Уленшпигель и Гулливер. Антиевангелия XVI-XVIII веков — страница 37 из 81

кскурсоводы вполголоса о нечисти, временами появляющейся здесь. В тусклых вечерних сумерках. Дети испуганно жмутся к родителям. Да и родители настороженно озираются по сторонам, на темные загадочные заросли.


Рис.86.Шабаш ведьм на Лысой Горе. Cornelisz van Oostanen Jacob. Якобы 1526 год. Взято из Интернета.


Рис.87.Шабаш на Лысой Горе в Вальпургиеву ночь. Михаэль Хеер. Гравюра. Примерно 1626 год. Взято из Интернета.


Рис.88.Книга-путеводитель по Лысой Горе. Взято из Интернета.


Рис.89.Лысая Гора в Битцевском Парке в Москве. Взято из Интернета.


Рис.90.Языческое капище на Лысой Горе в Битцевском Парке Москвы. Район Коньково. Взято из Интернета.


Рис.91.Лысая Гора в Киеве, между Саперной Слободкой и Верхней Теличкой. Украина. Взято из Интернета.


Примечательна связь названия «Лысая Гора» с ведьмиными шабашами, наполненными языческими ритуалами (так стали называть царское христианство, начиная с XV-XVI веков) и яркой антихристианской направленностью. Согласно возникшему позднему фольклору, в шабашах на Лысой Горе участвовал сам Сатана во всевозможных воплощениях. В то же время, напомним, что, согласно нашим результатам, в образе Сатаны воплотились совершенно конкретные враги императора Андроника-Христа. В первую очередь, Исаак Ангел, см. «Царь Славян», гл.2:28.

Получается, сегодня мы не отдаем себе отчета в том, насколько далеко уходит выдуманная сказочная мифология от породившей ее реальности. И насколько эти позднейшие сказки влияют на наше восприятие, воспитание, психологию. Превращаясь «как бы в правду». Особенно когда внушение повторяется много раз. Этой податливостью и доверчивостью людей активно пользовались реформаторы XVI-XVIII веков, превращая истину, ставшую им неудобной, в тенденциозную мутную сказку.

3 Крестьянин, то есть Христианин, Гельмбрехт — это еще одно отражение Христа.

Обратимся теперь к истории «крестьянина Гельмбрехта». Считается, что во второй половине XIII века австрийский поэт Вернер Садовник написал небольшой роман в стихах под названием «Фермер Хельмбрехт» [156:2]. Современные комментаторы так передают вкратце суть этой повести.

Хельмбрехт, сын богатого крестьянина, проникся презрением к честной крестьянской жизни и поступил на службу к рыцарю, жившему разбоем. Когда он пришел на побывку к отцу, тот расспросил его о рыцарской жизни. Оказывается, современные рыцари забыли о былых подвигах и куртуазности. Они грабят проезжих, насильничают, пьянствуют и злословят. Хельмбрехт тоже усвоил эти обычаи. Чтобы добыть приданое для своей сестры, которую он захотел выдать замуж за сотоварища по разбою, он нещадно грабит крестьян. Во время свадьбы являются стражники и забирают Хельмбрехта и всю его шайку. Палач выкалывает Хельмбрехту глаза и отрубает руку и ногу. В таком виде его отдают отцу, который прогоняет сына. В конце концов крестьяне вешают Хельмбрехта на осине.

На первый взгляд, в таком кратком пересказе, здесь нет ничего общего с историей Андроника-Христа. Однако не будем спешить с выводами. Обратимся к ОРИГИНАЛУ повести, а не к современному пересказу. Посмотрим внимательнее, о чем на самом деле идет речь. Мы уже много раз обнаруживали, что надо работать с первоисточниками, а не с их позднейшими искаженными пересказами и упрощениями.

