Что впереди, решили вы давно.
Мы обменяемся двумя пустыми фразами,
Вы для приличия помашете в окно.
Вы уезжаете, как жаль, что уезжаете —
Вас дома ждет семейное житье.
Вы мне писать и помнить обещаете —
Спасибо вам за милое вранье.
Вы уезжаете, и ваши сновидения
В летящем поезде — как в озере вода.
Вы уезжаете и все мои волнения
Увозите с собою навсегда.
Вы уезжаете под мерное стучание,
А я шагаю следом взять билет.
Мы с вами встретимся. Теперь уже
случайно.
Туда, где вы, билета в кассе нет.
1978 год
Город древний
Город древний, город длинный,
Имярек Екатерины,
Даже свод тюрьмы старинной
Здесь положен буквой «Е».
Здесь от веку было тяжко,
Здесь «пришили Николашку»
И любая помнит башня
О демидовской семье.
Мостовые здесь видали
Марш побед и звон кандальный,
Жены верные рыдали,
Шли на каторгу вослед.
И фальшивые монеты
Здесь Демидов шлепал где-то,
И, играючи, за это
Покупал весь белый свет.
Гнил народ в каменоломнях
Из убогих и бездомных,
Хоронясь в местах укромных
С кистенями под полой,
Конокрады, казнокрады —
Все купцам приезжим рады —
Всех мастей стекались гады,
Как на мед пчелиный рой.
Камнерезы жали славу
И, вдыхаючи отраву,
Подгоняли под оправу
Ядовитый змеевик.
Здесь меняли на каменья —
Кто рубаху, кто именья —
И скорбел в недоуменье
На иконах мутный лик.
Мчали время злые кони.
Лик истерся на иконе.
А царица на балконе
Бельма пялила в алмаз.
Наживались лиходеи,
А убогие глядели,
Как в года текли недели
И домчалися до нас.
Зря остроги и темницы
Душу тешили царице —
Все текло через границы
За бесценок, задарма.
И теперь в пустом музее
Ходят, смотрят ротозеи
На пищали и фузеи,
Да на брошки из дерьма.
Город древний, город славный!
Бьют часы на башне главной.
Стрелки круг очертят плавный
И двенадцать раз пробьют.
Мы металл и камень плавим,
Мы себя и город славим,
Но про то, что мы оставим,
Пусть другие пропоют.
1983 год
Гостиничная история
Я прилетел сюда зачем-то, на ночь глядя,
И смертным боем бьюсь в гостиничную
дверь,
Но как повымерли за стойкой эти… тети,
Конечно, дрыхнут, и куда же я теперь?
Я бьюсь сильней, но это слабо помогает.
Скажите, граждане, куда же я попал?
Я поражен: с меня никто не вымогает,
А я бы дал, клянусь здоровьем, я бы дал.
Я здесь стою один, как тень на полустанке.
Закутанный в халат на лавке спит узбек.
Эй, кто-нибудь, прошу, откликнитесь,
гражданки!
Последний раз прошу, пустите на ночлег.
Откройте дверь, я очумел от перелетов,
Во всех портах обледененье полосы.
Вы что, обляденели, эй вы, кто там?
Давно за полночь пробили часы!
Закрыто крепко все на крючья и засовы.
Я начинаю, стоя, сладко засыпать.
Последний шанс иссяк, остались только
вдовы —
Они меня поймут, но где их раскопать?
Я чем-то стал похож на волка-одиночку,
Болит, как раньше с перепою, голова.
Я мог бы подарить вдове такую ночку,
Ну, где же ты, моя веселая вдова?
По улице иду, заглядываю в окна,
Вдруг женский голос тихо просит закурить.
Я всем своим нутром до самых пяток
екнул,
И с перепугу сердце вдруг начало шалить.
Косметикой в меня пахнуло дуновенье,
Как свежий ветер в растворенное окно —
Уж если есть на свете чудное мгновенье,
Я сразу понял: это именно оно.
Пока свечой горела спичка, мы молчали.
Когда ж ее огонь беспомощно погас,
Я ей сказал, что в ней души уже не чаю,
И эта ночь, увы, свела навеки нас.
Она мне отвечала что-то в том же стиле
И прошептала тихо, сев на чемодан:
«В гостиницу меня сегодня не пустили.
И вот теперь согласна хоть куда».
