьяноватой ухмылкой. – Как обещали.
– Дай нам руку, – все так же, без единого пролившегося звука, сказал Господин.
Она жадно выставила вперед свою дрожащую ладонь. С ее губ почти текла слюна.
Он вплел в ее руку тонкие пальцы, покрытые золотой чешуей, и между ними вспыхнула маленькая звезда. Страж, взирающий сверху на их контракт, издал странный трубный стон, как будто в нем завыл ветер.
– Когда твой Слуга откроет врата, мы даруем тебе молодость, – послышались внутри них слова существа. – В тебе наше благословение, Кларисса. Оно запустится в твой последний час. Мы отмеряем тебе в этом теле еще один человеческий цикл. Теперь уходи. Тебе нельзя умирать на Перекрестке, если хочешь вернуть себе жизнь.
Ее голова мелко затряслась, и она начала слегка кружиться на месте. Вокруг звенел ее тонкий, серебрящийся смех.
«У тебя самое примитивное, одноклеточное желание, – подумал Данила с тоской. – Ты готова целый мир в порошок стереть, лишь бы быть красавицей…»
Он даже не удивился, узнав, что загадала эта самовлюбленная кошелка.
Ведьма пропала. Теперь остались только Хаблов, Страж и они.
Банка с кровью стояла подле их ног. Господин присел на одно колено и приоткрыл рот. Мелькнуло несколько острых языков, наложенных друг на друга. Искристая, медовая слюна тягуче упала в банку, и кровь всколыхнулась.
Существо подняло на Данилу глаза и сказало:
– Принеси свою жертву. Твоя капля должна быть последней в ритуале. Оставь это здесь. Мы благодарим тебя за выполненную работу. Твои оковы будут сняты, как только ты выйдешь с Перекрестка.
– Аминь, – огрызнулся Данила.
– Ты сделал для нас больше, чем мы просили. Поэтому мы окажем тебе услугу. Следуй за Клариссой.
– Что? – не понял он.
– Следуй за ней, если хочешь жить, – повторил Господин. – Иначе тебе твоя свобода не пригодится. Когда придет час, ты все поймешь и вспомнишь наши слова. Ты снова сам себе хозяин. Прощай.
С этими словами Господа выбросили в стороны свои крылья и разлетелись в одно мгновение. Глаза едва уловили это движение, настолько оно было быстрым.
Вокруг еще какое-то время стоял золотой фейерверк…
Данила дрожащими руками выставил запястье и снова вскрыл слегка затянувшийся надрез. Капля за каплей потекла и часть его самого. Ему показалось, что содержимое банки совсем почернело. Зачем им вся эта кровь? Впрочем, богов не спрашивают. Богов просят, и они дают.
Он подержал руку еще пару секунд, затем сделал шаг назад, выпадая из реальности Перекрестка. Это всегда ощущалось как толчок вверх со дна моря.