Как мы сейчас покажем, «крестьянин Гельмбрехт» — это еще одно отражение Христа, то есть «попа Каленберга», в германской версии. Кстати, обратим внимание, что имена КАЛЕНБЕРГ и ГЕЛЬМБРЕХТ могут быть двумя близкими вариантами произношения одного и того же имени: КАЛЕН+БЕРГ — ГЕЛЬМ+БРЕХТ, при переходе К-Г и перестановке: берг—брехт. Конечно, пока это ни о чем не говорит, но, как вскоре обнаружится, такая звуковая близость имен далеко не случайна. Между прочим, в славянском языке слова КРЕСТЬЯНИН и ХРИСТИАНИН звучат похоже и тоже могли путаться. Так что не исключено, что «крестьянин Гельмбрехт» — это «христианин Каленберг». По-видимому, в основе германской истории Гельмбрехта лежал какой-то старинный текст, написанный по-славянски.

4. Поп Каленберг и Поп Гельмбрехт.

Как мы уже знаем, Каленберг-Уленшпигель был попом, то есть священником. Каленберга так и звали: Поп. Действительно, Андроник-Христос, будучи императором, возглавлял и имперскую церковь, был священником, Попом, Папой.

Так вот, оказывается, Гельмбрехта тоже звали ПОПОМ. Встретившись с родителями, он «сказал им важно «Deu sal» и «gratia vester» по-латыни. Не знали, что и думать ныне, взглянули только друг на друга хозяин и его супруга...

Готлинда, Гельмбрехта сестра, сказала: «Спорьте до утра, — ОН ПОП, И В ЭТОМ ЧИНЕ он выучен латыни», с.15-16.

Таким образом, в жизнеописании Гельмбрехта тесно переплетаются две темы: он был крестьянином = христианином и был попом, то есть священником. Как мы вскоре увидим, он был еще и царем-императором.

5. Вернер Садовник прямо сообщает, что написал свою повесть про Гельмбрехта, пересказывая какие-то старые книги.

Интересно, что Вернер Садовник и не скрывает, что создал свое стихотворное произведение, опираясь на некие старые книги. Описывая богатые одежды и снаряжение Гельмбрехта, он говорит: «Про то узнали мы из книг», с.9.

Это упоминание важно. Выходит, что реформатор-редактор XVI-XVII веков переработал «в стихах» какой-то старый текст, восходящий, вероятно, к древней эпохе XIII-XIV веков и рассказывавший об Андронике-Христе.

Далее, Вернер Садовник признается: «Когда бы Нейдгарт дольше жил, он лучше бы рассказ сложил по милости господней, чем я могу сегодня», с.5. То есть, ссылается на предшественников, которые мол, лучше его знали историю Гельмбрехта.

6. Роскошные царские одежды и вооружение Гельмбрехта. На его голове — шапка дивной красоты (корона).

С первых же строк повести мы наталкиваемся на явную странность. С одной стороны, нас уверяют, будто Гельмбрехт — простой крестьянский сын. Мол, деревня, суровый быт, мычанье коров, блеяние коз, грязь, вонючий навоз, который надо грузить лопатами, тяжелые мешки на спине... А с другой стороны Гельмбрехт облачен в царские одежды, увешанные драгоценностями, на голове сверкает корона. Всё это странно. Мы цитируем.

«Крестьянский сын в деревне жил, он чудо-кудри отрастил, они вились до самых плеч, чтобы волной на плечи лечь. Как шелк был каждый локон, под шапкой их берег он. А шапка дивной красоты, на ней и птицы, и цветы. К лицу та шапка молодцу. Он Гельмбрехт звался по отцу, ведь старый майер, как и он, был тем же именем крещен... А шапка — не отвесть и глаз! Но мой бесхитростный рассказ лишь коротко опишет, какой узор там вышит, дивиться впору чудесам! Но это быль, я видел сам: шла через всю макушку кайма или опушка. И столько там пестрело птиц, дроздов, голубок и синиц... Нет, никогда до этих пор мужик не нашивал убор ни при какой удаче нарядней и богаче. Его и в будни на кудрях носил тщеславный вертопрах...