Я прикусил язык совместно с сигаретой
И тоже, сев на свой раздувшийся портфель,
Доверчиво вещал: «Скажу вам по секрету,
Я пять минут назад стучался в ту же дверь».
Мы хохотали заразительно и звонко
И подавали нежелательный пример.
Она была вполне приличная девчонка,
А я еще вполне приличный кавалер.
Кварталы и дворы стихали и пустели.
И город вскоре, обессилевший, затих.
Как не хватало нам всего одной постели,
Всего одной, но только на двоих.
1983 год
Извозчик
Эй, налей-ка, милый, чтобы сняло блажь,
Чтобы дух схватило, да скрутило аж.
Да налей вторую, чтоб валило с ног,
Нынче я пирую — отзвенел звонок.
Нынче я гуляю, мне не нужен счет.
Мне вчера хозяин выписал расчет.
Я у этой стойки не был столько лет,
Не к больничной койке был прикован, нет.
Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо.
Я сам тебе отдам, ты парень в доску свой
И тоже пьешь когда-то до упаду.
Парень я не хилый, и ко мне не лезь.
Слава богу, силы и деньжонки есть.
От лихой удачи я не уходил —
Был бы друг, а значит, он бы подтвердил.
Выплеснуть бы в харю этому жиду,
Что в коньяк мешает разную бурду.
Был бы друг Карпуха — он бы точно смог,
Да нынче, бляха-муха, он мотает срок.
Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо.
Я сам тебе отдам, ты парень в доску свой
И тоже пьешь когда-то до упаду.
Ах, что это за сервис, если нету баб?
Мне с утра хотелось, да нынче вот ослаб.
Но чтоб с какой-то лярвой я время
проводил? —
Был бы кореш старый, он бы подтвердил.
Дам тебе я трешку или четвертак —
Все равно, матрешка, будет все не так.
Так пусть тебя мочалит жалкий фраерок.
Нынче я в печали — друг мотает срок.
Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо.
Я сам тебе отдам, ты парень в доску свой
И тоже пьешь когда-то до упаду.
1983 год
Катилась по асфальту
Катилась по асфальту
Весенняя вода.
Стрижи крутили сальто
В звенящих проводах.
И, горла не жалея,
Какой-то воробей
Кричал на всю аллею
Про глупых голубей.
Мелодия крутилась
В косматой голове,
И лодка «Наутилус»
Плыла по синеве.
И дождь бежал по лужам,
Не разбирая ног,
И был уже не нужен
Пронзительный звонок.
Роняло солнце капли
И таяло, истлев.
Черемухи, как цапли,
Уснули, не взлетев.
Невидимою свечкой
Сгорая, канул день,
И мысли бурной речкой
Катились набекрень.
Ах, музыка сирени,
Летящая в ночи,
Полночных откровений
Кричащие грачи.
И волосы льняные,
Застывшие рекой,
Так хочется поныне
Попробовать рукой.
1983 год
Кляузник-сосед
Куда девался кляузник-сосед?
Жить без него берет меня кручина —
Ведь на меня давно управы нет.
Такая вот для кляузы причина.
Куда девался кляузник-сосед?
Он так писал красиво и с отвагой.
И в нашем жэке общий туалет
Всегда располагал его бумагой.
Я по незнанью вслух читал стихи
И тяжело ему поранил душу,
Но он из них не понял ни строки
И только зря натер о стену уши.
Куда девался кляузник-сосед?
Он весь наш быт знал точно и подробно,
Он даже знал, что вату за корсет
Кладет соседка Клавдия Петровна.
И уж откуда выудил он весть,
Что два соседа балуют фарцовкой
И не совсем приличную болезнь
Лечили незаконно марганцовкой?
Куда девался кляузник-сосед?
Ведь без него забудут в нашем жэке,
А ведь у нас таких законов нет,
Ну, чтоб совсем забыть о человеке.
Он был к порядку рвеньем обуян,
И правота его неоспорима —
Когда наш дворник падал в стельку пьян,
Он говорил: «Не проходите мимо!»
«Соседи снизу едут на курорт…
А те, что сверху, выражались грубо…
За стенкой слева сделают аборт…
А тем, что справа, будут дергать зубы!»
Куда ж девался ты, ядрена мать?
Мы ждем тебя по пятницам и средам.
Мы друг о друге стали мало знать,
Скорее подыщите нам соседа!
1983 год
Куда-куда ведут пути-дорожки
Куда-куда ведут пути-дорожки —
До крышки гроба, знает каждый псих.