На этой шапке сбоку был справа выведен узор, изображавший древний спор, и бой из-за Елены, и крепких башен стены. Шелками вышиты на ней паденье Трои и Эней, спасающийся в море на кораблях. О горе, что неотесанный мужик надел такой расшитый шлык... Какой рисунок слева был, исполненный шелками искусными руками? Он заполнял широкий кант, там Карл Великий и Роланд, и Ольвьер с Турпином грозили сарацинам, шли вчетвером на мусульман и сокрушали вражий стан. Прованс, Галисию и Арль завоевал великий Карл...

И на затылке был узор от уха и до уха, там, не теряя духа, отважно бились до конца у стен Равенны два бойца, два рыцаря в расцвете, достойной Хельги дети... пока их Виттих не сразил... И был там Дитер Бернский. Еще и спереди колпак расшил фигурами дурак... ума лишенный богом. Кайма по борту шла вокруг, как бы зеленый, вешний луг, но бьются здесь, не пашут, все в хороводе пляшут. Как весел праздничный обряд! Вот дамы с рыцарями в ряд... Блестит рисунок шелком, танцует рыцарь с толком, учтиво выступив вперед, двух дам за пальчики ведет... Им в лад играют скрипачи. Кто эту шапку сделать мог», с.1.

Мы приводим здесь номера страниц, отсчитанные от начала Повести в издании [156:2]. Для упрощения изложения, в настоящей главе будем опускать ссылку на номер [156:2], ограничившись лишь указанием страниц.

И далее: «Я знал зажиточных крестьян из ближних мест и дальних стран, наряжен не был ни один богаче, чем старухин сын... А у него и сзади от шеи чуть ли не до пят застежки золотом горят на дорогом наряде. С приличием в разладе у ворота рубашки серебряные бляшки, на куртке в петельках витых двенадцать пуговиц литых. Ручаюсь, ни один мужик у нас в округе не привык так наряжаться в пух и прах и красоваться в жемчугах, ни в Гогенштейне горном, ни в Гальденберге гордом. Еще пришил нахально две пуговки хрустальных, ни слишком малых, ни больших, и плащ застегивал на них. Всю грудь безмозглый дуралей усеял множеством камней, зеленых, синих, голубых, лиловых, красных и иных, сверкавших, словно в сказке, когда кружился в пляске. И на его уборы все устремлялись взоры влюбленных девушек и жен, он был их роем окружен», с.4-5.

Весь этот старинный рассказ заслуживает самого пристального внимания.

• Вновь отметим яркое противоречие между якобы суровым крестьянским бытом, в который, дескать, погружен Гельмбрехт, и его роскошным облачением. Днем грузит навоз лопатами, таскает мешки на спине (см. об этом ниже), а потом, отдышавшись и обтерев вонючюю грязь, облачается в царские одежды. Скорее всего, перед нами — поздняя редакция какого-то старого текста, рассказывавшего о жизни царя-императора. Редакторы-реформаторы намеренно приземлили и «испачкали» сюжет, объявив царя — простым крестьянским сыном.

• Здесь стоит сделать комментарий. Согласно нашим результатам, такое противоречие между ИМПЕРАТОРСКИМ ПРОИСХОЖДЕНИЕМ и якобы ПРОСТЫМ КРЕСТЬЯНСКИМ ОБЛИКОМ Гельмбрехта нам уже хорошо знакомо. Ведь буквально то же самое нам рассказывают и Евангелия про Христа. В самом деле. С одной стороны, Иисус считается Царем Иудейским, и многие Его таковым признают. А с другой стороны, евангелисты рисуют нам подчеркнуто простой облик Христа и его учеников. Они, дескать, скромно одеты, ведут себя по-простому, быт и еда неприхотливы и т.п. Как мы теперь понимаем, эта «скром